The Nautilus (США): странный мозг величайшего в мире скалолаза-одиночки

Алекс Хоннольд породил новое слово. Английский глагол to honnold (примерно: «хоннольдить») значит «стоять на высоте спиной к отвесной каменной стене и глядеть в пропасть». В бездну, в самом прямом смысле слова. На этот неологизм публику вдохновили фотографии Хоннольда на уступе Слава Богу высотой 550 метров в Йосемитском национальном парке. Тогда Хоннольду удалось боком прокрасться по узкому выступу: пятки к стене, носки над пропастью. В 2008 году он стал первым, кому покорился гранитный купол Хаф-Доум без страховки. Потеряй он равновесие, его бы ждал долгий десятисекундный полет к смерти. Представьте себе. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Хоннольд — величайший скалолаз-одиночка в истории. Он забирается в горы налегке, без какой бы то ни было экипировки. Любое падение с высоты свыше 15 метров, вероятнее всего, будет смертельным. Это значит, что, отправляясь на свои былинные подвиги, он всякий раз рискует жизнью двенадцать и более часов. На самых трудных маршрутах его пальцы едва касаются скальной поверхности, даже слабее, чем ваши пальцы — экрана смартфона, а пальцы ног упираются в полоску камня не шире пачки жевательной резинки. Даже от одного видео лазания Хоннольда немудрено испытать головокружение, сердцебиение и тошноту. Многие вообще отворачиваются и просто не могут заставить себя смотреть. Даже сам Хоннольд признался, что у него потеют ладони, когда он смотрит на себя в записи. Все эти заслуги снискали Хоннольду славу величайшего скалолаза. Его портреты украшали обложки «Нэйшнл джиографик» и «60 Минутс», он снялся в рекламе «Ситибанка» и «БМВ», а также в целой куче вирусных видео. Пусть сам он и признает, что чувство страха ему хорошо знакомо (так, эпизод на уступе Слава Богу он описывал как «невероятно стремный»), его имя стало символом бесстрашия. От досужих рассуждений о том, что у него якобы не все дома, нет отбоя. В 2014 году Хоннольд выступил с речью в «Зале исследователей» в штаб-квартире Национального географического общества в Вашингтоне. Публика собралась, чтобы послушать фотографа-альпиниста Джимми Чина и многоопытного путешественника Марка Синнотта, но гвоздем программы все же стал Хоннольд. И самые бурные аплодисменты Синнотт сорвал историей, как однажды они с командой поплыли на парусной лодке в Оман, чтобы добраться до Мусандамского полуострова, кистью скелета вдающегося в северную часть Персидского залива. Доплыв до глухой деревушки, они сошли на берег пообщаться с местными. «Вдруг они начали кричать и тыкать пальцами на утес. Мы такие: „что стряслось?". Но про себя я подумал: кажется, догадываюсь». На экране зажглось фото, и зрительный зал ахнул. Хоннольд, обычный парень в серой толстовке с капюшоном и камуфляжных штанах, — вот же он стоит рядом, на этой же сцене, — лезет крошечной фигуркой на огромную, белую, как кость, гору, высящуюся над деревней. Один и без страховки. «Камень там был не ахти, бывает и лучше», — признался он потом. «Жители деревни уже было решили, что Алекс — что-то вроде мага или чародея», — подытожил Синнотт. По окончании презентации путешественники уселись за раздачу автографов. Люди выстроились в три очереди. В одной стояла врач-невролог — она собиралась перекинуться с Синноттом словом-другим о так называемом центре страха, который есть в голове у каждого. Дождавшись, она доверительно наклонилась, кивнула на Хоннольда и изрекла: «А ведь у парня-то миндалина в мозгу не фурычит». Когда-то давно Хоннольд признавался, что боится — и это его собственные слова, а не мои — показываться врачам, чтобы те не лазили к нему в голову и в душу. «Я всегда предпочитал в этом не копаться, — говорил он, — Типа, раз не сломалось, то нечего и чинить. Чего тут вообще разбираться? Но теперь мне кажется, что я дорос и до этого». Популярная у скалолазов горная вершина Эль-Капитан в Йосемити, Калифорния И вот мартовским утром 2016 года он растянулся внутри огромной белой трубы в Медицинском университете Южной Каролины в Чарльстоне, словно сосиска в хот-доге. Этот аппарат — сканер МРТ, по сути своей — гигантский магнит. Активность разных частей мозга он отслеживает по силе кровотока. За несколько месяцев до этого я уже предлагал Хоннольду взглянуть поближе на его мозг, вызывающий как восхищение, так и многочисленные злые шутки. «Как бы это сказать, я чувствую себя совершенно нормальным человеком, — сказал он, — будет любопытно узнать, что скажет наука». Зачем ему это надо? Когнитивного нейробиолога-добровольца, которая вызвалась просканировать Хоннольда, зовут Джейн Джозеф. В 2005 она одной из первых начала исследовать мозги любителей острых ощущений, которых привлекают занятия, связанные с высоким уровнем риска. Погоня за острыми ощущениями давно интересует психологов: зачастую эта страсть выходит из-под контроля, приводя к алкогольной и наркотической зависимости, сексоголизму и игромании. В Хоннольде Джейн увидела тип еще более примечательный: любитель сверхострых ощущений, который тянется к ощущениям за гранью опасности, но при этом не теряет самообладания, контролируя как разум, так и тело. Способности Хоннольда ее попросту поразили. Она начала было смотреть видео, как он карабкается вверх без страховки, но не смогла — у нее самой обычный порог опасности. «Интересно узнать, что у него внутри», — предвкушает она. Мы сидим в комнате управления за тонированным окном. Сканирование начинается. «Сейчас поглядим, как чувствует себя его миндалина: правда ли у него нет страха». Миндалевидное тело (оно же миндалина или амигдала) часто называют центром страха, но оно скорее служит центром реагирования на угрозы и дешифровки сигналов тревоги. Миндалина получает информацию прямиком из органов чувств, благодаря чему мы автоматически делаем шаг назад от края пропасти, не задумываясь ни на долю секунды. Она вызывает и ряд до боли знакомых тревожных реакций: сердцебиение, потные ладони, туннельное зрение, потеря аппетита. Между тем миндалина лишь пересылает данные «наверх» для более точной обработки в коре головного мозга, а уж там они превращаются в осознанную эмоцию — страх. Картинка первоначального сканирования выводится на экран ассистента Джеймса Пёрла. «Можешь приблизить миндалину? Нам надо знать наверняка», — просит Джозеф. В медицинской литературе описаны редкие случаи врожденных патологий, например, болезнь Урбаха-Вите, которая вызывает разрушение миндального тела. Хотя такие больные и не испытывают страха, у них наблюдается ряд других симптомов — например, полное безразличие к личному пространству. Один такой пациент не только спокойно стоял нос с носу с окружающими, но и умудрялся сохранять зрительный контакт. Пёрл пролистывает симметричные слои, напоминающую причудливую топографию теста Роршаха. Вдруг из серой трясины выступает пара миндалевидных узелков. «Есть!» — радуется Джозеф, а Пёрл смеется. Чем бы ни объяснялось бесстрашие Хоннольда, причиной тому — явно не отсутствие миндалины. На первый взгляд, орган кажется совершенно здоровым, комментирует Джозеф. Хоннольду же, который лежит в трубе, показывают слайд-шоу из 200 картинок, которые меняются так, словно кто-то щелкает телеканалами. Их задача — будоражить эмоции. «Во всяком случае, у обычных людей, не-Алексов, миндалина буквально выстреливает», — говорит Джозеф. «Честно сказать, на некоторые из картинок я даже смотреть не могу», — признается она. Среди фото встречаются изувеченные трупы, забитый калом унитаз, женщина, которая делает себе интимную эпиляцию воском, и две бодрящих сцены скалолазания. «Может, его миндалина просто не срабатывает: никакой реакции на внешние стимулы не идет, — хмурится Джозеф. — Возможно, у него настолько крепкие нервы и настолько сильная саморегуляция, что как бы ни сходила с ума миндалина, лобная доля гасит любые эмоции». Есть тут и экзистенциальный вопрос: зачем ему это все? «Он же знает, что его увлечение опасно для жизни. Да окружающие напоминают ему об этом чуть ли не каждый день. Может, дело в наслаждении, глубоком чувстве удовольствия от острых ощущений?». Чтобы выяснить это, Хоннольд приступает ко второму испытанию. На экран выводится «поощрительный тест». Хоннольд выигрывает или проигрывает небольшую сумму (максимум 22 доллара) в зависимости от того, как быстро он жмет на кнопку при появлении сигнала. «Это задание активирует механизм вознаграждения, и у большинства он ярко выражен», — комментирует Джозеф. На сей раз специалист рассматривает другую область мозга — прилежащее ядро, центр удовольствия, расположенный недалеко от миндалины (которая в механизме вознаграждения тоже участвует). Это один из основных переработчиков дофамина — нейромедиатора, который будоражит желание и вызывает чувство удовлетворения. Охотникам за острыми ощущениями, объясняет Джозеф, требуется более серьезная стимуляция дофамином. Через полчаса Хоннольд вылезает из сканера. Вид у него утомленный, а взгляд — по-детски заспанный. Он вырос в Сакраменто, штат Калифорния, и у него подкупающе откровенная, хотя и несколько непривычная манера держать себя — как будто он одновременно сосредоточен и расслаблен. Его кличка — «Подумаешь». О большинстве проблем он отзывается именно так. У него худощавое тело профессионального скалолаза с рельефной мускулатурой, больше напоминающей энтузиаста фитнеса, чем культуриста. Исключение составляют разве что пальцы — они выглядят так, словно их только что прищемили дверью, и предплечья — на ум приходит морячок Папай из мультфильма. «Вот я проглядел все эти фото — это что, вроде как стресс?» — недоумевает он. «Во всяком случае, обычно они вызывают сильное возбуждение», — отвечает Джозеф. «Я, конечно, не знаю, но как будто ничего особенного», — делится он. Фотографии, даже самые ужасные, с обгоревшими детьми, показались ему избитыми и заезженными. «Как в кунсткамере», — резюмирует он. Через месяц, тщательно изучив сканы Хоннольда, Джозеф организует групповой звонок в Шанхай. Хоннольд отправился в Китай покорять усыпанную сталактитами Великую Арку в национальном парке Гету — на сей раз со страховкой. Редкий случай: голос Хоннольда выдает усталость и даже намек на стресс. За несколько дней до этого он вскарабкался легким путем на гору близ Индекса, штат Вашингтон, чтобы провесить перила для родителей своей подружки, Санни МакКэндлесс. Когда та спускала его вниз, выяснилось, что веревки не хватает — слишком короткая. Хоннольд грохнулся с трехметровой высоты и приземлился на кучу камней. «Ну, облажались маленько», — отреагировал он, отделавшись компрессионным переломом двух позвонков. Вышло так, что самую серьезную травму за всю скалолазную карьеру он заработал, несмотря на страховку. «И что все это значит?— интересуется Хоннольд, разглядывая яркие снимки МРТ. — Мой мозг в порядке?» «В полном, — успокаивает Джозеф, — и вот что интересно…» Что привлекло ее внимание, видно невооруженным глазом. Для сравнения Джозеф взяла еще одного подопытного — тоже заядлого скалолаза, причем того же возраста. Как и Хоннольд, он счел задания скучными. Однако на тех снимках, где мозговая активность отмечается фиолетовым цветом, его миндалина горит неоном, в то время как у Хоннольда — сплошь серый цвет. Активность нулевая. Переходим к результатам «поощрительного» теста. И снова миндалина и ряд других частей мозга испытуемого «горят как новогодняя елка», показывает Джозеф. У Хоннольда же засветились лишь те части мозга, где обрабатывается зрительная информация — знак того, что он бодрствовал и смотрел на экран. Остальной же мозг на снимках — безжизненно черно-белый. «Похоже, там вообще тишина, — оценивает Хоннольд, — не очень-то у меня голова варит». Чтобы убедиться, что точно ничего не упустила, Джозеф пробовала понизить статистический порог. Так ей удалось обнаружить, что в миндалине зажегся единственный воксель — мельчайшая частица серого вещества, которую «видит» сканер. Но эти данные невозможно отличить от погрешности. «При нормальной чувствительности никакой активности миндального тела не распознается», — констатирует она. Может, как раз поэтому Хоннольд преспокойно лезет без страховки даже туда, где обычного человека давно бы взял ступор? Очень может быть, размышляет Джозеф. Именно такое объяснение она и видит. Если нет активности, то и ответа на сигнал тревоги тоже нет. У Хоннольда и вправду редчайший мозг. Похоже, чувство страха ему действительно неведомо, и он ничего не боится. Вообще ни капельки. Сам Хоннольд никогда не принимал разговоры о собственном бесстрашии всерьез — хотя весь мир восхищается тем поистине сверхъестественным спокойствием, с каким он висит на кончиках пальцев на краю верной гибели. Свое первое серьезное восхождение без страховки он совершил более десяти лет назад, на гору Ребристый угол близ озера Тахо в Калифорнии — причем в полном одиночестве. По замысловатый шкале сложности, которая в ходу у скалолазов, там было 5,7 баллов — на 15 меньше, чем тогдашний рекорд Хоннольда. Но все равно там отвес высотой 90 метров, его никто не отменял. «Сорвешься — костей не соберешь», — вспоминает Хоннольд. Чтобы одолеть маршрут в одиночку и без страховки, главное — захотеть. «Думаю, дело не в каких-то там сверхспособностях, а в желании, его у меня хоть отбавляй», — считает он. Его кумирами были скалолазы-бесстраховщики Питер Крофт и Джон Бачар, которые подняли свободное скалолазание на новую высоту в 1980-х и 1990-х (кроме того, Хоннольд был очень стеснительный, а это мешало ему находить спутников). Он разглядывал их фото в журналах по альпинизму и чувствовал — нутром, наверное — что хотел бы оказаться на их месте и попробовать свои силы: чтобы все было под контролем перед лицом смертельной опасности. Иными словами, он — клинический случай искателя острых ощущений. В тот же самый день, когда ему делали МРТ мозга, Хоннольд прошел психологический тест на азартность. Его попросили оценить, насколько соответствуют действительности следующие утверждения: «я люблю нестись вниз по снежному склону» («Да я, блин, обожаю горные лыжи»); «мне всегда хотелось прыгнуть с парашютом» («А то! Я даже научился выполнять затяжные прыжки»); «мне нравится исследовать чужие города или районы, даже если есть риск потеряться» («Да это по сути мои будни и есть»). Как-то раз он заполнял подобную анкету для шоу экстремальных видов спорта. Так вот, вопрос «не хотите заняться скалолазанием?» был проиллюстрирован иллюстрировал его собственным портретом. Ни тени активности в центре страха Однако тогда, на Ребристом углу, он испугался не на шутку. Приходилось судорожно цепляться за каждый выступ. «Я хватался так, что пальцы потом отваливались», — вспоминает он. Разумеется, на этом он не остановится. По собственному выражению, Хоннольд отрастил «психологическую броню» и раз за разом научился перешагивать порог страха. «На каждый реально трудный кусок приходилось по сотне попроще», — говорит он. Мало-помалу даже самые безрассудные трюки стали казаться ему обычными: например, когда он держится самыми кончиками пальцев, а ноги висят над пропастью. Последний раз он проделал такое в июне, без подготовки и страховки забравшись на печально известную скалу Полный улет. За двенадцать лет свободного скалолазания Хоннольду случалось отпускать хват, поскальзываться, сбиваться с маршрута, его заставали врасплох птицы и муравьи, доводилось ему и просто «психовать, потому что проболтался в воздухе слишком долго». Но преодолевая эти трудности, он научился укрощать свои страхи. Мэри Монфилс, глава лаборатории памяти страха при Техасском университете в Остине, говорит, что Хоннольд пошел классическим путем борьбы со страхом, пусть и довел его до крайности. До недавних пор, объясняет она, большинство психологов полагали, что воспоминания о пережитых событиях, даже самых страшных, остаются неизменными. Однако за последние 16 лет в науке произошел сдвиг. Исследования показали, что, вспоминая то или иное событие, мы словно реконструируем его, воссоздавая заново. Меняя те или иные детали или их толкование, мы можем вытравить из памяти чувство страха. Хоннольд ведет журнал, где он подробно описывает свои восхождения и оставляет пометки, что можно улучшить. Перед самыми сложными подъемами он тщательно готовится и репетирует приемы, оттачивая каждое движение до совершенства. Готовясь к одному подъему «фри соло» высотой в 365 метров, он в красках представил, что может пойти не так — вплоть до «сорвусь, упаду и истеку кровью» — и смирился с этими сценариями еще у подножья. На Лунный уступ в национальном парке Сион в штате Юта он забрался после 13 лет скалолазания и четырех лет сольных восхождений. Копаясь в памяти, мы всякий раз видим то или иное событие немного в другом свете, объясняет Монфилс. То, насколько их преломляет Хоннольд, — отличный пример перепрограммирования. Сходным образом работает и визуализация, или зрительное воображение, только тут мы рисуем себе будущие события как уже случившиеся. «Представляя все в пошаговом режиме, он, должно быть, натренировал двигательную память и обрел уверенность в своих силах», — предполагает Монфилс. Эта уверенность, в свою очередь, снижает чувство страха. Это объясняет, почему люди, стесняющиеся говорить публично, тем быстрее перебарывают свой страх, чем чаще им приходится выступать на публике. Кстати, Хоннольд поначалу тоже ужасно боялся. «Становится легче, если чувство страха удается преодолеть хотя бы раз, а потом еще и еще, — объясняет Монфилс. — Да, это трудный путь, но с каждым разом становится все проще». Здесь снова ключевую роль играет миндалина. Монфилс приводит пример из собственного опыта. Она с детства боится змей. Как-то раз они с друзьями катались на каноэ. Завидев, как по прибрежной ветке ползет водный щитомордник — ядовитый — Монфилс с диким криком схватилась за весло и не успокоилась, пока не отгребла на середину озера. После этого она целый год ни в какие походы не ходила. Потом она все же решилась, но снова встретила змею — и снова завелась. Но на сей раз она решила подойти к делу как профессионал. Успокоившись, она попробовала проиграть эпизод заново, уже с позиций логики и здравого смысла. Так она перепрограммировала свое воспоминание и смогла извлечь из него пользу. Уже через неделю она переборола страх, набралась смелости и снова пошла в поход. «Перед тем, как вспоминаешь: „вот тут-то я змею и встретил", — буквально на долю секунды загорается миндалина, — объясняет она. — Поэтому и руки потеют, и эмоции накатывают. Чтобы включить префронтальную кору и сказать: „никакой змеи здесь нет, и даже в прошлый раз она тебе ничего не сделала, а просто мирно лежала", — требуется отдельное, осознанное усилие. И кора как бы гасит вспыхнувшую миндалину. Она расставляет все по местам: бояться нечего, иди смело». Сказать наверняка, насколько бесстрашие Хоннольда врожденное, а насколько усвоенное путем тренировок, мы не можем — для этого нам понадобилась бы машина времени, чтобы попасть в прошлое и просканировать мозг Хоннольда, пока тот еще не увлекся свободным лазанием. Но кое-что исключить все же можно. Нейробиолог Джозеф Леду из Нью-Йорского университета изучал мозговые реакции на угрозы с 1980-х. Он говорит, что за всю его карьеру ему ни разу не встречались пациенты с нормальной миндалиной, которая бы при этом ни на что не реагировала, — а у Хоннольда, получается, именно так и происходит. Чтобы миндалина «перегорела» от чрезмерной стимуляции, тоже маловероятно, говорит он. От моих рассказов, как миндалина Хоннольда так и не включилась за все время тестов, Леду лишь изумляется: «Ничего себе». По словам Леду, существует генетическая изменчивость, и разные части мозга у разных людей работают по-разному. Поэтому можно смело предположить, что реактивность на угрозу у Хоннольда пониженная — и именно поэтому он в молодости в фотографиях своих кумиров-скалолазов увидел лишь мощный стимул, а не смертельную опасность. Помимо наследственности, важны и тренировки: за многие тысячи часов он сам запрограммировал себя на высокий риск. «Вероятно, его мозг изначально предрасположен к тому, чтобы реагировать на угрозы слабее обычных, нетренированных людей. От его поведенческих стратегий эти качества лишь усилились», — объясняет Леду. В психике же, которая и предопределила страсть Хоннольда к свободному лазанию, роль генетики проследить проще. Считается, что тяга к острым ощущениям наследственная и частично передается от родителей к детям. Эта черта связана с пониженным порогом тревожности и притупленной реакцией на опасные ситуации. Одно из следствий этого — склонность недооценивать риски — недавнее исследование объяснило низкой реактивностью миндалины и недостаточным подавлением азартных эмоций префронтальной корой. Изменилось ли самовосприятие Хоннольда от сознания собственной необычности? Джозеф в своем исследовании отдельные случаи не отслеживает (и даже сканирование Хоннольда считает «единичным наблюдением»), однако, по ее опыту, «значительно ослабленная» реактивность миндалины среди любителей острых ощущений встречается нередко. Хоннольд же — случай уникальный и ярко выраженный. Данные, собранные ее лабораторией, свидетельствуют: Хоннольд вдвое азартнее обычного человека и на 20% азартнее среднестатистического любителя острых ощущений. Полное отсутствие реакции она списывает на то, что ее тесты для Хоннольда оказались слабоваты. Хоннольд также набрал высокий балл за аккуратность, концентрацию и цельное видение. Тесты зафиксировали хладнокровный расчет — его типичный образ действия — а также крайне низкий уровень невротичности. Такие, как он, не склонны ломать голову над неудачными исходами или неминуемыми рисками. «Когда не боишься с самого начала, то и контролировать себя куда проще», — делится Хоннольд. «Его психика позволяет ему терпеливо сохранять предельную концентрацию, будучи при этом полностью заряженным на получение острых ощущений», — отмечает Джозеф. На одном-единственном примере гипотезу не выстроишь, но парень по кличке «Подумаешь», которому не слабо закатывать сольные вылазки без страховки в зону смерти, вполне может считаться убедительным доказательством теории Джозеф. «Любитель острых ощущений по определению обладает сильной заряженностью на положительную нервную стимуляцию, но в то же время никогда не теряет самообладания и всегда владеет собой. Это очень важно. Думаю, в будущем понимание этого поможет нам в лечении алкоголизма, наркомании и тревожных расстройств, мы разработаем эффективные стратегии, — говорит она. — Новый подход можно выработать, просто общаясь с Алексом». Например, ряд вредных привычек, типичных для любителей острых ощущений, строятся на острых переживаниях без моментальных последствий — например, запойное пьянство или наркомания. Хоннольд же не только не пьет и не употребляет наркотиков, но даже не пьет кофе. Джозеф раздумывает, нельзя ли как-нибудь перенаправить эту энергию на другие виды деятельности с высокой степенью возбуждения — например, то же скалолазание, только со страховкой, — которые также требуют самоограничения, тщательного планирования, сосредоточенности и нацеленности на результат, культивируя иной образ жизни. Поучиться магии Хоннольда не повредит никому. Вовсе не обязательно иметь сверхспособности или уметь полностью подавлять миндалину, как по команде, — но терпение, труд и постоянные встречи со страхом любого научат набираться смелости, о которой и не подозревал. Стимул у Хоннольда иной, и ставки в его игре выше. Но факторы риска никто не отменял даже для человека с его уникальной психикой — будь то врожденной или выработанной упражнениями. На мой вопрос, каким он видит идеальное сольное прохождение, он отвечает: «Когда попадаешь в ситуации, которые тебе по кайфу. Настоящая жесть, понимаешь? Вообще офигенно. В этом и смысл — попасть в ситуацию, где чувствуешь себя настоящим героем». Он признается, что ежедневные вылазки попроще немного приелись — хотя большинству и они покажутся экстремальными. Чувство неудовлетворенности остается даже после походов из заветного списка. «Вышло гораздо слабее, чем я рассчитывал, — отозвался Хоннольт о трех недавних маршрутах, пройденных за один день. — От новых достижений ждешь эйфории, но вместо подъема часто ощущаешь разочарование». Практически полное отсутствие реакции на поощрительный тест вписывается в гипотезу о том, что искателям острых ощущений нужны более мощные стимулы. Они позволяют запустить механизм выработки дофамина и дают чувство радости, говорит Джозеф. И один из возможных исходов — бесконечная погоня за сильными ощущениями. В случае c наркоманией или игроманией она приводит к зависимости и «подсадке». В этом смысле Хоннольд «подсел» на скалолазание, объясняет Джозеф, и жажда все более острых ощущений подталкивает его все ближе к пределам собственных способностей. В то же время его вылазки отличаются тщательной подготовкой и добросовестностью. Таким образом, наибольший риск для Хоннольда кроется в противоречии между импульсивными желаниями. Джозеф ожидала, что Хоннольд покажет низкие результаты по шкале импульсивности — в том, что касается расторможенности и необдуманных решений, принятых без задней мысли о последствиях, зачастую в дурном расположении духа. Он же, напротив, набрал высокий балл. Это отчасти объясняет, почему Хоннольд, по собственному выражению, иногда «забивает на все болт» — и тогда сосредоточенность сменяется депрессией и страхом, а вместо тщательно обдуманных шагов возникают импульсивные решения. Вот пример. Как-то раз, в 2010 году, по собственным словам, «слетев с катушек» от семейных ссор, он полез на 300-метровую отвесную стену в Неваде, куда раньше залезал всего лишь один раз, да и то со страховкой. Хоннольд считает, что этот случай научил его ради поставленной цели укрощать как радость, так и дурное настроение. Как вы догадываетесь, все закончилось благополучно — никто не пострадал. Я спрашиваю Джозеф, что она посоветует Хоннольду по результатам сканирования и тестов. «Не позволяй импульсам одержать верх над осмотрительностью», — отвечает она. Когда мы связываемся с Хоннольдом в следующий раз, они с подружкой уже уехали лазать в Европу. Я спрашиваю, изменилось ли как-нибудь его самовосприятие от осознания собственной необычности? Да нет, отвечает он. Новость о том, что его миндалина дрыхнет, как старый пес в ирландском пабе, на его стиль никак не повлияла и честолюбия не прибавила. Это не значит, впрочем, что ему не было о чем подумать. Как-то во время отдыха они с МакКэндлесс решили попробовать свои силы на «виа феррата» близ Лаутербруннена в Швейцарии. «Виа феррата» — это скальный участок с искусственными конструкциями — ступеньками, лесенками, площадками, выступами и мостиками, вбитыми в камень. Для безопасности альпинистов имеется страховочный канат. Хоннольд, конечно же, о страховке и слышать не захотел. «Но в какой-то момент я подумал: блин, а тут, оказывается, жесткач. Пришлось типа собраться», — вспоминает он. Выяснилось, что «виа феррата» из железных арматур ведет по скальной породе на 900 метров вверх от подножья. Хоннольд с подружкой забрались высоко в горы, погода угрожающе испортилась, МакКэндлесс была готова разреветься, да к тому же вода после недавних дождей текла по плитам известняка прямо в лицо, а упоры для рук и ног стали скользкими. «Поневоле пришлось задуматься: а как я обычно справляюсь со страхом?» — признается Хоннольд. Тут он и понял, что вообще об этом не думает — и этот раз не исключение. Он побывал в стольких передрягах, что они уже стали рутиной. Справляться тут было не с чем: такой уж он человек. «Ничего страшного здесь нет, — сказал он себе, — это моя работа, и точка». Джей Би МакКиннон — автор статей и книг об окружающей среде, туризме, потребительстве и других темах. Его последняя книга называется «Мир ушедший и будущий: природа, какой она была, какая есть и какая будет».