Семейные ценности, или Сказ о капризной невесте, нехорошем подполье и лисьей шубе

В Сербии зажарили козу, съевшую 20 тысяч евро. Деньги почему-то лежали на столе с самого утра. Может, хозяева их пересчитывали каждый день, чтобы жизнь казалась радостней. А потом счастливые обладатели евровалюты отлучились на минуту, а коварная коза прыг — и все. Остались от евриков рожки да ножки. Козу наказали — за собственную человеческую, а вовсе не козлиную глупость. А отец семьи впал в кататоническое состояние: сидит в углу молча, на внешние раздражители не реагирует. Наверное, даже от жареной козлятины отказался, потому что кусок в горло не лез. Народ во мнениях разделился, конечно. У кого есть припрятанные тысячи — тот за мужа горой. У кого нет, тот за козу. Жалеют и делятся известными случаями, когда дензнаки были потеряны неестественным и несчастливым образом. Так, одна мама держала свои драгоценности в старых сапогах, а сапоги те лежали у нее в гараже, заваленные всяким старьем. Мама уехала на свадьбу в Махачкалу из своего Хасавюрта, а дочь решила сделать ей сюрприз — вычистить гараж. Сделала: старые сапоги отдала цыганам. У мамы — «инфаркт микарда, вот такой рубец!» А все почему? Не верим мы в стойкость юных, не бреющих бороды. Ну, спрятала, понятно — но поделиться с родной дочерью можно было? Или вот: дедушка держал деньги в колене старого унитаза на балконе у дочери. Тонкую пачку стодолларовых купюр, как водится, «на похороны». Дочь, кстати, была не в курсе, что там лежит отцовский «кус», да еще и похоронный (и совершенно непонятно, как в час Х дедушка собирался ей об этом сообщить). Унитаз оказался на свалке, а старый от злости на домочадцев передумал помирать и жив до сих пор, хвала богам. Иногда, впрочем, даже внутрисемейное доверие не спасает, потому что вмешиваются кысмет (или рука судьбы) и стихия. Жила в Махачкале в стародавние советские времена одна семья. Очень скромные с виду люди. Дом возвели в Пятом поселке полутораэтажный, потому что партия в те времена двух этажей в частном домовладении сильно не одобряла и могла наслать проверку. Полстраны в коммуналках и бараках, а вы тут жируете? Поэтому отец семьи, тихий бухгалтер процветающего муниципального предприятия, аккуратно выстроил огромный дом в полтора этажа, а чтобы соседи не завидовали — обсадил весь забор деревьями. Если в глаза не бросается, то как бы ничего и нет. И в целом семью кормилец держал почти в черном теле. Например, старшему сыну купил подержанные «Жигули», а не новые. А дочкам — по каракулевому полушубку, хотя мог бы на целую шубу замахнуться вполне. Также тихонечко он справил на свою зарплату бухгалтера процветающего муниципального предприятия еще два полутораэтажных дома — для сыновей. И вообще жил, с властями не ссорясь и не связываясь, и потому деньги свои хранил в банке. Сберегательной. В собственном подвале. В глубоком подполье, за компотом и огурцами, укрытые старым войлочным ковриком, стояли трехлитровые банки, закатанные по всем правилам консервирования, а в них томились советские сиреневые двадцатипятирублевки. Поначалу емкости эти были семисотграммовыми баночками, но их становилось все больше, да и варенье надо было в чем-то хранить. В общем, баночки вырастали, становились банками — жизнь в СССР была простая, девать эти кровно заработанные практически некуда, а шиковать, чтобы соседи и партком прознали, скромный бухгалтер опасался. И так и жили бы эти достойные люди и дальше, но в каждую семью когда-нибудь да приходит проблема в виде избалованного дитя. Старший сын — мамочкина радость — отказался жениться на подходящей для себя девушке. То есть той, которую родители нашли по всем правилам дагестанской жизни в родном ауле. Предполагаемая невеста была крепкая работящая девушка, дочь председателя колхоза. И все в этой партии были на брак согласные, кроме нашего жениха, назовем его Халид. У Халида — студента сельхозинститута и счастливого обладателя подержанной машины «Жигули» — были всяческие запросы. По мнению родителей — глупые и ненужные, по его собственному — культурные! Невесту он отверг как «толстоногую» и «пахнущую коровой». И специально ходил во двор мединститута, чтобы там случайно встретить девушку своей мечты. И, конечно, встретил: студентки Дагестанского мединститута в советские времена — это были пятизвездочные невесты. Доктор! Свой! Собственный! Будет лечить всех бесплатно! Это, во-первых. Ну и, во-вторых, есть о чем рассказать вскользь («Невеста наша на пятом курсе, будем ординатуру ухо-горло-нос выбивать!») родне на соболезновании или на свадьбе. Поэтому родители Халида поворчали (председатель колхоза уплывал из рук вместе с мясом-молоком и прочими коврижками натурального хозяйства), но будущего врача в семью согласились принять. Родители невесты — инженер и учительница — проживали в маленькой трешке в Редукторном поселке, что, конечно, ни в какое сравнение не шло с условиями жизни главы целого колхоза. С другой стороны, удобно иметь сватами людей с высшим образованием: инженер всегда пригодится — машину отремонтировать или котел починить, ну и учительница будет внуков наукам обучать бесплатно, поди плохо. Перед самым сватовством выяснилось, что запросы у невесты тоже пятизвездочные. Ей категорически не понравился новый дом жениха. Он показался ей маленьким и темным, а при виде огорода она фыркнула, что не для того училась на одни пятерки, чтобы потом в земле копаться, и «да еще корову там заведите!» Невеста решительно потребовала, чтобы дом продали, а квартиру приобрели — да хотя бы и кооперативную. Счетовод и его жена открыли было рот, чтобы объяснить нахалке ее место в пищевой семейной цепи, но Халидик начал театрально хвататься за сердце и вообще вести себя как Чайльд-Гарольд — так сказала его младшая сестра, студентка филологического факультета. А еще девица объявила, что каракуль — это вчерашний день. И что она хочет шубу непременно лисью — она ей к волосам и глазам подходит. В общем, как вы поняли, дело полным ходом шло к расконсервации стратегических семейных запасов, что страшно мучило отца семейства. Папа жениха лишился сна и аппетита и целую неделю сидел в саду под абрикосом, пытаясь свести дебет с кредитом, чтобы и его овцы были целы, и невестки сыты. В конце концов, в черный понедельник он решительно полез в подпол, чтобы откупорить один из пяти заветных депозитов. Поднял люк в коридоре и спустился по лесенке вниз, а жена и пятеро детей остались наверху, в скорбном молчании глядя на яму, поглотившую отца. Некоторые время из-под земли не было слышно ни звука. Потом раздался дикий рев. Никто не ожидал, что отец семейства на такое способен, поэтому все дружно попрыгали в подпол. Тихий счетовод процветающего муниципального предприятия выл как раненный в самое сердце лев и метался по подвалу. Оказалось, что холодный год загнал в подпол крысиное семейство. И оно там здорово устроилось: из теплого куска войлока, прикрывавшего накопления семьи Гаджиевых, бессовестные грызуны устроили себе гнездо и утеплили его прекрасными сиреневыми двадцатипятирублевками, предварительно искрошив их в труху. Как они прогрызли жестяные крышки — так и осталось загадкой. Из пяти банок уцелела одна, и тратить драгоценное на переделку жилья и шубу для какой-то понтушки пострадавший от грызунов отказался наотрез. Несмотря на то что Халидик практически слился с Чайльд-Гарольдом. Дочь инженера и учительницы такого отношения к себе не простила. Халидику вернули кольцо и невестинский чемодан с бельем и платьями. И мало того, бессовестная девица таки вытащила из отвергнутого жениха печальные подробности и растрезвонила об этом всем. В рассказе фигурировала фраза: «Чуть не вляпалась в эту тупую семейку, которая деньги в банки закатывает, вместо того чтобы жить по-человечески!» — и ее повторили все, даже председатель родного колхоза. Последний, кстати, узнав про значительно сократившееся богатство потенциального родственника, совершенно перестал того узнавать на всяких общеаульских мероприятиях и дочку поспешил выдать замуж за механика из МТС (машинно-тракторная станция в СССР, а не то, что вы подумали). Бессовестная медичка тоже быстро нашла себе жениха с новыми «Жигулями», а вот Халидика потом долго не могли женить: мешала репутация представителя «тупой семейки» плюс разбитое сердце. А тихий счетовод сделался совершенно нетерпим к семейству мышиных в принципе — сыпал отраву везде где только можно, а ночами вслушивался в тишину, дабы уловить зловредное царапанье и хруст съедаемых семейных ценностей.