"На улицу не хочу": кот-беженец и другие истории столичных бездомных

МОСКВА, 20 янв — РИА Новости, Алексей Михеев. Каждый новый день для бездомного, особенно зимой, — это настоящая борьба за выживание. Найти где согреться, переночевать, достать еду, одежду, перевязать незаживающие раны, помыться. По разным оценкам, тех, у кого нет крыши над головой, только в Москве — десятки тысяч. Помогать им пытаются многие: кто по зову сердца, кто — по долгу службы. Насколько это получается, разбирался корреспондент РИА Новости. Когда умрете, тогда и приходите Наталья Чернявская работает операционной медсестрой в 31-й столичной больнице. Между сменами она ездит на московские вокзалы с волонтерами фонда "Дом Друзей" — единомышленниками погибшей в декабре 2016-го в авиакатастрофе над Черным морем Елизаветы Глинки — осматривать бездомных, лечить раны, давать консультации. Доктор Лиза была в свое время первой, кто взял на себя этот труд, прежде уличной медициной в Москве практически никто не занимался. "Я искренне считаю, что мою помощь должны получать не только те, кто прошел через приемный покой, — говорит Наталья. — У нас очень много отказов. Я работала в нескольких больницах — и везде одно и то же : если нет документов, то дальше перевязки в приемном покое дело не пойдет, разговора с больным не будет. Закон обязывает, конечно, принять любого человека на трое суток, но делается это только в случаях, когда состояние угрожает его жизни, к примеру, у пациента сильное кровотечение. В этом случае положат и будут выводить в более стабильное состояние. А вот если не факт, что ты умрешь через три дня…." Но даже в экстренных случаях последнее слово остается за администрацией клиники. А бездомных здесь традиционно не очень привечают. Так, например, Николай, один из подопечных Натальи, обращался за помощью несколько раз. У него обширные трофические язвы на ногах, от холода и постоянного стресса они не заживают, и в недалеком будущем, как сказали врачи, он — кандидат на ампутацию. Спасти его просто: достаточно регулярно менять повязки и обрабатывать раны. Николай, кстати, сам когда-то закончил медучилище, а на улице оказался из-за семейных сложностей. "Радости здесь мало. На улице не живут, а выживают. Вот для меня главное — не помереть с голоду, раздобыть денег, чтоб хватило на метро проехать, на сигарету и на выпить. Побираюсь. Сколько подают? С каждым годом все меньше. Раньше больше подавали, денег было столько — не знали, куда девать. А теперь все", — качает он головой. "Кинут в яму, и прошла жизнь" Как почти все на улице, Коля пьет. Но проблемой для себя это не считает. "Я, — говорит, — могу месяцами не пить. А потом возьму — и запью. И тоже месяцами могу пить. Я могу спокойно бросать. Просто… скучно, наверное. Ох, что-то мне это совсем не нравится…" Конечно, он переживает из-за ног. "Сначала стало немного чесаться. А потом — вон оно как… Врач подошел в больнице, глянул и сказал, что у него "не санаторий тут". Иди, говорит, домой — лечись. Дома нет, отвечаю. — "А мне по барабану". Может, врач такой, может, я ему не понравился. Но сам не могу вылечиться, а гонят везде", — делится своими бедами бездомный. По воскресеньям он стоит у храма в честь иконы Богородицы "Утоли моя печали" в московском районе Марьино — там традиционно собираются бездомные. Туда же приезжают волонтеры — помогать, лечить, кормить. Но подойти к ним Николай сам постеснялся: "там же были совсем больные, что я буду отвлекать". Пришел в офис "Дома Друзей", только когда стало совсем невмоготу. "Давай, в приют отвезем", — предлагают ему, но Коля отказывается. Говорит, вина выпил (не водки!), а туда можно только трезвым. "Пьют не для того, чтобы согреться. Пьют — чтобы защититься от внешнего мира. Я всем говорю: оказалась бы на улице, и я бы пила", — объяснит позже директор фонда Лана. Ноги Коле забинтовали, он пообещал в следующий раз не пить и поехать в приют. И слово свое сдержал, пришел — теперь живет в подмосковном приюте, где ему каждый день делают перевязки, кормят и занимаются вопросами устройства его дальнейшей жизни. "А то так и буду на улице, пока не сдохну. Помру — и все. Кинут в яму, и как не было меня никогда", — вздыхает Николай. "Котов с паспортом руками не трогать" Колю в фонд привела Татьяна — беженка из Киргизии. Ее дедушка был, как она говорит, уральским дворянином. Большевики выслали его как кулака в Киргизию. Поселили в общую юрту в степи — и выживай, как хочешь. Он выжил и даже построил дом для всей семьи. Но с распадом Союза русским в Средней Азии стало неуютно. "Нападали несколько раз, кричали "езжай в свою Россию". Я села в автобус и приехала. Знала только учительницу своей дочки, она у нас кружки театральные в Бишкеке вела. Ехала почти четверо суток, так радовалась, когда границу пересекала, — песни пела. Со мной еще кот был, я ему билет купила и даже паспорт сделала, так водитель говорил всем, кто возмущался: ничего сделать не могу, это хоть и кот, но у него и билет, и паспорт есть, отстаньте", — смеется Татьяна. Она не совсем бездомная — работала курьером, промоутером, раздавала на улице листовки. Вырученных денег хватает на то, чтобы снимать небольшую комнату. Говорит, что очень любит и жалеет всех, кому плохо. "Дома всегда спрашивали: ты что, врач? И не верили, когда отвечала, что бухгалтер". В Марьино она приходит к храму и смотрит, кому нужна помощь. Когда Коля был трезв, она водила его обедать. "Я бы не смогла, как они, жить на улице. Буду Бога молить, что хочешь сделаю, но так — нет. Как-то пришлось заночевать с Колей в подземном переходе метро. Он лег, а я так и просидела всю ночь, где камер нет, — не смогла", — вспоминает Таня. Москва ей нравится. "Здесь позитивно. Пусть плохо, но нравится. На Красную площадь все детство мечтала посмотреть, она была на обложках всех букварей. Все время представляла, что я там живу и у меня окна выходят на Спасскую башню. Мечты сбываются", — улыбается она. "В протоколе человечности нет" Нежеланием больниц заниматься бездомными озаботилась и Русская православная церковь — в этом году совместно с Минздравом РПЦ откроет несколько медпунктов, "откуда уж точно никто никого не выгонит". Пока в трех регионах (Москвы в списке нет), а если все получится, — то и по всей стране. Само государство проблему при всем желании решить не сможет, убеждена Лана. "Необходима смычка НКО и государства, чтобы мы, напрямую работая с бездомными, могли их госпитализировать в тот же тубдиспансер или тот же ПНИ. Но я не хочу дублировать функции государства. Мы подбираем то, что просеивается через сито государственной машины. Потому что работаем с людьми, которые не вписываются в систему. Такие есть в любой стране. Понимаете, я не бригада скорой и не Минздрав. У них не хватает ресурсов или времени на человечность. Они работают по протоколу, а человечность в протокол не вписана. А мы занимаемся именно ей. Я могу взять за руку человека на улице и отвести за помощью — а у государства совсем иные задачи", — горячится директор фонда. Но с человечностью плохо не только у государства. Жители одной многоэтажки в московском Беляево недавно прославились на всю страну, собрав подписи за выселение из подъезда онкобольных, а в районе Савеловского вокзала местные активисты пригрозили властям беспорядками, если те разрешат открыть прачечную для бездомных. По мнению Ланы, все дело в страхе оказаться на месте нуждающихся. "Принято считать, что бездомный — это пьяный, вонючий, агрессивный тип, который насилует всех, кто окажется рядом, с него килограммами сыплются вши, он болеет всеми возможными болезнями. И, хоть ты тресни, никого в этом не разубедишь. Вот тебе холодно — ты пришел домой и отогрелся, а ему некуда идти. Он жалуется, что не может заснуть и ничего не помогает, а ему советуют перед сном погулять пару часов. Он не может спать, как ты, — потому что ты пришел домой, заварил себе чаю и лег в кровать. А он?" — сердится директор. Несколько лет назад в Новосибирске неизвестные сожгли баню, которую церковь обустроила для бездомных в глухой промзоне. Потом в епархии долго шутили — мол, чистые бомжи оказались никому не нужны. Тепло как национальная идея Когда речь заходит о государственной помощи оказавшимся без крова, в первую очередь вспоминают Центр социальной адаптации в Люблино, после смерти Доктора Лизы получивший ее имя. Именно его ставят в пример фондам как образец заботы о бездомных. И именно здесь работать тяжелее всего. Марина Боброва, известный в Москве специалист по социальной помощи, вспоминает свою работу там со слезами на глазах. Долгое время она занималась бездомными в организации "Врачи без границ", в католическом приюте Сестер матери Терезы и здравпункте для бездомных рядом с Курским вокзалом. Сейчас у Марины совсем другая работа, но ей по-прежнему звонят, когда нужна помощь. Она никому не отказывает. "Я не могу сделать все сама, но я знаю людей, которые это сделают", — говорит она. "Чаще всего люди приходили к нам и даже не доходили до врача. Кому-то важнее было просто помыться. В приюте Сестер матери Терезы у меня был один онкологический больной, который просто хотел, чтобы его похоронили. Хотел умереть не как бездомный, чтобы хотя бы своя могила была. Сестры там, когда у них кто-то умирал, до последнего держали за руку, чтобы человек знал, что уходит не один", — вспоминает Марина. Другой ее подопечный, живший под железнодорожной платформой в центре Москвы, точно так же просил просто "дать подержаться за руку". "Почему в стране, где всегда холодно, нет желания спасти тех, кто замерзает? Может, это должно стать национальной идеей? Поставить пункты обогрева, наладить работу, которая, по сути, дорого не стоит, — совсем не сложно. Но люди замерзают до потери ног, а государство тратит деньги совсем на иные ресурсы. Зачем?" — удивляется Лана. По ее словам, срочно необходим закон, который бы защитил человека от потери единственного жилья. Люди оказываются на улице из-за долгов по коммунальным платежам и тривиальных ссор с родственниками. "Никто не застрахован от жизни в переходе, даже если сейчас ты собственник прекрасной квартиры. А, оказавшись там, ты столкнешься с адом, даже если решишь попробовать получить банальный документ", — напоминает директор фонда "Дом Друзей". Устал жить. Для себя Николаю 37 лет. Третий год он живет в католическом приюте Сестер матери Терезы в московском районе Измайлово. Недавно получил первый в своей жизни паспорт. До этого Николай толком не мог ходить после автомобильной аварии, сейчас ему сделали операцию. "Когда маму лишили родительских прав, меня взялась опекать старшая сестра — мне и годика тогда не было. Она до 16 лет меня воспитывала. Потом ее посадили — по глупости — и в колонии она умерла. Умолял на похороны отпустить — не разрешили. И тут я обозлился на власть, выбрал, так сказать, преступный мир. Где-то воровал, где-то грабил… Попадался, сажали. Круговорот тюрем, пока машина не сбила. И стало не до тюрьмы: слава Богу, что живой", — рассказывает бездомный, закуривая сигарету у входа в приют. Над нами висит большая икона Богородицы. В местах лишения свободы Николай провел треть жизни. Сейчас надеется только на пенсию по инвалидности — работать каменщиком, на которого учился, уже не может, да и со столькими судимостями попробуй устройся куда-нибудь. "Хоть опять в криминал иди, но не хочу. Во мне всегда живет надежда. Если даже не получается, все равно надеюсь, что когда-нибудь получится", — говорит он. В приюте ему нравится, но не хочет место занимать — другим нужнее. За эти годы бросил пить и научился молиться. Бросать было трудно, но Господь помог, считает Коля. Первый год еще тянуло, а потом и это прошло. "В Бога верю, всегда чувствовал его присутствие. Когда был в бегах на Украине, задержали, два месяца ждал депортации в Виннице. Знал, что точно посадят, и просил Бога, чтобы дали поменьше и чтобы хоть чуть-чуть наладилась жизнь. Чтобы была девушка, ребенок. Прочел весь Новый Завет. Ну, наверное, чтобы с ума не сойти просто, пока сидел", — смущается он вдруг. Господь Николая точно услышал. Сейчас у него есть девушка и он собирается жениться. "Хочу хоть что-то после себя оставить, кроме срока и пьянок. Пожить для семьи хочу, жизни человеческой. Надоело все. Сам виноват, решил хулиганом быть, типа повзрослеть пораньше. А сейчас хочу жить не для себя. Если опять буду жить для себя, снова буду в болоте". "Не обижают тут?" — спрашиваю Николая. "Нет, — говорит. — Все дружные, да и сестры не позволят. Выгнать не выгонят, но дадут понять, что надо меняться. Не хочешь меняться — иди на улицу. А кому охота на улицу? Там холодно". Проще всего пожалеть собачку — Зачем вам вообще это нужно? — задаю я вопрос в подвале "Дома Друзей". — Ну, мне просто нравится делать добро! — говорит Сергей, муж Ланы. — Я не знаю. Каждый же хочет помогать другим? Наверное, — улыбается Настя. — Мне будет просто невозможно себя оправдать, если я имела возможность подать руку помощи и не подала. Мне будет очень стыдно лично перед собой, — объясняет Юля. — А почему не собачки? Не кошечки? Они ведь тоже мерзнут. — А потому, что это проще всего. Мы проходим на морозе мимо собаки, она дрожит, смотрит так жалостливо, сердце кровью обливается, хочется взять ее домой. С кошечками так же. Видим потом больного ребенка — и нам его тоже жалко, потому что мы понимаем, что любой из нас может оказаться на месте его родителей. Но когда мы видим бездомного, который сидит на улице на картонке со стаканчиком в руке, мы брезгливо шарахаемся. Потому что он не собака. Его не возьмешь домой, как котенка, которого простерилизуешь — и можно с ним забавляться. Он не ребенок, его не поднимешь на руки, не унесешь и не пристроишь в надежде на светлое будущее. У бездомного вообще нет будущего, а есть только суровое настоящее: сейчас, сегодня, на этой картонке, в этом переходе, на этом холоде и среди этой жестокости. И от этого просто сносит крышу, — признается Лана. "Никого не надо лечить!" "Бездомных много. С одним я лежал в больнице, он был верующим. Меня часто спрашивают, как им помочь. Я отвечаю, что это зависит от того, как именно человек оказался на улице", — рассказывает врач-реаниматолог Первой подстанции скорой медицинской и неотложной помощи Москвы иеромонах Феодорит (Сеньчуков). Он говорит, что на улице очень много потеряшек — странных людей, которые фактически даже не бездомные. "Многие просто не живут дома по разным причинам, а кто-то просто забыл, где живет. Им нужна поддержка в той жизни, которую они ведут. В Америке была история о человеке, который считал себя жирафом. Психиатр не стал его лечить, а просто стал говорить с ним как с человеком-жирафом. Также и тут — не нужно лечить человека, если он адаптирован в своем существовании. Если он хочет есть, надо дать ему еды. Если бабушка забыла, где она живет, надо найти ее кров", — уверен священнослужитель. А еще есть бездомные поневоле — развелся с женой и уехал на заработки, где его обманули и оставили без копейки. Их, считает отец Феодорит, нужно просто социализировать. Часто такие уходят трудиться в монастыри, иногда даже там остаются. Есть странники и бродяги. Но есть и настоящие бездомные — им можно помочь, просто не дав умереть от голода и холода. Что ищут девушки Одно время в Москве действовало распоряжение: всех бездомных, невзирая на состояние и анамнез, зимой доставлять в больницы. Врачи, по словам отца Феодорита, "зверели" от количества никому не нужной работы, потому что из стационаров людей, просто заснувших на остановке автобуса и доставленных по скорой в приемное, выгоняли через десять минут. Сейчас бригады 103 вызывают только по делу. "Если больной — берем и лечим. Но мы не служба санитарной очистки города, как до сих пор многие полагают", — поясняет доктор. Возле монастыря, где служит отец Феодорит, долго жил на улице настоящий архитектор. Он умер от старости. Теперь, по словам иеромонаха, у церковной ограды регулярно появляется домашнего вида человек, которому просто нравится образ жизни бездомных. "Там, на самом деле, очень много интересных людей. И, возможно, именно поэтому с ними часто тусуются вполне небомжовые, домашние девчонки", — замечает отец Феодорит.