Как современные художники говорят о памяти и травме на выставке «Анна Франк. Дневники Холокоста»

В Еврейском музее и центре толерантности открылась выставка «Анна Франк. Дневники Холокоста» с большим набором работ современных художников: на фоне дневников детей, переживших холокост, выставлены работы Германа Нитча, Кристиана Болтански, Ансельма Кифера. Куратор проекта, Моника Норс, объясняет их экспонаты и рассказывает, что значит «постпамять» в контексте России. Работа Хаима Сокола В современном искусстве почти не осталось людей, которые сами пережили холокост. То, с чем работают сегодня художники, — это постпамять, то есть память поколения, жившего до них. Выставку «Анна Франк. Дневники Холокоста» мы показываем глазами детей, которые жили во время холокоста. Можно сказать, что это взгляд с другой стороны: проект в том числе и о взрослении, и о подростковом возрасте. Для выставки я выбрала в основном женские дневники: в них рассказывается и об ужасах жизни вокруг, но чаще о том, как они мечтают о пирожных и платьях, хотят стать фоторепортёром, влюбляются и целуются. Рядом с этими эмоциональными текстами мы решили поместить работы современных художников. Что интересно, собралось больше мужских: мне трудно объяснить это, но в искусстве сегодня больше мужчин размышляет о памяти и холокосте. И рядом с искусством мужчин из поколения после холокоста совершенно удивительно смотрятся тексты женщин, живших в то время. Я родилась в Москве, но моё становление как личности и как куратора случилось в Лондоне, и очень интересно, насколько тут по-другому всё развивается. Если говорить о памяти в городе и в искусстве, то невооружённым глазом видно, как много у вас всего связано с войной — как будто её постоянно хотят увековечить. В Берлине музей холокоста не оставляет впечатления, что всё разворачивается на фоне грандиозной войны: люди приходят в него отдыхать, никто не боится в обычной жизни говорить о холокосте, но всё происходит как-то менее буквально, менее однобоко. Культура как будто перешагнула эту стадию. В Москве если сооружается памятник, то это памятник конкретному генералу. В Лондоне в день памяти погибших в Первой мировой войне все украшают и себя, и Тауэр маками, и Тауэр в этот день превращается в произведение искусства. В Москве память будто неживая, законсервированная. Главное, чего мы этой выставкой хотели добиться, — попробовать говорить о холокосте другим языком, более человечным и более доступным. Кристиан Болтански. «Фестиваль Пурим» Болтански — выходец из еврейской семьи в Одессе. Специально для музея в Иерусалиме он создал работу «Уроки темноты», посвящённую детям и памяти. Для проекта он взял детские фотографии из еврейской школы 1936 года с праздника Пурим, который очень любят малыши. Во время торжества они наряжаются в разных персонажей и играют сценки по еврейским мотивам. Болтански увеличивает эти лица спустя полвека, когда эти дети выросли либо их нет в живых, и от фотоувеличения их портреты становятся очень расплывчатыми. Это — метафора нашей памяти: со временем чёткие кадры вдруг теряют детали, обстоятельства забываются. У Болтански много работ, связанных с холокостом и травмой — в том числе и тотальных инсталляций, но мы выбрали эту: в ней есть разговор о детях и травме, которые отлично легли в пространство нашей выставки. Ори Гершт. «Большой взрыв» Родители видео- и фотохудожника из Израиля Ори Гершта пережили холокост. Работа напоминает натюрморт Голландской школы. Но если голландцы создают впечатление вечной картины, «остановившейся жизни», то в этой работе всё наоборот. В какой-то момент на видео ваза в замедленном режиме разбивается на тысячу кусочков. Это метафора террора и насилия: любая красивая вещь вдруг неожиданно может разбиться. Всё, что останется от неё, — тысячи осколков или звук сирены, которую художник так часто слышал в детстве в Израиле. Герман Нитч, Schüttbild Родоначальник венского акционизма в своих работах всегда размышляет о насилии и терроре. В проекте Schüttbild он хотел привлечь внимание действиями, которые имитируют жертвоприношение. Работая с кровью, Нитч использовал туши мёртвых животных. Сейчас во время подобных проектов ему ассистирует около ста человек, создавая гигантские шоу. Такими радикальными жестами Нитч пытается выработать у зрителя идеи альтруизма. Ансельм Кифер. «Косма и Дамиан» Косма и Дамиан — самая дорогая работа на выставке. Ансельм Кифер — первое имя, которое возникает в голове, когда говорят о холокосте. Кифер никогда не показывает холокост буквально, но даёт почувствовать его с помощью разных материалов. Эта хрупкая работа с веточками можжевельника рассказывает о мучениках-врачах, которые помогали бесплатно. Тем самым они вызывали подозрение, отчего были убиты. Шесть миллионов человек во время холокоста стали жертвами таких же абсурдных обстоятельств. Так устроены все работы Кифера — он выступает исследователем ошибок предыдущего поколения и чувства вины современников. Хаим Сокол. «Мне не дано почувствовать чужую боль, но, может, я смогу её не испытывать вместо кого-то» Творчество Хаима Сокола — постоянная рефлексия на тему истории и травмы. Часто художник рассказывает об этих событиях глазами как будто «ненужного», маленького человека. Работа Сокола в классическом для него стиле «через копирку» посвящена детям, которые подвергались экспериментам в концлагере. (Ученые проверяли гипотезы о развитии вируса туберкулёза. — Strelka Mag.) Художник обводит портреты, вспоминая их и давая им новую жизнь.