Какой увидели Россию 90-х западные звезды, где они искали героин и о чем терли с бандитами

Мы продолжаем серию материалов, посвященных российскому шоу-бизнесу. О независимой музыкальной компании Feelee, отметившей недавно 30-летие, и ее легендарной базе «Горбушке», ставшей главной рок-сценой страны в 1990-х — первой половины 2000-х годов, «Ленте.ру» рассказал ее основатель, директор популярного московского клуба «Главклуб Green Concert» Игорь Тонких. Внимание: Первую часть интервью читайте ТУТ. В СССР любая общественная деятельность, не находящаяся под контролем парткома, профкома, комсомольской или пионерской организаций, мягко говоря, не поощрялась. Стихийно образующиеся сообщества, будь то футбольные болельщики, любители самодеятельной песни или поклонники восточных единоборств, обычно разгонялись, а зачинщиков привлекали к административной, а то и к уголовной ответственности. Не лучше обстояло дело с самореализацией у немногочисленных отечественных рок-групп. До конца 1980-х для того, чтобы иметь право на концертную деятельность, артисты должны были поступить на работу в гос-рос-мос-концерт или местную филармонию, утвердить в специальной комиссии репертуар, а все тексты должны были пройти проверку на идеологию — «литовку». Нарушения установленного порядка карались с разной степенью жестокости. Иногда доходило и до «Бутырки», как в случае с Сашей Арутюновым и Лешей Романовым (оба «Воскресенье»). Суть послаблений, произошедших в СССР в конце 1980-х, состояла в том, что проводить «концертные мероприятия» и получать за это гонорары стало возможно под крышей различных молодежных центров, а затем и кооперативов. Этим не преминули воспользоваться «Фили». Вопрос обналички больше не стоял. Деньги получали с продажи билетов, из них платили гонорары артистам. «Лента.ру»: Каким был размер гонораров в конце 80-х — начале 90-х? Игорь Тонких (создатель компании «Фили», директор «Главклуба Green Concert»): Всех деталей не вспомнить, конечно. Но, к примеру, за группу The Sugarcubes, концерт которой мы очень хотели сделать в Москве, прибалтийские организаторы тура запросили пять тысяч долларов. В эту сумму входили гонорар, международные авиаперелеты и визы. Нас это устраивало. Но потом они подняли сумму до десяти тысяч, и мы вынуждены были отказаться, потому что это гарантировало нам убытки (ведь имени Бьорк еще не существовало). Группа договорилась с кем-то еще, прилетела в Питер, где ее никто не встретил. Погуляли по городу и уехали. К большому сожалению — потому что мне уже тогда было понятно, что это большая группа, а Бьорк вскоре станет мегазвездой. Может, так же и с The Beatles было — приехали, никто не встретил, погуляли и уехали... По итогам визита написали песню Back in USSR, а отечественные битломаны 50 лет голову ломают — были они в СССР или нет. Не исключено! Когда и почему «Фили» помимо концертов стали заниматься еще и издательской деятельностью? Я правильно понимаю, что первым специально подготовленным для выпуска на аудионосителях материалом стала запись концерта «Рок против террора»? Да. Во время концерта мы сделали очень качественную многоканальную запись на мобильной тон-студии РТР и решили издать ее сами, для чего зарегистрировали Feelee Records. «Рок против террора» вышел на виниле. CD тогда еще не было. А первым компакт-диском, который мы выпустили, стал альбом «На кухне» группы «Ва-Банкъ». Первые наши CD печатались на единственном заводе в Екатеринбурге, а потом, поскольку мы хотели быть настоящей европейской компанией с соответствующими взглядами на качество продукции, производство переместилось в Австрию, хотя там было прилично дороже. Примерно в то же время или даже немного раньше мы со Сталкером (Сашей Олейником) организовали BSA-Records и после неудачного опыта работы с уральским заводом тоже перебрались в Зальцбург, на Sony DADC. Проблема была в том, что помимо официального заказа в Екатеринбурге гнали еще и левак, который потом продавали на рынках. Рабочим не платили зарплату, и чтобы как-то заработать, они оставались после смены и печатали диски для себя — на штырях, без коробок и даже без полиграфии на самой болванке. На «Горбухе» такие CD называли «лысыми». Что-то такое было… Следующим этапом работы «Филей» стал набор каталога артистов? Именно так. Незадолго до того закрылась первая отечественная независимая фирма грамзаписи «Эрио», и я, как говорят сейчас, «схантил» оттуда Ольгу Немцову, у которой было несколько уже готовых фонограмм, не изданных в рамках «Эрио». Это были «Песни о безответной любви к Родине» группы «Ноль», «Воскресенье», «Колибри», «Чайф»… «Воскресенье» мы выпустили первым, даже раньше, чем «Рок против террора», отдав таким образом дань уважения группе. А дальше мы уже стали подыскивать новый музыкальный материал и выпускать его. Вы пошли по пути инди-лейбла, и в какой-то момент у вас в каталоге было много интересных русских исполнителей, но многие из них так и канули в Лету. Ты считал, что у них есть потенциал, или тебе просто нужен был каталог и ты хотел дать шанс музыкантам и слушателям? Зачем, к примеру, вы выпускали «Джан Ку», «Не ждали», Cuibul, MessAge, «Нож для фрау Мюллер», «Швах»? Любой рекорд-лейбл делает релиз, рассчитывая, что он сработает. Но для какого-то альбома это означает, что он просто окупит затраты, с каким-то артистом ты думаешь, что он выстрелит со вторым или третьим альбомом. Что-то ты выпускаешь, полагая, что это бомба, а на самом деле это ничем не заканчивается. В поздних 2000-х мы иногда помогали артистам просто выпуститься, пользуясь своей дистрибуцией, как это было с группами «Мои ракеты вверх» или «Элизиум». А до того все релизы делали вполне осознанно, тратя на это большие деньги. Те же «Сучьи погремушки» группы «Швах» делались в Австрии, на золотом диске с буклетом… А вместе с альбомом выдавались еще и погремушки. Одна у меня до сих пор среди артефактов хранится. При таких затратах неудивительно, что большинство из этих релизов оказались финансово неуспешными. Такова природа работы рекорд-лейбла. Ты выпускаешь десять релизов, один из которых суперуспешный, два в норме, а семь проваливаются. Это обычная история. А кто был суперуспешным? В первую очередь это западные бестселлеры — Depeche Mode и The Prodigy. А из наших? «Ноль», например? «Ноль», безусловно, продавался хорошо. Но многие вещи, которые были успешны с точки зрения хайпа, говоря сегодняшним языком, попали на кризисные времена. Тот же «Целлулоид» Tequilajazzz, на который было снято несколько видео, потрачены большие деньги на промо, попал на кризис 1998 года. Мне всегда казалось, что ты сильно переоцениваешь потенциал Tequilajazzz. Возможно, так казалось многим. Какой еще российской группе, даже не говорю слова «инди», лейбл финансировал запись такого количества альбомов и съемок такого количества клипов… На какой срок вы заключали контракты с артистами и что с правами на эти записи теперь? «Текила» была первой, с кем мы заключили контракт на несколько альбомов — а именно на пять. Потом были и контракты, и понятийные договоренности, как часто бывает у всех. В итоге на часть альбомов права сейчас у лейбла, на другую — у группы. Не исключаю, что мы будем выяснять отношение в суде. Так бывает, прошлое иногда требует ревизии. Я, по крайней мере, готов. А «Воскресенье», «Чайф», «Бригада С», «Ноль»… С «Воскресеньем», «Чайфом», «Нолем» мы подписывали контракты на короткий срок, и они закончились. В случае с «Бригадой С» я вернул два альбома артисту, и у нас в каталоге остался только альбом «Реки». С «Чайфом» остался только двойной концерт в Горбушке. С Борисом Гребенщиковым — только «БГ и Deadушки». А выпускали мы много. Одного «Чайфа» семь или восемь альбомов, и все они вернулись артисту, потому что контракты были краткосрочными. Ты сказал, что самыми успешными релизами «Филей» были альбомы Depeche Mode и The Prodigy. Но были еще и Ник Кейв, и Лиза Джеррард, и Dead Can Dance, и Laibach, и Einsturzende Neubauten… Как вам удалось заполучить этих исполнителей у Mute и 4AD? С самого начала наш интерес к инди-сцене катализировался Андреем Борисовым (позднее автором радио- и телепрограмм «Экзотика»), у которого был соответствующий музыкальный вкус, коллекции пластинок, опыт и мотивация делать что-то такое. Мы с самого начала были ориентированы на инди-сцену. Но и в личных вкусах у меня тоже не было мейджеров. Так уж вышло. То есть Deep Purple, Nazareth и Uriah Heep ты не слушал? Нет. Потом появился Ник Хоббс — уникальный британский антрепренер, который знает семь или восемь языков, в том числе и русский. Он активно включился в работу, помогая привозить к нам артистов. Хорошо его помню — высокий, цыганского вида, худой, кудрявый, одет во все черное… Он также помогал BSA-Records получить права на дистрибуцию каталога Питера Хеммилла (Van Der Graaf Generator). Откуда он вообще взялся? Не из ЦРУ? Гы-гы! У Ника были хорошие контакты с инди-сценой, он всех знал, работал менеджером у Captain Beefheart, Pere Ubu. Мы в то время уже понимали, как именно должна развиваться через лицензиатов рекорд-индустрия на отдельных территориях, а он помог нам подписать контракты с независимыми рекорд-компаниями. Что с Ником сейчас? Жив, активен. Продал квартиру в Лондоне, купил квартиру и офис в Стамбуле, куда и переехал. Часто приезжает в Россию, участвует в конференциях, дает мастер-классы по свободному танцу и пению… И все же — как к вам в каталог попали такие большие исполнители, как Depeche Mode, Dead Can Dance, Ник Кейв и Prodigy? И какими тиражами они выходили в России? Если говорить о наших первых западных релизах — Into the Labirynth группы Dead Can Dance и Let Love In Ника Кейва, то они вышли на CD тиражом по 500 штук. Всего. 4AD и Mute вас ограничили? Нет. Просто это был минимально возможный производственный тираж. Но если все Dead Can Dance и The Bad Seeds были проданы, то, к примеру, The Wolfgang Press, Nitzer Ebb и даже такой известный альбом, как NATO группы Laibach, зависли. Стоило больших трудов продать даже такое количество CD. С другой стороны, выпуская их, мы заработали репутацию, показали себя как правильный рекорд-лейбл с правильными ценностями. Совершенно шикарно был издан Murder Ballads Ника Кейва и The Bad Seeds... Murder Ballads стал нашим первым западным бестселлером. Это произошло еще до Depeche Mode и The Prodigy. Тогда хит Where the Wild Roses Grow дуэта Ника Кейва с Кайли Миноуг пробил все FM-диапазоны, а видеоклип не сходил с экранов. Мы продали тысяч семь лицензионных дисков — больше, чем мейджоры продавали свои поп-бестселлеры. Был и прямой импорт. В результате мы зарекомендовали себя как грамотный партнер с мощной командой. Ведь лицензиар все анализирует: как присутствует артист в медиаполе, как выходят рецензии. Плюс отчеты о продажах, уплаченные вовремя роялти… Поэтому нам отдали Depeche Mode и The Prodigy, но наступил 1998 год — и мы этого испытания не выдержали. Да и не только мы. Серьезные времена наступили тогда для любого бизнеса. Тогда же закончилась история BSA-Records. Сталкер угодил в сумасшедший дом, а я лишился всех своих сбережений. Но «Фили» удержались. На твой взгляд, кризис 1998 года стал ключевым ударом, который изменил поступательное развитие российского бизнеса? Или это был просто эпизод? В современной российской истории «черным лебедем» стало совсем другое событие — это Крым. Экономический кризис 1998 года происходил не только у нас, так же как и очевидный откат к консервативным ценностям. А присоединение Крыма — это вопрос именно юридической фиксации отсоединения нас от мирового вектора развития. Что такое санкции? Это официальный юридический запрет западному капиталу работать на российском рынке. Ну не Крым, так к чему-то еще бы прицепились… Объясни мне вот что: вы возили релизы независимых рекорд-лейблов, таких как Mute, 4AD, Ninja Tune, Cup Of Tea, World Serpent, Beggars Banquet, продавая по три-пять-десять дисков практически никому не известных у нас артистов. Не проще ли было привезти тысячу штук Мадонны и моментально их продать? Можно было, но Мадонна выходила на Warner Music. А с точки зрения бизнеса совокупная доля инди-музыки была примерно равна одному мейджору. И у меня было ясное понимание того, что финансовый потенциал инди-сектора достаточно высок. Это имея в виду, что мейджоров было в то время пять? Как в целом работала компания? Как идеальная современная бизнес-модель «360 градусов»: когда ты являешься издателем артиста, выпуская его на аудио- и видеоносителях, ты же его промоутер, ты же выпускаешь мерч, занимаешься сопутствующими правами, такими как синхронизация и реклама. С Ником Кейвом в 1997 году у нас уже работала такая модель. То же самое с Einsturzende Neubauten, Laibach… Времена были весьма романтические, люди отвязные, ситуации нештатные… Расскажи что-нибудь из тогдашней практики. Например, как организатору концерта The Bad Seeds приходилось искать дозу для популярных артистов. Вынужден был поездить по Москве в поисках герыча. Кто-то считает, что доза была нужна Кейву, кто-то — что его басисту. Ездили, покупали, отдавали. Потом я получил обратный звонок — артисты спрашивали, что с этим «камнем» делать? Вероятно, они привыкли к какой-то другой технологии потребления. Наверное, в порошке. Мне не к кому было обратиться, и я звонил Ай-Ай-Аю в Питер, спрашивал: что с этим делают? А он ржал в трубку: «Блин, даже разбодяжить сами не умеют!» Или забавная история с Бликсой Баргельд, опять же членом группы The Bad Seeds, которая постоянно оправдывала свое название. Во время афтепати он залез станцевать на крышу «мерседеса». Это на Раушской набережной, у клуба «Четыре комнаты»? Легко понять воодушевление человека, выпившего много водки напротив Кремля. Насколько я помню, мерин был бандитский, и братки немедленно выкатили Бликсе счет на пять тысяч баксов. В последующем разборе полетов участвовали вы с Сашей Лариным … В конце концов договорились на тысячу, которую Бликса заплатил из своего кармана и очень потом был этим расстроен. Как я сейчас понимаю, вся ситуация была спровоцирована фотографом Колей Орловым, снимок которого с Бликсой на крыше в итоге до сих пор гуляет по сети. Расскажи еще что-нибудь. В 1997 году я делал в Питере во дворце спорта «Юбилейный» панк-фест. Хедлайнером была группа The Exploited. Собралось тысячи четыре народа и (конечно!) куча местных ментов, которые периодически отлавливали в зале неприятного для них вида людей, отводили за сцену и ******ли (били) их дубинками. Но в конце концов им даже это развлечение надоело. Ко мне пошел майор и сообщил — мол, был сигнал, заложена бомба, нужна срочная эвакуация. Разумеется, никакого сигнала не было, тем не менее концерт пришлось закончить, потому что всех из зала выгнали. Караул устал! Именно. Одним из ваших успешных проектов стал фестиваль экстремальной тяжелой музыки «Учитесь плавать». Расскажи о нем. Началось все с одноименной программы Саши Скляра, которую он вел на радио «Максимум». Она была посвящена новинкам тяжелой музыки и шла в позднее время в один из рабочих дней недели. Учитывая ее необычность для российского FM-диапазона, она сформировала вокруг себя особое музыкальное комьюнити — хардкор, индастриал… Металл в меньшей степени. Исходя из Сашиных пристрастий, хардкор был представлен больше, чем дум или блэк. Саша Скляр собирал материал, рассказывал о новинках, что-то избранное ставил в эфир. Информация поступала в том числе и от слушателей — то есть была обратная связь. В какой-то момент в саду «Эрмитаж» решили провести встречу, на которую пришли несколько сотен человек. Стало понятно, что это аудитория активная, интересующаяся тяжелой экстремальной музыкой, хочет что-то новое узнавать и потреблять. В результате мы решили делать регулярный фестиваль «Учитесь плавать», выпускать сборники, а потом еще и проводить выездные фестивали. Сейчас это называется целевым туризмом. Первый фестиваль «Учитесь плавать» прошел в ноябре 1995-го, но еще за год до этого в «Горбушке» отыграл Rollins Band. Какое впечатление на тебя тогда произвел Генри Роллинз, экс-вокалист Black Flag и один из самых влиятельных музыкантов хардкор-сцены? Всех удивил его накачанный вид. Где хардкор — а где любера! Это же были тогда абсолютно разные полюса! И вдруг выясняется, что и то, и другое может присутствовать в одной персоне. В райдере запросили качалку, доступ в спортзал и какое-то особенно здоровое питание… И еще доктора со знанием английского языка, чтобы во время концерта постоянно стоял за сценой… А поскольку никакого другого живого врача вы тогда просто не знали — пригласили меня. И выдали проходку «Доктор. Везде». Я надел белый халат, колпак, собрал чемоданчик с набором для реанимации, положил в него несколько капельниц и встал за сцену… Это был мой первый выход в «Горбушку» в качестве доктора. За следующие несколько лет их набралось больше сотни. А тебе чем запомнился Роллинз? Я ожидал увидеть обторченных доходяг — раз уж им даже на концерте доктор с капельницами был нужен, а тут выскакивает на сцену бодренький такой качок в черных семейных трусах и производит ядерную смесь угарного панка с турниром по бодибилдингу. Относительно заботы о здоровье они тогда явно перестраховались — с жалобами никто не обращался. А вообще на ваших концертах у меня работы хватало. На Biohazard, к примеру, только и успевал головы разбитые зашивать. Под местной анестезией, тонкими иголочками, шелком… Одному бойцу даже ухо на место пришил. Я до сих пор вижу, как на концертах стейдж-дайверы прыгают со сцены ногами вперед. У некоторых людей мозгов же не хватает, из-за этого у других людей мозги и вылетают… На Biohazard тоже ногами вперед прыгали, но расшибались в основном о сцену. Тогда какому-то идиоту пришло в голову край сцены подбить металлическим уголком. Об него и резались… А что касается проекта «Учитесь плавать», его история уже окончательно в прошлом? Я считаю, что всему свое время, свою историческую миссию он выполнил. Даже если я вдруг захочу завтра делать фестиваль тяжелой музыки с таким названием, оно уже не даст ему никакой дополнительной маркетинговой ценности. Только ностальгические нюни. К «Филям» это тоже относится. Их история для тебя в прошлом? Активная история «Филей» закончилась. Остался только лейбл Feelee Records, который живет и действует, ведь у него есть действующие контракты. Интернет-магазин работает, носители продаются… Но в сутках всего 24 часа. И для меня как для предпринимателя актуален вопрос, куда направить свои усилия. Деньги сейчас крутятся в лайв-индустрии, поэтому я давно уже занимаюсь клубом, концертами и на это собираюсь направлять свои усилия и дальше. Объясни мне следующее: то, что ты делал в «Филях», было очень правильно, своевременно, выстроено по правильным западным образцам. Не лаптем и не на коленке! Почему тогда не получилось? Ни наш музыкальный бизнес, ни наши исполнители так и не стали частью большой мировой музыкальной культуры. С музыкой, на мой взгляд, дело обстоит достаточно просто. Есть очень большие музыкальные рынки, которые в силу своей емкости, языковой уникальности, барьера и культурного контекста являются отдельными от мирового рынка. Один из таких рынков — Россия. Что ты имеешь в виду, говоря о культурном контексте? Когда ты пытаешься достучаться до слушателя, ты должен знать культурный код, к которому апеллируешь. Когда Гребенщиков поет «человек из Кемерова», как «там» объяснять такие образы? Но ведь все эти 30 лет Россия не была изолирована. Попытки выйти на мировой поп-рок-рынок делались не раз: «Парк Горького», БГ, «Тату»… Но ведь не выстрелил никто! Серьезных попыток выйти на западный музыкальный рынок было очень мало. Наверное, всего три, и ты только что все их перечислил. Почему серьезных? Все перечисленные тобой артисты пытались выйти на рынок через мейджоров, используя весь их инструментарий продвижения. Но абсолютная формула успеха неизвестна никому. Когда таких попыток, как «Парк Горького», БГ и «Тату», будет хотя бы сто, вот тогда мы и получим 3-5 процентов победителей. С музыкой понятно. А почему у нас вообще не получилось стать частью мирового сообщества, делать все правильно, по закону? До начала перестройки мы жили за железным занавесом, теперь живем под санкциями — опять фактически в изоляции. Ну, это слишком философский вопрос. Сформулирую по-другому. В 1990-е годы казалось — вот оно счастье, свобода, а Россия вот-вот станет частью дружной мировой семьи. Почему просрали? Кому казалось? Тебе казалось? Мне? Но это же не значит, что так казалось всей России. Я себя никогда не идентифицировал с каким-то условным русским народом. Он ведь делится на пресловутые 86 и 14 процентов. И потом, нужно понимать, что сейчас другой вектор и другие ценности не только в России. Фигня происходит везде. Брексит, Трамп… Это, по-твоему, куда движение? Не хочу заниматься кухонной политологией, но я считаю, что существуют волнообразные циклы развития. Сейчас я вижу общий откат от прогрессивных либеральных ценностей в сторону консервативных, если не сказать ортодоксальных. Радикальные настроения как результат очевидного отката от движения в сторону сближения этносов и культур. Каким ты видишь будущее? Наблюдая вектор движения нашего общества, я не испытываю радостных эмоций. Но автономно существуют совершенно разные вселенные — политические, экономические, эмоциональные… И вне зависимости от того, как будет развиваться общая ситуация в стране, для людей, которые хотят делать дело, такое дело всегда есть.