«Нас тошнит, когда нет качки». Моряки — о своей любви
Во всех профессиях есть люди, которые при случае занялись бы чем-нибудь другим, а есть те, кто следует призванию. Во всех, кроме одной. В моряках все только по любви. Невозможно проводить в плавании по нескольку месяцев, если не влюблен в море и не ждешь новой встречи с ним, оказавшись на берегу. Невозможно изо дня в день служить кораблю, если не предан ему. О ценностях и привязанностях таких людей рассказывает документальный спектакль «Моменты моря», который недавно состоялся в Московском планетарии. Народный артист России Сергей Гармаш и автор сценария Даниэлла Окуджава прочитали монологи членов экипажа знаменитого парусника «Крузенштерн». Мы побывали на этом чарующем действе, чтобы пересказать вам откровения моряков. «Крузенштерн» «Крузенштерн» — четырехмачтовый парусный барк со столетней историей. Когда-то он служил немцам и под именем «Падуя» перевозил грузы из Южной Америки. После Второй мировой был передан Советскому Союзу и продолжил бороздить Атлантику. А в 90-х, чудом избежав участи быть списанным на берег, поступил на службу Калининградскому высшему инженерному морскому училищу. С тех пор на борту парусника ежегодно проходят практику по три сотни курсантов. Иногда к ним присоединяются энтузиасты с Большой земли, которых приглашает «Клуб путешествий» Михаила Кожухова. Но командирский состав — сплошь морские волки, прошедшие с «Крузенштерном» огонь и воду, очень много воды. В том числе две кругосветки. Историй, понятно, масса. И в каждой из них корабль является одним из основных персонажей. …Круглый зал планетария погружается в полумрак. Под куполом не зажигаются, как здесь принято, звезды, но плещется океан и белеют паруса. Выразительный фильм, снятый в одном из путешествий «Крузенштерна», сопровождает весь спектакль. Вместе с живой музыкой они точно подмечают тональность каждого из монологов. Выходит Гармаш и углубляется в заразительное, хриплое чтение. Поначалу немного отстраненно, затем все более и более эмоционально. Иногда слово переходит к Даниэлле, она составляла эти тексты, побеседовав с моряками. «Были моменты, когда я ощущал себя крупицей песка, — вспоминает Павел Старостин, старший помощник капитана. — Когда ты смотришь на огромную волну, которая идет на тебя, в голове калькулируешь: у меня большой корабль, высота борта — 11 метров, водоизмещение — 80 тысяч тонн. Громадина! Идет волна, и понимаешь, что ты песчинка. Одно неверное движение, и тебя нет. Но ничто не заставит меня оставить море. Это уже береговая болезнь, понимаете. Нас тошнит, когда нет качки. Хотя я люблю возвращаться домой. Там возникает прекрасное ощущение: без тебя здесь никак. Дома сестра закончила четверть на одни пятерки, овчарки подросли, родители постарели, кошка уже не может запрыгнуть на диван. Все это создает меланхолию, начинаешь думать о доме каждый день после полугода в море. А дома так же через какое-то время начинаешь скучать по кораблю». Энергия Старпому вторит капитан-наставник Михаил Новиков: «На паруснике же совершенно другие ощущения, их невозможно нигде еще получить. На “Крузенштерне” можно все выключить. Электричество, систему жизнеобеспечения. Весь экипаж вывести на палубу, двоих только оставить у штурвала, и 3700 квадратных метров парусов понесут это огромное сооружение туда, куда будут крутить эти два человека. Всем остальным судам нужны двигатели, подруливающие устройства, а “Крузенштерну” — нет. Он питается какой-то особенной людской энергией. А если бы ее не было, давно отправили бы на берег, как со многими парусниками и произошло. Так что капитан должен быть особенным, чтобы заставить все это крутиться. Капитан должен воспринимать судно как собственную жизнь. Куда ты, туда и оно, а с какого-то момента — наоборот». Капитан Капитаном на «Крузенштерне» ходит Михаил Еремченко, у него болит душа за курсантов: «На корабле до сих пор живет любовь друг к другу. Это тяжело описать, так бывает только у моряков. Казалось бы, у людей в замкнутом пространстве должна копиться злость, раздражение. Но нет. Я стараюсь, чтобы все друг к другу относились с какой-то теплотой, чтобы всем было комфортно, хоть немного было похоже на то, как дома. Для курсантов практика на корабле — обязательный этап их жизни, граница между детством и зрелостью. Только после рейса курсант принимает решение. И правильно, что есть парусники. Если не через парусники, то как влюблять в море? Ребята, которые проходят практику на “Крузенштерне”, уже никогда не будут плохими людьми. Это не мои слова. Это слова Геннадия Васильевича Коломенского». Геннадий Васильевич Коломенский не так давно был капитаном «Крузенштерна». Как и многие другие капитаны, на берегу без любимого дела прожил недолго. Всего несколько лет — и сердечный приступ. «Геннадий Васильевич во многом был достоин уважения. И как профессионал, и как личность. Мы однажды во время регаты получили сигнал SOS с польской шхуны. У них девушка упала с мачты на палубу. Геннадий Васильевич принял решение сойти с гонки, чтобы ее спасти. Много кораблей откликнулись, но врач был только у нас. Да и шторм был сильный, а нас все ж не так качает. Гонки больших парусников, в которых капитан может и себя продемонстрировать, и защитить честь страны, они раз в пять лет случаются. А будет ли следующая — неизвестно. Но мы снялись с гонки. Спустили шлюпку в серьезных штормовых условиях, перегрузили девушку. И через несколько дней за ней прилетел вертолет. А мы вернулись в гонку и выиграли ее. Этот поступок Геннадия Васильевича все показывает. Он один из немногих капитанов в моей жизни, которых экипаж называл папой». Романтика Моряки — они ведь как дети. Все повидавшие, проверенные стихией, но дети. Сергей Усанков, помощник капитана по учебной работе, уже не один десяток лет бороздит моря и океаны, а все равно фотографирует: «Затянул меня этот корабль. Тут, конечно, все по-другому, не как на военных кораблях. Во-первых, четыре раза кормят, а не три. Во-вторых, есть женщины. Это важно. Элемент романтики во мне сохранился. Недавно заштормило, я вышел утром на палубу и стоял минут пятнадцать. Показалось, мало качает. Побольше бы. Не всегда, но иногда фотоаппарат с собой беру. Бывает, закат какой-нибудь красивый или лунная дорожка. Некоторым приелось, а я все равно бегаю, фотографирую». Столетие «Есть такая поговорка: раньше были деревянные суда и железные матросы, а сейчас — железные суда и деревянные матросы. И если вдруг парусники исчезнут, вместе с ними исчезнут и железные матросы. Но не хочется об этом думать. Мне хотелось бы, чтобы наше судно встретило свое столетие. Не в качестве музея, а в море», — заключает старший боцман Михаил Привалов. «И так живем, дышим, побеждаем».
