Философ Василий Розанов: битый жизнью и женой

Философ и публицист, литературный критик Василий Розанов, умерший сто лет назад, в феврале 1919 года, до сих пор остается одним из самых загадочных русских мыслителей. Было в нем что-то особенное, не зря же, впервые увидев Розанова, сам Григорий Распутин резко покинул залу, а при следующей встрече честно объяснил уход — испугался я тебя, Василий! Сейчас Розанову точно приписали бы какой-нибудь «третий глаз» во лбу или экстрасенсорику: он видел явно больше, чем другие. Говорят, заглядывал он с грустью и в будущее России. Но в своей личной, частной жизни разглядел он не все, да и не вовремя. Все в Розанове — сплошь противоречия. Он был религиозен, что не мешало ему посягать на основы Христова учения, да так, что Павел Флоренский грозил ему прекращением дружбы. Даже внешность Розанова была парадоксальна и нетипична: создатель нетривиальной философии был розовощек, мелко-зеленоглаз, но с черными зубами — ни дать ни взять мужичок-хитрованец, но никак не «светоч разума». Что же касается парадоксов, то в 1910 году, например, грянул скандал: оказалось, что Розанов одной рукой писал статьи для либерального «Русского слова», а другой — для оплота консерваторов, «Нового времени». Как же так?! — загомонили вокруг. Розанов эпатировал публику: «Да мне ровно наплевать, какие писать статьи, «направо» или «налево». Все это ерунда и не имеет никакого значения». А ведь сказано это было искренне. В этом был весь Розанов — единственный и неповторимый, обладатель совершенно непередаваемой стилистики и мелодики речи, не оставивший при этом ни романов, ни рассказов или повестей, ни научных трудов по философии. Все его наследие — какие-то хаотичные обрывки, зарисовки, от которых идет кругом голова, но которыми ты очаровываешься навсегда, понимая, что этот хаотичный сумбур и есть суть выражения гениальности его создателя... В Розанове причудливо сочетались цинизм и ясность ума, трепетность и ядовитость. В чем же его значение и знаковость? Он всего лишь брал крошечный кусочек жизни и описывал его. Но все в этом кусочке было так жизненно и узнаваемо, что ты веришь ему абсолютно и видишь им написанное — как видеть можно лишь картину или фотографию. И создается впечатление, что написавший знает жизнь так, как никто другой. А он и правда знал, каков вкус радости и горечи... Он родился в 1856 году в Ветлуге, в семье чиновника, выходца из духовного сословия. Но мать рано осталась вдовицей, и семеро детей Розановых неделями питались печеным луком да хлебом. Вечно голодный Розанов рос задумчивым и печальным мальчиком. В нем не было сопротивления жизни, он плыл по ней, как в лодке — терпеливо исследуя все изгибы реки. Брат учится на историко-филологическом? Значит, и я пойду туда. Какая разница, что учить… И как жить — какая разница! Мир не стремился его понимать, Розанов отвечал ему взаимностью. Не зря один из первых своих трактатов он назовет «О понимании...» Он не забыл и не простил своего детства — все в нем было серо и черно, в этом утре жизни, случившемся посреди ночи. И лишь мир чувственный заботил его. Он жил в мечтаниях, и только любовь как сочетание мечты и чувства могла как-то разбередить его душу. Кумиром Розанова был Достоевский. Он, противоречивый, написанный шероховато и нервно, сам вполне мог бы стать героем романа Федора Михайловича. Потеря такого путеводного маяка, как Достоевский, Розанова подкосила. И его взгляд остановился на той, которую когда-то любил кумир. ...Апполинария Суслова к моменту смерти Достоевского была многоопытной дамой сорока с лишним лет. Поля влюбилась в «Феденьку» совсем юной, прослушав его лекцию. Завязались отношения. Он написал с Полиньки несколько женских образов, увековечив ее в «Идиоте», но оставить умирающую от чахотки жену, как настаивала Суслова, писатель не смог. Последовал разрыв... Она смотрела на него и недоумевала: и это — ее Васенька? Когда-то битый, дранный за волосы, унижаемый, ползающий в ногах? В душе Сусловой закипал гнев. Влюбился? Нашел замухрышку в этом Ельце, потащит мир показывать?! — Не будет развода, Васенька, — сказала она иезуитски мягко. И напрасно Розанов взывал к ее совести, напрасно плакал и умолял, грозил и упрекал. 5 мая 1891 года Василий Розанов и Варвара Бутягина тайно венчались. С ней вся жизнь его начала писаться будто с чистого листа. Розанов умолял небеса продлить ему счастье... На пике взаимной любви и привязанности Розанов подвергался самым острым осуждениям: двоеженец, плодивший детей от любовницы! А Варвара рожала. Появилась, но, правда, быстро ушла в лучшие миры Наденька, затем Таня, Васечка, подрастала старшая Саша… Розанов обожал детей. Но небо будто не прощало ему незаконности отношений с Варварой. Почему дети отвечают за меня, неся гнет незаконного рождения? Почему же церковь не может освятить брак, суть которого — любовь? — вопрошал он, злился на Бога и впадал в ереси... 26 августа 1910 года Розанов запомнил особо. Они с Варенькой сидели за столом, вдруг Варвара Дмитриевна будто поперхнулась чем-то и медленно сползла со стула на пол. И хотя позже речь ее относительно восстановилась, Розанов сделал отметину в записях: «26 августа я сразу состарился... Теперь ничего не нужно, ничего не хочется...» На фоне всех страданий и выкристаллизовалась главная теория Розанова — та, за которую он и носит звание «русского Фрейда». Плоть — вот что стало его божеством. Он начал объяснять половым инстинктом многое, если не все. Идея «все оправдывает любовь» стала идиомой его учения. Осенью 1917 года Розановы перебрались в Сергиев Посад: к земле поближе — поближе и к сытости. Тут и напишет Розанов свой наиважнейший труд — «Апокалипсис нашего времени», в котором отплачет о России и выпавшим на ее долю испытаниям. Но другие испытания ждали его не в будущем — в настоящем. Паралич, слово страшное и равнодушное, он услышал и понял в комнате, где плавали, пересекаясь, стены... Он умирал долго и тяжело. Но как ни странно, прямо перед смертью он вдруг примирился с Богом — то ли поняв что-то, то ли отпустив. 5 февраля 1919 года Василия Розанова не стало.