О роли секса в государственном управлении

Михаилу Горбачеву, первому и последнему президенту СССР, 2 марта исполнилось 88 лет. Если бы 34 года назад он не начал перестройку, мог бы оставаться генсеком КПСС до сих пор. Как вы считаете, он сам осознавал масштаб перемен, которые начинал? — Не уверен, что он полностью осознавал масштаб, но думаю, что он достаточно ярко и мужественно представлял себе то, что делает. И это чуть ли не единственный лидер в нашей стране, который попытался из подданных сделать граждан. По крайней мере, попытался. И единственный, который добровольно отошел в сторону от трона. Действительно ведь отошел. А мог в 1991 году упереться, пустить в ход армию, возможность у него такая была. Что де это за лидер, который не цепляется за власть? — Пусть и достаточно редко, но есть же такие поступки и слова, которые связаны понятием, например, любви к отчизне. Связаны с понятием благородства. Это такого плана человек. Думаю, что он останется в истории наряду с фигурами масштаба Петра Первого — как великий реформатор. Просто мы еще недостаточно далеко ушли от того времени, чтобы самим понимать масштаб его личности. При всех его, наверное, ошибках. При некоторой его нерешительности. Нерешительности? Такое начать… — Мы сейчас, конечно, напоминаем пикейные жилеты, но все-таки этот хвост можно было рубить в один удар. Хорошо нам сейчас говорить, глядя на 34 года назад. — Конечно. А многие ведь и теперь очень не любят Горбачева. Почему к нему не испытывают благодарности те, кого он попытался сделать гражданами? И почему еще в те годы советских людей так раздражали теплые отношения супругов Горбачевых и сама Раиса Максимовна? — Вот это, увы, связано в какой-то степени с национальным историческим путем. Километры слов сказаны на эту тему, но когда в России отменялось рабство, в 1861 году, в Лондоне запускалась первая станция метро. Это самая яркая иллюстрация: есть все-таки национальный путь, есть национальный характер, есть национальная история. Но кроме этого, большинство так называемых имперцев не очень любит все человеческое. Отношения Михаила Сергеевича с женой, их любовь, которая была видна невооруженным взглядом, их чувства друг к другу казались вызывающими для несчастного большинства подданных, привыкших видеть «суровой величие». Им гораздо милее была бы жена Горбачева, будь она женщиной милой, но совершенно лишенной вкуса, вцепившейся распухшими руками в сумочку… Мертвенное нечто таким людям ближе, чем что-то человеческое. Это то, о чем в последние годы особенно полюбили рассуждать псевдоимперцы: сакральность. Власть у них должна быть сакральна. Она должна бить. И тогда ты понимаешь: бьет — значит любит. Боится — значит уважает. Все эти наши специфические поговорки ведь в переводе на любой другой язык вообще невообразимы. Просто смысл другой. — На 180 градусов. Увы — это есть. У Бродского есть такая фраза: «Если президенты не могут делать этого со своими женами…» — Да-да: «…они делают это со своими странами». Еще говорят, что у добрых правителей, как правило, бывают хорошие семьи, а у тиранов — проблемные. Действительно есть связь? — Связь, безусловно, есть, хотя мне не хотелось бы впадать в такой доморощенный фрейдизм. Ну, кому как не вам мне адресовать такой вопрос! — Вот как ни странно, в другую сторону тоже не надо перекашивать. Люди, как правило, не любят вдаваться в глубинно психологические рассуждения. Но иногда таким псевдозолотым ключиком фрейдизма пытаются открывать любые «дверцы»: эдипов комплекс, все такое… Но ведь действительно у Джорджа Буша-старшего с Барбарой были очень трогательные отношения, у Черчилля с Клементиной. У Хрущева, в конце концов, с Ниной Петровной. — В принципе, да: человек, который гармонизирован в своей личной, приватной, интимной жизни, чаще имеет некую прививку от тоталитарности, диктаторства и тому подобному. Это не гарантия, конечно, но это прививка. И мы можем вспомнить личную жизнь Адольфа Шикльгруббера, Иосифа Сталина и так далее. Я бы не сказал, что это стопроцентно, но тенденция такая есть. А если правитель, например, женат на своей стране? Я вот знаю одного лидера, который этим гордится. Нет ли здесь чего-то двусмысленного? — Если вспомнить Бродского, то даже не двусмысленное, а вполне односмысленное. При всем пафосе фразы «Я женат на России» есть здесь какая-то… Фальшь. Нет-нет, я не говорила о России. Мы говорим об условной стране. — Понимаю. Если я собираю мебель и очень люблю эту работу, то сказать «Я женат на своем шифоньере» — это очень пафосно и как-то глуповато. Люди должны быть женаты и выходить замуж за людей, которых они любят. В Петербурге уже фактически началась кампания по выборам губернатора Беглова. Что бы вам хотелось знать об этом человеке? — Теперь уже — ничего. Он мне уже совершенно не интересен. Теперь? А раньше? — Буду искренен: я даже чуть-чуть купился, когда в первые дни прихода к временной власти вдруг отстоял союз художников. Это меня поразило. Я думал, что вряд ли это пиар-акция, потому что для подавляющего большинства людей это не так уж значимо. А он, насколько я знаю, поехал в Москву и решал этот вопрос на уровне министров. И я тогда обманулся. До сих пор не понимаю, зачем это было сделано. Наверное, для того, чтобы интеллигенция отреагировала так, вы. — Тогда были бы второй шаг, и третий, и четвертый. Но это человек, который в момент прямой и открытой критики со стороны депутата городского парламента встал и демонстративно покинул зал. Видимо, он считает диким свинством нормальную, более того — положенную по закону, критику со стороны законодательной власти. А потом взял и приписал этому депутату достаточно гнусные слова, а потом от этого отказался. Обсуждать такого человека мне совершенно неинтересно, потому что психологически мне тут все понятно. Психологически он может быть каким угодно, но это необязательно влияет на его качества как губернатора. Может, он отлично будет управлять городом. — Совершенно верно. Я мог бы тоже сказать: как личность мне он не нравится, зато он, как сейчас говорят, эффективный менеджер. Но все, что произошло этой зимой со снегом и его уборкой, говорит об отвратительном парадоксе. Вроде бы надо радоваться уходу плохого градоначальника, но в нашей ситуации каждый следующий получается немножко хуже предыдущего. При всем том, что Беглов ведь был здесь же, в Петербурге, полномочным представителем президента. Всего-то год. — Да, но когда-то он был главой Курортного района Петербурга. То есть он обязан быть хозяйственником и он знает Петербург. И вдруг нам начинают говорить: оказывается, зимой бывает снег. Вот так Беглов обнаружил, что почему-то очень мало техники, очень мало тех, кто должен убирать, очень мало эффективных руководителей среднего звена. Всего мало, ничего невозможно сделать. Согласитесь, в этом можно винить не его, а предшественников. — Хорошо. Я пытаюсь рассуждать просто как горожанин. Когда люди погибают от снега и сосулек, когда старики и старухи переломали ноги, это вполне причина для введения в городе чрезвычайного положения. Снег, вы считаете, достаточная причина? — А что в этом страшного? Законодательно это дает возможность временно привлечь армию здоровенных лбов, которая имеет грандиозный численный состав, но в основном окружает тройным кольцом митинги. — Мне кажется, для режима чрезвычайного положения все-таки требуется нечто большее, чем снегопады. А Росгвардия губернатору не подчиняется, у него могли возникнуть проблемы похуже снега. — Я уже сказал, что пытаюсь рассуждать просто как горожанин. Но беда как раз в том, что мы, горожане, для градоначальника никто и ничто. Почему? Да потому, что мы его не выбирали. Нам его спустили сверху. Ответственность у него только перед его начальством. И я действительно не исключаю, что, объяви он чрезвычайное положение, кому-то из его начальства это могло не понравиться. Поэтому пусть дальше старухи ноги-руки ломают, пусть им головы сосульки пробивают. Ничего, как-нибудь. Так что для меня этот человек совершенно понятен, тут нечего ожидать. А если бы не было в этом году столько снега, вы бы остались под впечатлением от защиты Союза художников? — Тогда он обязательно проявился бы в чем-то другом. И еще, я думаю, проявится. Петербург, как любой город, имеет довольно много проблем. Но у нас есть специфика: старый фонд, дома под угрозой и по линии газа, и по водопроводу… Так это тоже случилось уже. И трубу прорывало, и в старом корпусе ИТМО перекрытия рухнули. — При современном уровне воровства, которое уже просто принимается как некая данность, мы прекрасно представляем, каково истинно хозяйство нашего города. Мягко говоря, оно не в лучшем случае. Мы помним украденные километры труб. Помним, как в землю зарывали бывшие в употреблении трубы под видом новых. Хозяйство нашего города всегда будет выдавать проблемы, и градоначальник обязан быть очень сообразительным, очень активным завхозом. Так что снег, мне кажется, еще может оказаться цветочками. Хотя этого не хотелось бы Вы не слишком много хотите от человека, который в должности всего 5 месяцев? Может, у него еще просто не было возможности проявить себя? — Были у него все возможности. Но он будет оставаться в тренде. Его будет очень беспокоить все, что связано с разными сложными чиновными поворотами: кто чья «крыша», как реагирует тот, кто может его назначить и убрать. А мнение горожан для него станет интересно только в случае какой-нибудь катастрофы. Не дай боже, конечно, но только в такой ситуации проявляет себя такой тип руководителя. Ежедневная работа делового в хорошем смысле завхоза — этого он не умеет. Рейтинг Беглова некоторые социологи сейчас оценивают в 10-12 процентов. Может, его не выберут? — Выберут? Вы имеете в виду — не назначат? Нет, назначили его уже. А я имею в виду — петербуржцы не выберут. — Это исключено. Почему? — По той причине, с которой мы начали: пока еще понятие гражданин, горожанин у нас такое, что к ним относят тех, кого почему-то называют активистами. То есть вот есть болото — и те, кто пытается в нем прыгать с кочки на кочку, всех остальных раздражают. Эти активисты, вечно одни и те же, все им мало, то одно им надо, то другое… Это, кстати, очень хорошо проявилось в мусорных митингах. Люди пока у нас готовы бурно реагировать только тогда, когда видят личную угрозу для себя. Разве ситуацию со снегом не восприняли как такую угрозу? — Если бы Беглова выбирали завтра, ваш вопрос о выборах имел бы смысл. Большинство народа — любого: китайского, японского, американского, еврейского, русского, сенегальского и других — в массе с точки зрения шкалы ценностей и психологии вряд ли представляет собой очень симпатичное зрелище. Подчеркиваю — в массе. Отличия будут, в основном, в историческом пути, причем в новейшем. Социальная психология предполагает, что крайне важны качества, сформированные за последние две-три сотни лет. К одному из малосимпатичных наших качеств относится почти патологически короткая память. Поэтому, повторю, если бы выборы были завтра, и они были бы честными, то господину Беглову, возможно, ничего бы не светило. Но за полгода, поверьте, острота восприятия этого явления снизится. Надо будет очень сильно и умело напоминать людям о том, что они пережили этой зимой. А тех политиков, которые умеют напоминать, быстро стреножат. Это не значит, что так будет всегда, но сегодня это реальность. Поэтому в назначенный день выборов, если будет включен административный ресурс, если условный Кремль по-прежнему будет считать, что Беглов — идеальный губернатор Петербурга, он и станет губернатором. Я не очень поняла, это ваш пессимистичный прогноз или оптимистичный? — Бетховену, когда он оглох, приписывают фразу в дневнике: «Жизнь есть трагедия». И если бы на этом все, это можно было бы назвать пессимизмом. Но он написал: «Жизнь есть трагедия, и все-таки — ура».