Современная российская проза: жизнь – боль?

Не так давно была вручена престижная литературная премия "НОС" за 2018 год. Литературный критик Анна Жучкова, побывав на церемонии, отметила, что жюри увидело в книгах ушедшего года новые тенденции: тема памяти, женский взгляд и субъективность я-повествования. Члены жюри радовались этому факту: раньше не хватало прозы, написанной женщинами, прозвучало на награждении лауреатов. Утверждение легко опровергнуть, зайдя в любой книжный магазин – больше половины художественных изданий подписано женскими именами. Но строгое жюри имело в виду не рядовой ассортимент книжной торговли, а произведения "большой литературы", наследующей русской классике с ее социальностью и гуманизмом. "В шорт вошли книги о жизни, чувствах и человеке", - сформулировала Жучкова. Главный приз "НОСа" получил роман Марии Степановой "Памяти памяти" – реконструкция семейной истории. Но, по словам Жучковой, почти то же количество голосов набрала дебютная книга прозы режиссера и сценариста Натальи Мещаниновой с простым названием "Рассказы". Она удостоилась в этот раз не официальных призов НОСа, но похвал экспертов. Коллега посоветовала прочесть эту книгу, и я послушалась. И добавила по прочтении одно слово к характеристикам современной серьезной российской прозы: книги о жизни, чувствах и человеке и его боли. Боль, стрессы и всяческие патологии – движущая сила сборника рассказов Мещаниновой. Причем их испытывает героиня-рассказчица Наташа. Таким нехитрым приемом авторы испокон веков подчеркивают автобиографичность либо автопсихологизм своего текста. Наталья Мещанинова. Фото: moskvichmag.ru Мещанинова пишет о детских страхах. Среди них – боязнь потерять маму. Ситуации, при которых это может произойти, книжная Наташа рисует себе вполне кинематографические: то мама упала в пропасть, то Наташу убили на войне, а мама-сердечница не пережила горя, то дочь накликала маме автоаварию своим страхом. С ними чередуются страхи еще более удушливые и совершенно житейские: боязнь мальчишек-хулиганов из двора и из класса. Судя по описаниям Мещаниновой, этих "милых деток" следовало бояться больше, чем каких-нибудь иноземных захватчиков. Были еще и взрослые дяди с нехорошей озабоченностью, которых девочка тоже обоснованно боялась. Вроде бы все обошлось, но душевная травма осталась – и много лет спустя вылилась рассказами. Самое кошмарное – что выросшая рассказчица так и не изжила детские страхи и не простилась с ними, уехав из поселка: "Я приезжала к маме и заглядывала во все уголки своего страха с … мужем под руку. Мы… бродили по поселку пьяные и высмеивали эти страхи. Я отважно хохотала, сгибаясь в три погибели. Старалась спрятать мертвый холод в животе за коликами смеха". Интересно, что в киносценариях Наталья Мещанинова не так увлечена болью и ее подробностями. Один из ее последних проектов – сценарий остросюжетного полицейского сериала "Шторм", написанный по идее Ильи Тилькина. Фильм о двух друзьях-полицейских, один из которых оказывается коррумпированным, а другой старается его разоблачить. Затронута острая общественная проблема, однако история не уходит в глубины самокопания. Почему? Может, авторы склонны делить то, что пишут, на "для работы" и "для себя", и "для себя" им важно поделиться своей болью? Один из рассказов Натальи Мещаниновой называется "Литературный эксгибиционизм" – он воспроизводит психологию девочки, которая в пору первой подростковой любви лжет даже дневнику: пишет в него сценки с заимствованиями из эротических романов и скрывает, что в реальности все было пошловато. Название – термин, отражающий писательскую манеру не одной Мещаниновой. Стало едва ли не общим местом для многих нынешних писательниц находить в жизни (не только собственной) болевые точки и сосредоточивать на них текст. Знакомство с текстами Мещаниновой окончательно показало тенденцию; приведу лишь несколько примеров. Книга "Посмотри на него". Фото: zvooq-knigi.ru Особняком стоит роман Анны Старобинец "Посмотри на него". Напомню, в прошлом году он был номинирован на премию "Национальный бестселлер", и в связи с этим разыгрался скандал, начатый фейсбучным "спором" критика Аглаи Топоровой и автора Анны Старобинец. Она даже отказалась получать премию и просила ее приз направить на благотворительность. В основе книги – крайне болезненный опыт автора: прерывание беременности на позднем сроке по медицинским показаниям. Анна Старобинец подробно поделилась с читателями описаниями своего состояния, переживаниями, а также – интервью с врачами и пациентками роддома. Член жюри Топорова заспорила с нею на основании своей жизненной драмы; дамы рассорились сами и рассорили литературную среду. Критик Артем Рондарев назвал "Посмотри на него" не литературой, а "публицистикой, написанной хорошим русским языком". Он признал: "…тут личное и социальное целиком отчуждает литературное …данная книга, даже если она и обладает литературными достоинствами, не может судиться по литературным критериям". Критическая полемика вокруг книги Старобинец быстро переросла в полемику этическую: до какой степени допустимо исповедоваться в тексте, делать достоянием литературы личную трагедию, и этично ли ждать за это премии. Разговор вышел далеко за пределы литературы – спорили и о состоянии отечественной медицины, и о социуме, где нет в роддомах порядка, и о российской ментальности, которая считает постыдным публичное осуждение "женских" проблем… Конфликт стал социальным. Литературной ясности так и не возникло. А в современной русской прозе с тех недавних пор возник еще ряд текстов, педалирующих стрессы, драмы, личный жестокий опыт и т.п. Похоже, писательское сообщество сделало невысказанный вывод: боль никто не декларирует как тренд текущей литературы, но произведения говорят об этом. Тот же Артем Рондарев сказал мудрую фразу: "…слово "интерес", поставленное …рядом с документом большого человеческого горя, выглядит не очень приличным". Но авторы не вняли предупреждению, что писатель не должен делать читательский интерес на материале человеческого горя. Ольга Славникова. Фото chtenie.kurskonb.ru Одно дело – сочиненный сюжет: в нем все-таки есть литературное начало. Новый роман Ольги Славниковой "Прыжок в длину" типично для этой писательницы сочетает мистику с реальностью. Молодой прыгун в длину Олег Ведерников поставил личный рекорд – совершил прыжок на восемь с лишним метров один-единственный раз в жизни. Но этот взятый рекорд принес Олегу не лавры, а увечье: в прыжке он вытолкнул из-под машины заигравшегося на проезжей части мальчика Женечку, а сам лишился обеих ног. Дальнейшую жизнь Ведерникова можно смело называть существованием: наедине с собой, со своей беспомощностью, с узким кругом близких… и Женечкой, который регулярно навещал спасителя, чтобы выразить ему благодарность. Олег от этих встреч становилось только хуже. Женечка в романе прописан демоническим существом, причиняющим людям исключительно зло. Все, кто пытались помочь Женечке или полюбить его, либо умерли, либо деградировали, но сам он только здоровел и расцветал в атмосфере чужих страданий. Вырастя, Женечка связался с криминалом. Олег решил: "Я тебя породил, я тебя и убью!" – и попытался нанять на Женечку киллера. Нетрудно догадаться, что киллер порешил самого заказчика, и жить остался инфернальный персонаж, а не чуткий и добрый в прошлом человек. Справедливость не восторжествовала, доброе дело наказано, центром романа становятся муки Ведерникова – при всей ирреальности сюжета роман Славниковой тоже о боли, то есть вливается в тренд. Роман "Калечина-малечина". Фото: prochtenie.org Похож на "Прыжок в длину" мощным фантастическим элементом роман Евгении Некрасовой "Калечина-Малечина" (тоже входил в шорт-лист НОСа) – он о школьнице младших классов, которую травят и одноклассники, и педагоги, на которую плевать вечно занятым родителям. У несчастной Кати на кухне… заводится Кикимора. Сначала она шкодит, а Кате достается за беспорядок. А потом вместе с Катей идет мстить ее обидчикам и многих сурово карает. Писательница объяснила, откуда в панельной многоэтажке взялась лесная нечисть: "Кикиморы - они бывшие не пригодившиеся никому в мире живых невыросшие" (так Катя называет детей). То есть не было никакой Кикиморы, ею стала затравленная девочка от грубости и холодности окружающих. Некрасова позаботилась и о выходе для своей страдающей героини – мама после всех этих драм обратила на Катю внимание, и Кикимора пропала. Но хэппи-энд выходит блеклым и неубедительным на фоне ярких страданий одинокой Кати. Книга явно писалась, чтобы довести до взрослых, как много боли в детском мире. Это очень важно… и очень грустно. В этом же ряду стоит и сборник рассказов Ксении Букши "Открывается внутрь" (в лонг-листе премии "Нацбест" текущего года). Это восемнадцать рассказов, поровну поделенных между частями книги "Детдом", "Дурдом" и "Конечная". Восемнадцать историй несчастья, одиночества, безумия, смертельной болезни, тяги к самоубийству, сиротства и прочих "прелестей". И неизбежности смерти, недаром же книга, точно поезд, упирается в "Конечную". Рассказы только выглядят реалистичными – тут и общение с мертвыми, и раздвоение личности, и навязчивые идеи. В их числе - идея автора собрать все самое страшное под одной обложкой. Детская боль проникает и в сугубо детскую литературу! В одном из предыдущих обзоров я отмечала, что все больше книг для детей и про детей строится на одном и том же ходе: малышам не с кем поговорить в кругу семьи, некому довериться, вот они и находят фантастических друзей. В книге Юлии Симбирской "Мольер, Моцарт и Пикассо из лисьей норы" девочка Марго завела знакомство с лисами, а в сказке Антона Сои "Маша и Аркаша-Таракаша" героиня полюбила говорящего таракана! Герой "Мятной сказки" Александра Полярного Сойер был несчастен с колыбели до могилы. А книга адресована детям и взрослым, как и "Небесный почтальон Федя Булкин" Александры Николаенко: там мальчик-сирота постигает, что жизнь в материальном мире – юдоль слез и скорби, а подлинное счастье возможно только в Городе небесном. Книга "Маша и Аркаша-таракаша". Фото: bigmir81.livejournal.com Так что боль и страхи – удел не одной лишь "женской прозы". Помимо Антона Сои и Александра Полярного, я бы назвала еще прозаика малой формы Евгения Эдина. Его новый сборник "Дом, в котором могут жить лошади" – просто гимн бесцельности, бессмысленности, депрессивности существования, одиночеству среди людей, невозможности прорвать порочный круг. Герой заглавной повести Сентябрев хочет построить дом, где бы жил со своей бывшей семьей и лошадьми (о которых лишь мечтает) – но тщетно. Герои рассказа "Глина" строят дом на большую семью, но неудельный; в нем неуютно, и радости от жизни под собственной крышей никто не ощущает. А две семейные пары из повести "Танцы" заводят унылый адюльтер: одного из мужчин, Павла, влечет к чужой жене не интерес к жизни, а страх смерти – а ему чуть за тридцать!.. Книга "Дом, в котором могут жить лошади". И какой, простите, может быть интерес уже у читателя к такой прозе? Невольно вспоминается мой давний разговор с фантастом Ником Перумовым. Он прямо сказал, что выбрал для себя фэнтези а-ля Толкиен потому, что перечитал в детстве и юности серьезной прозы из литературных журналов, которые выписывала его семья. Перумов искренне поставил в вину "большой литературе", что ее цель - показать мерзость и скотство человека. Он даже употребил характерный оборот: причинить боль. С несовершенством человека невозможно бороться методами реалистической прозы. Зато фантастическими средствами – легко! Вот Перумов и предпочел творить книги в жанре, излучающем социальный оптимизм, а не социальный пессимизм. Ник Перумов. Фото: crimea.kp.ru Можно сколько угодно в ответ разглагольствовать о несерьезности фантастики вообще и перумовской в частности. Но если сравнить статистику книжных продаж, окажется, что читатели голосуют рублем за Перумова и иже с ним: самый покупаемый жанр в России – фэнтези, к слову о рядовом ассортименте книжных магазинов. А из ряда "женской прозы" спросом пользуются веселые детективы да "правильные" мелодрамы – с хэппи-эндом и принцем на белом коне (или "Ягуаре"). И как вы думаете, в какую сторону будет изменяться эта статистика, когда "большая литература" все явственнее производит себя от слова "боль"?.. Мне хочется "заговорить" литературный цех известным детским заклинанием: "У кошки заболи, у собаки заболи, у писателей заживи!" Пусть попробуют написать что-нибудь легкое и веселенькое. Может, и мир в их глазах расцветет новыми красками? Как утверждают психотерапевты: если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней.

Современная российская проза: жизнь – боль?
© Ревизор.ru