Как устроены современная музыкальная индустрия и музыкальное образование

Что будет, если взять Элвиса Пресли или даже юную Мадонну и поместить в музыкальный мир нашего времени? Наверное, примерно то же, как если перенести человека из 1890-х на Садовое кольцо в час пик. Индустрия музыки сегодня — это вселенная Фейсов, Элджеев, их гострайтеров и техно-самородков, выросших с Frutti Loops в руках. Как устроен этот мир, как в него попасть и какую роль сегодня играет музыкальное образование? Эти вопросы мы обсудили с директором и сооснователем Moscow Music School Дмитрием Пановым. Периодически к интервью присоединялся Андрей Рощевкин, его партнер по проекту MMS. Дмитрий Панов Андрей Рощевкин — Как устроена современная музыкальная индустрия? В какой момент успех музыканта перестал зависеть от условного толстого продюсера, который случайно зашёл в маленький клуб на концерт? — Давайте поговорим о России. В России проще добиться успеха, чем за рубежом, потому что активных музыкантов меньше и в целом индустрия меньше, чем на Западе. В этом есть свои плюсы и минусы. Например, проще попасть на фестиваль, даже будучи новичком. Но при этом и ёмкость рынка на Западе, прежде всего в США, гораздо больше, грубо говоря, там больше денег и больше артистов могут добиться успеха. Но и конкуренция между ними гораздо сильнее. Ситуация с условным толстым продюсером сохраняется, но в поп-музыке, в так называемой эстраде. Всё, что вне этого, функционирует по-другому. Перемены пришли с распространением DAW (цифровых рабочих станций), широкополосного интернета и стриминговых площадок. Стало необязательно пользоваться услугами профессионалов. Всё производство, вплоть до публикации в стриминговых сервисах, можно сделать самостоятельно. Конечно, профессионалы помогут сделать всё качественно и вовремя, стать хедлайнером, засветиться в СМИ, попасть плейлисты, но, в принципе, схема работает и без их участия. Раньше, если тебе надо было записать пластинку, ты не мог сделать это дома. Всё происходило в звукозаписывающей студии. Был, конечно, самиздат наши рокеры так делали, «Кино» и Борис Гребенщиков, например, были свои «подпольные» продюсеры, такие как Андрей Тропилло. Но это не было массовым явлением, пока не появились так называемые DAW, цифровые рабочие станции типа Ableton Live и Logic Pro, которые позволили записывать всё полностью самостоятельно — и вокал, и гитару, и в сё что угодно. И сводить человек всё это тоже может сам. — В связи с этим изменилось ли что-то в музыкальных профессиях? Какие специалисты оказались не нужны и какие новые профессии появились? — Профессии остаются, вы по-прежнему без труда найдёте студийного звукоинженера, но к нему теперь приходят, когда требуется записать живые инструменты и вокал, а затем всё это свести профессионально. Но сам продакшен может быть как аналоговым, классическим, так и полностью сделанным одним человеком у себя дома. Звукоинженеров, скорее всего, не стало меньше, но объём их работы уменьшился. Если раньше студии были забиты под завязку и от клиентов не было отбоя, то сейчас даже у топовых студий, таких как Parametrika, где всё заставлено винтажной аппаратурой, появилось гораздо больше свободного времени. Часть их нагрузки забрали цифровые продюсеры. Они, в свою очередь, могут быть как гострайтерами, так и самостоятельными авторами. Львиную долю современного рэпа делают люди у себя дома — просто пишут на лэптопах биты, и им необязательно идти в профессиональную студию. Входит Андрей Рощевкин Андрей (показывает видео на YouTube): Вот чувак, который пишет музыку Элджею, вот у него дома стоят колонки Sven, вот контроллер, вот Frutti Loops — всё. Прошла эпоха, когда группа уезжает в студию к суперпродюсеру Рику Рубину, и он с ними в дыму и угаре пишет альбом три месяца. Наверное, где-то, на каком-то высшем уровне это до сих пор существует, но реалии — вот они. Парень у себя дома что-то делает, а потом садится и «Дошир» кушает. — Как авторы и продюсеры находят друг друга? У них есть какой-то свой LinkedIn? Дмитрий: У нас это пока не очень структурировано, поэтому находят во всяких тематических пабликах, в соцсетях. Например, есть коммьюнити в фейсбуке, Backstage называется, там разные инди-продюсеры и музыканты общаются, находят друг друга. Есть ребята наподобие Yungrussia, которые делают лейбл, вокруг которого формируется коммьюнити. — В музыкальной индустрии по-прежнему крутятся огромные деньги. Кто зарабатывает больше всех и почему? Я имею в виду не СЕО и звёзд, а более рядовые, теневые профессии. Андрей: Ну, гост может запросто получать до 300 тысяч за заказ. А может 30 тысяч. Дмитрий: Больше всех зарабатывать всегда будет исполнитель. Например, минус для того же Элджея может стоить от 3 000 до 60 000 рублей для малоизвестного продюсера и примерно 150 000 руб. для известного. Потом Элджей берёт эту фонограмму, пишет вокал, снимает клип, выкладывает в интернет, даёт концерты — и зарабатывает в разы больше. — Что нужно делать, чтобы зарабатывать такие деньги? — Лучше всего зарабатывают — и у нас, и по всему миру — на концертах. Раньше было так: выпускает артист альбом, едет в тур в его поддержку и зарабатывает в основном с продаж альбома. Теперь наоборот: ты должен давать концерты и с них делать кассу. А твои треки и альбомы — это промоподдержка, чтобы люди пришли на концерт. Другой источник дохода — стриминги. Там ты можешь что-то заработать просто с того, что люди слушают твою музыку. Но объёмы по сравнению с тем, что раньше давала продажа физических носителей, скромные. Главное — концерты. Чтобы зарабатывать именно с релиза, надо быть очень крупным артистом. Только звёздам теперь рентабельно выпускать целые альбомы на физических носителях. Ты должен найти профессионалов, записываться в студии, затем всё это сводить, мастерить, печатать тиражи — это стоит денег. Если ты молодой артист, выпускай отдельные треки порциями и как можно скорее начинай давать концерты. — Насколько важно получать музыкальное образование? Тот факт, что подавляющее большинство успешных музыкантов не имели музыкального образования, не очень мотивирует идти учиться. Что вы об этом думаете? — Ты, конечно, можешь делать музыку без образования. И многие делают. Но вопрос в намерениях: если ты уверен, что хочешь быть музыкантом, хочешь, чтобы это была именно работа, то этим надо заниматься постоянно, это должно стать твоей рутиной, ты должен производить музыку, как бы цинично это ни звучало. Образование в данном случае научит тебя не зависеть от вдохновения и случайных поисков. Когда я говорю о профессионалах индустрии, то имею в виду звукоинженеров, звукорежиссёров, людей, которые занимаются мастерингом, миксингом, — тут без образования не обойтись точно. Можно всё усвоить с опытом, но гораздо проще и быстрее будет разобраться в физике звука и акустике вместе с преподавателем. В таких профессиях важно понимать, как устроено пространство, как распространяются звуковые волны и так далее. — Расскажите о Moscow Music School. Как устроен учебный процесс? — Наши основные программы Music Production, Songwriting & Music Performance и Music Business — это дополнительное профессиональное образование. К нам приходят как люди, уже имеющие классическое, джазовое или эстрадное музыкальное образование, так и самоучки, кто воспринимает музыку как хобби. В основе всего лежат проекты — от простых и коротких до сложных и трудоёмких. К примеру, сонграйтеры делают сначала зарисовки, этюды, потом мелодии, затем переходят к песням, а завершают обучение с портфолио, в которое входят отдельные синглы, EP, видеоклип и LP или набор из синглов сопоставимого объёма. Каждую неделю или раз в две недели у студентов новые проекты. Да, это жёсткие сроки, но таким образом человек привыкает к дедлайнам и к тому, что бывают разные задачи, разные заказчики и творческие партнёры с разными характерами и требованиями. У каждой творческой программы есть кураторы, которые занимаются со студентами по выходным. Люди получают творческие задания, что-то начинают делать вместе с куратором, потом неделю работают самостоятельно — либо дома, либо в школе, — а в конце отведенного на проект срока показывают результат. — Очень напоминает западную модель образования — много практики и самостоятельности. — Да, мы делаем сильный акцент на практику. Ты узнаешь что-то, сделав это, сначала, возможно, и неправильно, это нормально, но затем, всё сто раз переделав, ты понимаешь материал «изнутри». Мы не бьём по рукам линейкой, если человек неправильно сидит за фортепиано или как-то не так кладёт на клавиши пальцы. У нас нет задачи научить хорошо исполнять, здесь мы не собираемся конкурировать с Гнесинкой или Консерваторией, где всему этому реально научат гораздо лучше. Наша цель — развить креативность, способность выдавать оригинальные музыкальные идеи и произведения. Привыкать постоянно выжимать из себя новое. Не исполнять только каверы или играть уже готовые партитуры, а постоянно изобретать. Но стоит сразу оговориться, что мы действуем на поле современной популярной музыки, затрагивая саунд-арт, а не академической или электроакустической. В конце первого семестра у наших студентов была первая сдача проектов. От сонграйтеров требовалось написать песню, сделать для неё фонограмму, записать вокал, исполнить вживую и написать эссе, в котором надо было обосновать все аспекты проекта: я сделал эту песню, потому что меня беспокоит такая-то проблема, поэтому эта песня такой длины, такого темпа, я выбрал такие тембры и такую аранжировку, вот там у меня есть несколько лирических героев, и они друг с другом спорят. Оценка складывается из трёх элементов — эссе, оригинал и выступление. Задача в том, чтобы эти элементы были взаимосвязаны. Это не спорт — мы не можем всех судить по одинаковым стандартам, потому что каждый студент растёт только относительно самого себя. Если студент вырос, если он стал глубже рассуждать, начал применять какие-то нешаблонные, нехарактерные для него самого вещи, значит, мы добились результата. Оценки мы никогда не озвучиваем при всех. У нас такая этика: студенты не должны знать баллы друг друга. Повторюсь, мы не спортом занимаемся. Они это делают только для самих себя. — Как вы стали директором MMS? Какой у вас бэкграунд? — Академического музыкального образования у меня нет, я — культуролог, учился в РГГУ. Я с детства занимался музыкой, учился читать ноты с листа, играть на фортепиано, флейте, барабанах, пел, танцевал. Став тинейджером, я, естественно, начал увлекаться всякой андеграундной музыкой. Я — немножко аутсайдер, музыка никогда не была моей профессией, хотя, бывало, получалось и деньги зарабатывать, мы с группой ездили на гастроли, даже попали на обложку журнала «Афиша», выступали на разогреве у Би-2, в этом был свой рок-н-ролл. Мне нравится музыка как феномен современной культуры, потому что она — массовая. Все мы слушаем музыку, даже если этого не хотим, — хоть в такси или в рекламе. Но это поле структурировано иначе, чем литература, кино или изобразительное искусство. В последнем понятна вертикаль: есть цех критиков, издаются журналы, например, «Искусство», «Сеанс» и тому подобные, есть институт кураторства. В музыке такого нет. Когда-то были авторитетные музыкальные критики, но сейчас никто этим уже всерьёз не занимается. Это превратилось больше в какие-то рекомендательные истории, в сферу досуга. Я хотел создать мультифункциональную лабораторию, где производились бы новые смыслы, рождались новые произведения, проходили бы концерты и выставки. Чтобы это не был просто клуб с баром. Чтобы у того, кому в голову пришло, что он хочет стать рэпером, было место, куда он мог бы прийти, послушать лекцию, понять культуру хип-хопа и выдать действительно крутые идеи. В 2015 году мы с Андреем запустили небольшой проект, который назывался Школа современной музыки Glinka. Мы делали двухнедельные курсы по Ableton Live, теории музыки, сэмплингу, синтезу звука. Но мы всё время зависели от разных арендуемых площадок, и очень хотелось вырасти во что-то большее и обрести дом. И вот мы пришли в дружную семью Universal University, где в нас поверили и инвестировали. — Кто преподаёт в школе? Как вы ищете квалифицированных специалистов? — У нас есть принцип: преподавать должны практики из индустрии — реально выступающие артисты, музыкальные журналисты, музыкальные менеджеры и так далее. Среди наших экспертов — люди из Warner Music и Universal Music. Они очень увлечены тем, что у нас происходит. Мы стараемся выбирать из максимально топовых, но не всегда получается, потому что чем популярнее и востребованнее профессионал, тем меньше у него времени на преподавание. Но у некоторых желания с возможностями совпадают. Например, на сонграйтинге у нас преподает Паша Артемьев — инди-артист с бэкграундом в большом шоу-бизнесе. У него есть желание преподавать, и ему это нравится. На музыкальном продакшене у нас преподают ребята из Monoleak Studio, которые делали музыку для Sila Sveta и вообще занимаются разными коммерческими историями. При этом у ребят есть и свои проекты — Moa Pillar, «Синекдоха Монток». Такие люди живут музыкой, это их работа. У них очень широкий спектр возможностей, нет зашоренности и, главное, есть интерес к преподаванию. — Вы говорите, что стараетесь привлекать к сотрудничеству опытных игроков индустрии. Но ведь не всегда человек умеет передавать свой опыт другим людям. — У Universal University есть экспертный центр креативной педагогики, куда отправляют всех преподавателей и кураторов на своего рода «курс молодого бойца». Там мы объясняем, как построить образовательную программу, как составить сценарий отдельного урока, какие бывают форматы, как по-разному можно подать одни и те же вещи. После этого мы с ними все прорабатываем до мелких деталей. А дальше — проверка боем. — Что получает студент, выпускаясь из школы? Помогаете ли вы в трудоустройстве? — Формально мы выдаём диплом о профессиональной переподготовке. Плюс, у человека на руках будет портфолио работ. Например, в случае продюсеров — это саундтрек для рекламы, генеративный патч для саунд-инсталляции и другие. Без таких коммерческих вещей, созданных по брифу, заказчикам будет непонятно, что за подрядчик перед ними. На выпускные экзамены будут приходить люди из индустрии — потенциальные заказчики наших студентов, представители рекламных агентств, рекорд-лейблов, букеры. Скоро к нам придут люди из «ВКонтакте» и расскажут, как устроена их музыкальная платформа BOOM. Студенты уже в процессе учебы постоянно контактируют с индустрией. Мы, естественно, не можем никого по блату никуда устраивать. Но компании и лейблы и так заинтересованы в новых именах, и мы готовы их им презентовать. — В какие московские и питерские компании, связанные с музыкальной индустрией, сегодня попасть наиболее престижно и перспективно? — Вопрос кому и в какой роли? Например, для продюсера самый выигрышный путь — открыть свою студию и начать конкурировать с другими игроками на рынке коммерческого продакшна. Если речь о музыкальном менеджменте, то самое лучшее — найти на просторах нашей необъятной родины какой-нибудь интересный, никому не известный проект и развить его в хорошую коммерческую машину. Есть перспективные и стабильно работающие компании. Pop Farm — промоутерская компания, которая организует крупные мероприятия уровня фестиваля «Боль», привозит самых топовых западных артистов. Если бы я был начинающим музыкальным менеджером, я бы с удовольствием у них постажировался и поработал. Крупные лейблы тоже остаются островками стабильности. — Какие медиа сегодня особенно полезны для молодого музыканта? Где лучше всего засветиться? — Стриминговые площадки — уже сами себе медиа. Хорошо работают плейлисты, которые есть на главной странице в iTunes Store и аналогичных платформах. Есть плейлисты знаменитостей и инфлюенсеров — они часто добавляют в них треки малоизвестных артистов, чтобы показать, какие они утончённые и необычные. Блогинг и влогинг, всё, что происходит на YouTube, — тоже хорошие каналы. Есть традиционные медиа вроде журнала Mixmag, Sadwave и «Стороны», который в своё время вырос из паблика. И, конечно же, сами паблики во «ВКонтакте». Тот же Spotify — хоть он и не работает на Россию, но есть способы там появиться. Всё ушло в диджитал — все важные платформы сейчас там. — В последние годы музыкальные фестивали переживают бум. Как туда попадают молодые музыканты? Есть какой-то полезный алгоритм действий? — Всё просто: сделай нечто оригинальное, что заинтересует слушателей, сними клип, выложи его, о тебе должны узнать. Собери себе фан-базу. И самое простое — отправь заявку. Если организаторам станет ясно, что к тебе придёт интересная аудитория, они поставят тебя в лайнап. Это на самом деле не так сложно делать, если у тебя есть программа хотя бы на полчаса, если она оригинальная и тебя уже слушают. Группы Motorama, «Труд» ведь, по сути, из ниоткуда появились. Бери и делай — вот и весь совет. — Что сейчас происходит с музыкальными жанрами? Можно сказать, что какие-то жанры вымирают? Заходит Андрей Андрей: Жанров нет. Мы живём в постжанровую эпоху. Посмотрите на эволюцию хип-хопа. Вспомните, каким хип-хоп был в конце 70-х. Взгляните на самих хип-хоперов, и вы увидите, насколько они вышли из панка в своих сумасшедших шубах, кожаных косухах. Была вообще какая-то дичь. А спортивные костюмы и бритые бошки, которые мы видим сейчас, пошли ещё от Run DMC, и эта тема как-то сама собой прижилась. Сегодня рэперы часто выступают с теми, кто очень далёк от хип-хопа. Последний альбом Скриптонита — там же треки под прямую бочку! В целом достаточно посмотреть на тему с хаус-рэпом. Что становится жанром в этом случае? Жанр — это конструкт, который придумали музыкальные журналисты, чтобы описывать определенные направления, но это давно превратилось в какие-то сложносочинённые конструкции типа «хаус-рэп-металл». Жанр — это что-то, что замыкает в себе. К нам приходят студенты, которые хотят писать техно. Человек руководствуется тем, что ему нравится, и хочет именно это делать. Но если копнуть глубже в историю того же техно, то традиционная индийская музыка с её репетативностью — тоже техно. Желание писать техно, как это делали в 90-х или нулевых, по сути, выливается в копирование. Нам это неинтересно, нам не нужно одно и то же — давайте возьмём это и посмотрим, что можно сделать ещё. Нужно, чтобы из старого появлялось что-то новое. Супер, бочка 4х4 — это здорово, а что дальше? В какой-то момент группа Drexciya превратила классическую техно-сцену в какой-то психоделический макабр, выпустив альбом Aquatic Invasion. В нём была целая глобальная концепция и история о том, как чёрных женщин-рабынь бросили в океан, у них родились подводные дети, которые потом создали свою океаническую цивилизацию. Это и есть развитие идеи. Дмитрий: С жанрами происходит конвергенция. Они друг в друга перетекают, мутируют. Новый жанр не появится, пока не придумают новые инструменты, новые способы звукоизвлечения или написания музыки. Джаз-бэнд, можно сказать, появился вместе с ударной установкой. Изобрели электрогитару —появился рок-н-ролл. С синтезатором возникла электронная музыка. Изобрели сэмплер — появились техно и хип-хоп. Секвенсор стал причиной появления цифровой музыки. Но за последние 30 лет мы не изобрели ничего принципиально нового. — Что ждёт музыкальную индустрию через 5 лет? Какие вы можете дать прогнозы? — Тенденция такова, что цифровые платформы растут. Рынок в России будет расти, будет больше концертов, фестивалей, надеюсь, они поедут в регионы. Зависит от макроэкономической ситуации. Новые проекты появляются и быстрее раскручиваются, потому что ребята вроде Федука и Элджея понимают, как это делать через новые медиа.