Спектакль "Отец" Омского театра драмы на фестивале "Золотая маска"

Пронзительная пьеса была написана примерно в то же время, когда происходила личная драма в жизни самого Стриндберга. Поэтому в "Отце" отчасти подтверждается репутация драматурга как "великомученика индивидуализма", человека противоречивого и неуравновешенного, женоненавистника, декадента и мистика. Коллизии пьесы обострены, нервы героев обнажены до предела. Как и в некоторых других произведениях знаменитого шведа, во главу угла становится извечное противоречие между мужским и женским началом, между Инь и Ян. В центре событий — непримиримое противостояние мужа, ротмистра по имени Адольф, и его жены Лауры. Камень преткновения — судьба их юной дочери, которую оба родителя видят по-разному. Мать готовит дочь к спокойной размеренной жизни в их маленьком городке, отец пытается мыслить шире и мечтает отправить Берту на учебу в большой город. Между тем становится ясно, что "война за дочь" — это высшая качественная ступень назревавшего с годами непрекращающегося и беспощадного семейного конфликта. Адольф, тяготясь серостью будней, в ущерб основной службе занимается "самодеятельной" наукой, покупает в огромных количествах книги. Жена считает его науку чем-то похожим на сумасшествие и всячески этому противостоит и даже подличает, вскрывая письма мужа. Атмосфера в доме напоминает пороховую бочку: поднеси фитиль, и она взлетит на воздух! Лаура подносит такой фитиль: сеет в душе мужа сомнение в его отцовстве. И в мановение ока рушится хрупкое равновесие, противоречие становится антагонистическим, худой мир превращается даже не в "добрую ссору", а в настоящую войну. Ротмистр не просто теряет самообладание, но доходит до исступления. И явно начинает напоминать человека, постепенно лишающегося рассудка. Этим успешно пользуется Лаура, которая и раньше "прозрачно" намекала окружающим на неадекватность Адольфа. Напряжение достигает апогея. Адольф на самом деле почти лишается рассудка. Окружающие начинают его сторониться, а самый близкий человек — кормилица — обманом надевает на него смирительную рубаху. "Дальнейшее — молчание"… (Кстати, раз уж вспомнилась шекспировская фраза, не могу не спросить читателя: не напоминает ли ему Ротмистр персонажа великой трагедии английского барда? Правда, там повод был несколько мельче — какой-то несчастный платок…) Фото: Андрей Кудрявцев На Малой сцене Театра наций небольшая, небогатая гостиная: кушетка, секретер, стол, несколько стульев. На заднем плане — большое, почти в половину комнаты окно, разрисованное морозными узорами. Под стать обстановке костюмы героев: военный френч Ротмистра, темные сюртуки пастора и доктора, черное платье кормилицы. Кроме голосов персонажей — никакой музыки, никаких посторонних звуков, и только иногда — страшный утробный вой больной матери Лауры, доносящийся откуда-то из "чрева" кулис. В этой по-военному скромной, мрачноватой атмосфере и состоится решающая схватка в "войне полов" между врагами-супругами, которая завершится трагедией. Диссонансом безликой, почти спартанской обстановке становится роскошное бордовое с металлическим отливом платье величественной красавицы-хозяйки, в котором она вызывает ассоциации с дамой высшего света. И ты понимаешь, насколько велика пропасть между её внутренними запросами и реальностью убогого дома. Ощущая душевную маету Лауры, ты готов даже в чем-то оправдать её материнскую логику: если сама не стала "королевой", то хотя бы дочери помогу! Приходилось не раз слышать и читать, что пьеса Стриндберга женоненавистническая. Наверное, большинство постановщиков прочитывали ее именно так. В обоих упомянутых выше спектаклях Лаура на самом деле представлялась исчадием ада. Евгения Симонова в своё время в беседе с автором этих строк со свойственным ей юмором сказала о Лауре так: "Моя героиня — страшная женщина! Но я... хорошо её играю. Правда. Самой нравится. От этой роли сейчас получаю самое большое удовольствие. Думала, что я добрая и хорошая, а оказалось, что и это мне не чуждо".Холодной, презрительной и надменной была и Лаура Елены Поповой в БДТ. Странно, но факт: Анна Ходюн в роли Лауры в омском спектакле таких чувств не вызывает. Стриндберг писал о сложности душевного комплекса современного героя, у которого "порок может быть похож на добродетель". Глядя на Анну Ходюн, ты не можешь однозначно определить, являются ли ее поступки пороком или добродетелью. И говорит она мужу о его возможном "неотцовстве", скорее всего, без дальнего коварного прицела, просто в раздражении, чтобы уколоть в ответ на его обвинения. Что, как знает каждый, отнюдь не редкость в любой среднестатистической семье. Как бы банально это ни звучало, но роль Анны Ходюн стала одной из лучших иллюстраций к тезису К.С. Станиславского: "Когда играешь злого, ищи, где он добрый". Фото: Андрей Кудрявцев Ротмистр Михаила Окунева — человек жесткий, порой грубоватый, требовательный к себе и к окружающим, честный и чистый, но глубоко несчастный. Семейная жизнь не задалась, дочь от него отдаляется, одна родная душа осталась — кормилица. (Да и та, в конце концов, предаст, якобы для его же блага). Отсюда — его безумная библиомания, изучение камней под микроскопом, бессмысленные разговоры с шурином. В такую "благодатную" почву достаточно бросить крошечного червяка сомнения, и он вырастет в гигантского и ужасного монстра. Что и происходит на самом деле. Фраза, в сердцах оброненная женой, приобретает в его душе масштаб вселенской трагедии. И ты, глядя в его глаза, видишь, как из искорки постепенно возгорается всепожирающее пламя! (Автор этих строк — не большой любитель хайтековских методов визуального воздействия на зрителя. Но в данном случае пожалел, что на сцене нет мониторов, на которых крупным планом высвечивались бы глаза М. Окунева). Уникальный артист играет своего героя так, что ты почти физически ощущаешь его невероятные муки, и у тебя даже начинает болеть сердце! И это вовсе не преувеличение, хотя по-настоящему понять и прочувствовать такое может только тот, кто это испытал. Ротмистр, спелёнутый в смирительную рубашку, тихо уснет на коленях кормилицы. И через несколько мгновений безропотно уйдет в вечность. И только тогда впервые зазвучит музыка: мы услышим ангельские детские голоса, которые проводят его в мир иной. Но света в конце тоннеля не увидим… Такие роли и такие спектакли, конечно, не проходят для твоей души даром. Но она, как известно, обязана трудиться. И за этот труд — низкий поклон всей команде замечательного Омского театра. Лет 15 назад в радиопрограмме Михаил Окунев, захлебываясь от восторга, рассказывал автору этих строк о своем театре и о том, как ему работается в провинции: "В одном из спектаклей я 13 лет простоял с алебардой, будучи уже заслуженным артистом России! В нашем театре даже народные артисты хотят быть занятыми в хорошем спектакле, даже если это массовка… В провинции больше возможностей сговориться, посидеть, порепетировать без суеты. Мне кажется, условия для работы, для постановки спектакля в провинции лучше". Хочется надеяться, что могущество российского театра и впредь будет прирастать провинцией. А жюри главной национальной премии страны "Золотая Маска" не пройдет мимо замечательного спектакля Омского драматического театра.

Спектакль "Отец" Омского театра драмы на фестивале "Золотая маска"
© Ревизор.ru