Поэт в России больше не поэт

Сегодня каждый — поэт. Пишут все. Количество стихотворений на душу населения никем не подсчитано, но превосходит все мыслимые пределы. Сотни тысяч сайтов, личные блоги, самопальные сборники, корпоративные поздравления — далее везде. Есть и литературные генералы. Они публикуются в толстых журналах и ходят на телепередачи, где рассказывают о том, как их обижала советская власть. Это, конечно, очень печально, но советской власти давно нет, и можно было бы найти истории поинтереснее. Ищут. С переменным успехом. Кто-то повествует о том, как пил с Иосифом Бродским в Ленинграде, кто-то упражняется в подражании Паулю Целану, кто-то просто гонит строку, чтобы не застаиваться и напоминать о себе, кто-то хвалит Петра Порошенко в надежде, что заметят на Западе (о, наивность). К слову, есть и гении. Во всей России отыщутся три-четыре человека, чьи стихи заставляют вздрагивать. Но их имена никому ничего не скажут: все забил коллективный рифмованный Шнур. Надо уметь продавать себя — лукаво щерится эпоха — маркетинг, юзабилити, попрыгай еще, поматерись, можешь еще снять штаны и надеть шляпу с перьями — точно заметят. Приди к читателю, достань его, замучь, не вылезай изо всех утюгов на земле — и все будет. Это ложь. Очень важно понять, что игра по рыночным правилам на чужом поле — это заведомое поражение. Возможно, кто-то купит 33 экземпляра твоего лирического сборника, а благодарные читатели поставят 66 лайков, но это не будет значить ровным счетом ничего уже завтра, когда какой-нибудь певец подерется с продюсером, и этой, с позволения сказать, новостью будет забито все возможное пространство. «Можно рукопись продать» — учил главный наш классик, но почему-то, цитируя великие строки, мало кто делает поправку на время. В 1831-м рукопись действительно можно было продать так, чтобы на это жить. Сегодня — уже нельзя. Поэзии как института развития языка, образной системы и смысла больше не существует. Есть просто миллион человек, которые умеют рифмовать. Кому-то из них везет, кому-то не очень, но через 50 лет от терабайта слов о крови, любви, весне, войне и огне не останется ничего. Ни единого слова. Просто гул. Что делать? Ничего. Иногда история учит человека и общество смирению. Нужно сжать зубы и просто пережить эту эпоху словесного мусора, чтобы однажды проснуться… в другой реальности, где поэтическое слово снова будет что-то значить. Когда это случится и какие события к подобным переменам приведут, нам знать не дано. Но терпения нам не занимать, поэтому подождем, утешившись Пушкиным и Блоком. Есть хотя бы они, скажем спасибо и на том.