Терапия - это ок

Марина Сухогузова, журналист ЕТВ Обратиться к психологу я думала несколько лет, хотя конкретных проблем у меня не было. Я была отличницей, дружила с разными людьми, с кем-то встречалась, выходные проводила с семьей, где меня любят. Только не получалось в долгосрочные отношения - постоянно что-то шло не так. Я объясняла себе все тем, что время еще не пришло. Как будто от меня ничего не зависит. При этом внутри любых отношений все шло по одинаковому сценарию: сначала мне было очень классно, а потом резко плохо, и я сбегала. Много-много раз, долгие годы. Между тем, как я поняла, что мне надо в терапию, и обращением прошло лет пять. Конечно, я пыталась говорить о том, что мне плохо, со всеми, с кем это могло быть связано. При этом я постоянно чувствовала, что никак не могу сказать, что на самом деле имею в виду. Как будто слова не подбираются, и меня постоянно понимают не так. Последние отношения до терапии были квинтэссенцией предыдущих: мы бесконечно мучили друг друга, изображая любящих людей. Все закончилось взаимным усилием воли. Когда дошло до абсурда, и я рассталась с парнем, с которым, вообще-то, хотела серьезных отношений и будущего, я обратилась за помощью. Спустя месяц я нашла своего психотерапевта. Психотерапия бывает разной. Иногда очень плохо, иногда выходишь от терапевта с ощущением невероятной легкости, иногда - в задумчивости. Есть периоды депрессии, периоды, когда кажется, что ничего не происходит, периоды постоянных инсайтов. По-разному. Собственно, как и в жизни. Но терапия - это не костыль и не волшебная таблетка. Нужна постоянная самостоятельная работа. Тогда будет толк. Несколько раз я прекращала терапию. Первый раз перед большим депрессивным эпизодом, когда мне казалось, что обсуждать уже нечего, а я стабильна, разумна и могу быть с другими людьми, не разрушая себя и их. После следовавшего за этим депрессивного эпизода я вернулась. Во второй раз я прервала терапию, когда мне показалось, что из встречи в встречу ничего не происходит. На самом деле тогда мне нужно было полностью уйти в реальную жизнь, чтобы было, что обсуждать. Сейчас я встречаюсь с терапевтом раз в неделю. Для меня это редко. Но это психологическая гигиена. Лучше ходить нечасто, но регулярно. Чтобы потом не нестись с огромным комом проблем. Психотерапия усложняет восприятие мира, себя и людей. Именно из-за этого решаются проблемы. Но у медали две стороны: с большинством людей становится неинтересно - их проблемы кажутся слишком простыми, но ты не можешь помочь. И тебя не понимают, когда пытаешься рассказать что-то про себя. Потому что это слишком сложно. А еще тебе больше не нужны чужие советы, ты не хочешь давать их сам, а для людей это бывает болезненно. Терапия меняет круг общения, образ жизни. Как будто взрослеешь ударными темпами. Но когда лихорадка проходит, ты узнаешь себя и можешь, наконец-то, видеть в людях людей, а не свои проекции и несбывшиеся ожидания. Тогда становится ясно, что оно того стоило. Лена Бабушкина, издатель The Village в Екатеринбурге Я столкнулась с депрессией в апреле 2018 года. Спустя год четко вижу ее очертания, будто траекторию взрыва: вот здесь начиналась, здесь впервые проявилась вслух, здесь наступило осознание. До четкого понимания, что со мной происходит, прошло полгода. Если бы я внимательнее прислушивалась к себе, отправилась бы к врачу на несколько месяцев раньше. Когда говоришь о депрессии, важно называть причину. Потеря — одна из самых частых причин. Только одни теряют отношения и могут погрузиться в депрессию сразу после разрыва, а я потеряла мечту: однажды осознала, что одно из сильнейших моих желаний никогда не сбудется. На вид не слишком большая трагедия, правда? Мне тоже казалось, что нормальные сильные люди от таких потерь не ломаются. Это было похоже на медленный взрыв — внутри поднималась волна боли. В январе я думала, что мне не хватает воздуха, время от времени плакала. Списывала это на плохое настроение. В феврале у меня одновременно появились бизнес и еще одна редакторская работа. Я перестала чувствовать что-либо, кроме азарта и боли, и так прожила пару месяцев, игнорируя симптомы. Списывала их на усталость. В конце марта наступила неделя, когда я с утра открывала ноутбук, смотрела на чистый лист, где должна была появиться статья, и плакала от бессилия — у меня не получалось сконцентрироваться и начать предложение. Так происходило каждый день: за неделю я не написала ни слова. Еще спустя время я превратилась в рыдающий овощ. Утром я по нескольку часов не могла встать с постели — меня тошнило от одной мысли, что нужно сходить в душ, умыться, одеться. Удивительно, но я решала очень много задач, даже лежа в постели, поэтому до последнего старалась не думать о своем состоянии. Только когда я поняла, что не могу писать уже несколько недель и постоянно рыдаю, всерьез испугалась и записалась на прием в клинику неврозов. Когда я осознала свое состояние, никаких сомнений не было — меня пора было спасать. Я хорошо знала, куда собираюсь, много читала и писала о клинике. Записалась на прием, на следующий день села на такси, и прямо после приема терапевт выдал мне направление на госпитализацию. Я поехала домой с новостью, что ложусь в больницу. Близкие меня в хорошем смысле удивили. Муж поддержал и на две недели остался один с маленьким ребенком. Мама сказала, что это правильное решение и мне пора разгрузиться. Думаю, они и сами видели мое состояние, но не смогли сформулировать проблему за меня. Прежде у меня уже был опыт терапии, на которой я поняла, что мне комфортнее говорить о проблемах с мужчинами. Мне повезло — я сразу попала к заведующему отделением, терапевту с шуточками и нужным уровнем цинизма. Думаю, если бы со мной сюсюкались, я бы сначала заскучала, а потом разозлилась. С терапевтом мы обсуждали и личные отношения, и мою мотивацию в бизнесе. Из самого первого разговора я вынесла несколько ключевых формулировок, которые помогают мне жить до сих пор. Так как я попала в больницу, терапия была интенсивной. Лечение в "Сосновном бору" заключается еще и в том, что в течение двух недель с утра до вечера совершенно нет времени: зарядка, массаж, групповые терапии, индивидуальные занятия с психотерапевтом, медитации перед сном. Нет времени физически и нет времени думать — вернее, загоняться. Мне стало легче очень быстро, и через пару недель я выписалась уже не рыдая. Еще несколько месяцев ушло на борьбу с апатией. Я покинула больницу в мае — конечно, не вприпрыжку и с широкой улыбкой. Все лето ушло на то, чтобы не давать себе скатиться обратно в боль. Мне было нормально: не радостно и не хорошо, просто никак. Самым сложным было снова начать писать — на меня мгновенно накатывали воспоминания, как я неделями рыдала над белым листом. Хорошо помню день в сентябре, когда вышла на улицу и внезапно подумала, как же мне хорошо. Мне хватало воздуха. Мне не было больно. Тогда я подумала, что наконец здорова. Сейчас я не боюсь, что депрессия повторится — просто обещаю себе вовремя схватить ее за хвост. Алена Комарова, ведущая танцевально-двигательных практик К терапевту я обратилась в 2013 году в момент отчаяния. У меня были расстройства пищевого поведения, и около семи лет я пыталась решить проблему самостоятельно: ограничивала себя в еде, делала тренировки, «брала себя в руки», но ничего из этого не работало. Я слышала, что для работы с РПП нужна поддержка специалиста, и после множества провалов решила таки за ней обратиться. Пришла с дурацким запросом: не помню, что именно я говорила, но я хотела наконец разобраться с собой и похудеть, хотя я никогда не была по-настоящему полной. РПП — обычно поверхностный симптом, а под ним «30 этажей и 70 этажей подземной парковки». В моем случае нужно было разбираться с отношением к себе, неприятием своего тела и чувств, отсутствием контакта с переживаниями и рядом важных неудовлетворенных потребностей. Работа продолжалась 5 лет с разной интенсивностью: первые 3 года это были еженедельные встречи, потом — раз в 2 недели и реже. В основном это были методы гештальт-, танцевально-двигательной терапии и психодрамы. Во время сессий меня часто просили прислушиваться к чувствам и ощущениям в теле — это помогало осознать, что происходит со мной на самом деле, пока я что-то вещаю «из головы». Чего я на самом деле хочу, в чем нуждаюсь, как я могу себе это обеспечить. На поверхности было много лишнего, чужих идей про то, как правильно и неправильно, как я должна выглядеть, что должна чувствовать, как поступать и т.д. Это было не внутренним текстом, но как бы знанием на подкорке, руководством к действию. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что ряд своих убеждений я не выбирала, а просто автоматически «съела». Чтобы пробраться к моим настоящим чувствам, потребностям и желаниям нужен был натренированный взгляд профессионала. Легче мне стало практически сразу уже от самого факта, что я могу прийти и получить поддержку. Весь процесс сопровождался небольшими, но значимыми изменениями во мне. В начале 2018 года я четко поняла, что внутренне нахожусь совершенно в другом месте, отличном от того, что было в начале. Я просто поняла, что у меня все хорошо. И это не о том, что я идеальный человек, и у меня больше нет сложностей. Никаких сказок, будто я больше никогда не злюсь, не плачу, не чувствую бессилия. Просто я поняла, что могу чувствовать что угодно, и в этом нет проблемы. За время терапии я сменила профессию, у меня появились отношения, в которых мне хорошо, и закончились те, в которых мне было плохо. Сейчас я рада быть собой. И это не про эйфорию — все, как в жизни: я косячу, бывает, чего-то не понимаю, испытываю эмоции «не по делу». Случается разное, но со всем этим можно быть. И мне действительно по умолчанию хорошо с собой. Постфактум я поняла, что те запросы, с которыми я приходила, решены. Страха возвращения симптомов нет. Да, это неприятные вещи, я бы не хотела переживать их вновь. Но если это случится, пусть случается, я знаю, как с этим работать. На самом деле, сложно точно разделить, какие результаты откуда родом. Все эти годы я занималась своей личной практикой (аутентичным движением, письменными практиками, медитацией и др.), вместе с терапией они попадали в один котёл. Сейчас для меня терапия, как и практика — это скорее часть узнавания себя длиною в жизнь, чем процесс до результата. Через какое-то время я планирую продолжить. Это важно в том числе и по профессиональным причинам. И это узнавание себя во всех качествах: в силе и слабости, в красоте и уродстве. В начале терапии у меня были фантазии о том, что однажды я выпорхну вся такая в белом, буду всегда радостной, худой, неуязвимой и т.д. Но получилось, что теперь я в одежде разных цветов и могу переживать разные вещи — но ничто из этого не поглощает меня целиком. Или поглощает, но на короткое время. Подразделы: Здоровье Внешний вид карточки: Большое изображение-подложка Количество просмотров: Иллюстратор: Юлия Слепухина За профессиональной психологической помощью обращается всего один процент россиян. Это выяснил ВЦИОМ в конце 2018 года. По результатам опроса, 66 процентов ищут помощи в общении с родственниками, 30 процентов - у друзей. Overtime.life пообщался с екатеринбуржцами, которые уверены, что обращаться за профессиональной психологической помощью нормально, и рассказывает их истории. Заголовок для соц. сетей: Терапия - это ок Описание для соц. сетей: Почему обращаться за профессиональной психологической помощью нормально. Время прочтения: 9 минут