Эпоха, записанная в стенах "кухни Сахарова": история легендарной квартиры

Стены квартиры №68 в доме 48 на Земляном валу видели почти все поколения политрепрессированных СССР, здесь проходили встречи первого состава Театра на Таганке, а под матрасом хранились деньги фонда Солженицына. О судьбе квартиры, ее жильцов и дома в целом сайту "РИА Недвижимость" рассказывает заведующая Архивом Сахарова Бэла Хасановна Коваль. Дом после репрессий В 1939 году, во времена жестоких сталинских репрессий, на улице Чкалова (сегодня Земляной Вал) возвели 9-ти этажный жилой дом под номером 48 для сотрудников Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Спустя 15 лет к нему пристроили новый 10-ти этажный корпус, оформленный в том же стиле, дом 48-б. По распоряжению Хрущева квартиры в нем предоставлялись реабилитированным после репрессий людям. Первое, что бросается в глаза, когда входишь во второй подъезд дома – массивные розовые колонны. А еще здесь высокие потолки – более трех метров, лепнина, и по всему видно – дом добротный, по-настоящему имперский. Здесь в начале 1955 года получила небольшую двухкомнатную квартиру Руфь Григорьевна Боннэр, будущая теща академика Сахарова. Квартира 68 находится на седьмом этаже, большие окна в комнатах делают квартиру очень светлой. Все они выходят в большой зеленый двор и шума Садового кольца не слышно. "Я вошла в этот дом летом 1970 года, чуть раньше, чем Андрей Дмитриевич Сахаров познакомился со своей будущей женой Еленой Георгиевной Боннэр: один мой старинный приятель, предчувствуя свой скорый арест, позаботился о том, чтобы оставить меня под "присмотром" Люси (домашнее имя Елены Георгиевны)", – делится воспоминаниями Коваль. Скоро она стала другом дома. "В квартире моих новых знакомых была необычная для меня атмосфера, очень душевная, открытая, совсем не такая, как в моей семье. Тут с тобой так разговаривали, и так к тебе относились, как будто знают тебя всю жизнь, по крайней мере, я это почувствовала сразу. Сюда всегда хотелось приходить". Она оставалась коммунисткой всегда Родители Елены Боннэр были революционерами. "Мать, Руфь Григорьевна Боннэр, в юности участвовала в гражданской войне на Дальнем Востоке, отчим – Геворк Саркисович Алиханов, устанавливал советскую власть в Закавказье". В 1929 году семья переехала в Москву. С 1931 года Алиханов стал работником Коминтерна (Коммунистический Интернационал) – членом Исполкома и завотделом кадров Коминтерна. В 1937 году отец и мать Елены были репрессированы. Реабилитации родителей Елены Георгиевны в 1954 году задолго до XX съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина (февраль 1956 года), были результатом личной активности Анастаса Микояна, в то время заместителя председателя Совета министров СССР. Он был близким другом Геворка Алиханова в 1920 годы. Когда началась массовая реабилитация сталинских репрессированных, квартира 68 на Чкалова, которую получила Руфь Григорьевна, стала своего рода "гостиницей" для многих ее знакомых по прежней партийной работе своей и Геворка, и по лагерю. По словам Коваль, Руфь Григорьевна всегда оставалась коммунисткой, даже после XX съезда. "Была строгой, не такой эмоциональной, как Елена Георгиевна, еще долго следила за поведением своей давно взрослой дочери. Внешне она своей тонкой, почти воздушной фигуркой напоминала икону, особенно в профиль. Не помню сейчас при каких обстоятельствах и в связи с чем, Руфь Григорьевна рассказала мне, что обучала Никиту Хрущева русскому языку…", – делится воспоминаниями Бэла Хасановна. "Додессиденты" и Таганка "Какое-то время в доме жила Настя (видимо кличка, сохранившаяся с подпольных дореволюционных времен) – Людмила Ивановна Красавина. Ее сын Феликс Красавин в это время (конец 1950 – начало 1960 годов) отбывал второй срок за КРД (контрреволюционная деятельность). После его освобождения в дом пошел поток политических заключенных, с которыми он пересекался: Меклер, Мурженко, Балашов, Бакштейн, Тельников, Квачевские, Пирогов, Кузнецов. Потом пошли татары, немцы, евреи. В квартире тогда и началась "додиссидентская эпоха", – писала Елена Георгиевна. После знакомства Елены с Марией Олсуфьевой в 1967 году, переводчицей на итальянский многих русско-советских писателей, в том числе Солженицына, в квартиру регулярно стали привозить самиздат. Также 1960 годы для 68-й квартиры были "периодом Таганки". Театр Юрия Любимова только что переехал на площадь как новый "Театр на Таганке". Елена Георгиевна пристроила жить актрису Марию Полицемайко в одной из квартир в этом же доме. Таганцы приходили большой гурьбой после спектакля на ставшую уже легендарной "кухню у Руфи", или, как ее называли более молодые гости, "кухню у Р.Г". Сахаровская кухня "Андрей Дмитриевич Сахаров появился у нас в доме впервые 25 августа 1971 года и с начала сентября остался навсегда", – писала Елена Боннэр. С тех пор, по ее воспоминаниям, что-то в доме изменилось: состав посетителей, характер почты. Постепенно появлялись новые люди – ученые, в основном западные коллеги, политики, писатели и просители. Незаметно "слиняла" Таганка. По словам Бэлы Хасановны, Сахаров был замкнутым человеком, его врожденная некоммуникабельность в детские и юношеские годы только возросла. "Я очень был не склонен к дракам и шумным ссорам", – говорил он. Он не состоял он ни в каких объединениях: не был ни октябренком, ни пионером, ни комсомольцем, в партию тоже не вступил. В квартире 68, напротив, жили очень активные и очень общительные люди. Так кухня стала Сахаровской. "Мама обычно не возражала, но мне кажется, что внутренне она была против такого переименования /…/ Но, несмотря на все изменения, общий дух квартиры остался прежним", – писала Елена Боннэр. "Елена Георгиевна Боннэр, как я считаю, была подарком судьбы Андрею Дмитриевичу Сахарову на момент очередного для него перехода из одной "исключительной" жизни в другую: от "отца советской водородной бомбы", секретного физика, трижды Героя советского ядерного проекта – к травимому государством "политически вредному академику", общественному деятелю и правозащитнику с мировым именем, лауреату Нобелевской премии мира. Переход (1969 год) был трудным, болезненным, в первую очередь из-за смерти жены Клавдии Алексеевны и запрета заниматься интересной ему научной тематикой (управляемым термоядерным синтезом), но уже неизбежным . "Я сделал свой решающий шаг", – было сказано Андреем Дмитриевичем на этом переходе", – рассказывает Коваль. Первое время Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич жили на кухне 68-й квартиры, работать приходилось на подоконнике. "Вообще, он работал везде, где было свободное место",– уточняет Коваль. Потом дочь Елены вышла замуж и родила. "Семейство прибавлялось, а площадь – нет",– делится воспоминаниями собеседница агентства. 30 октября 1972 года Сахаров дал в квартире 68 свое первое интервью иностранному корреспонденту. С этого времени в квартире начался собственно "диссидентский период". После отъезда в ноябре 1972 года Валерия Чалидзе здесь заседал Комитет прав человека, основателями которого в ноябре1970 были Чалидзе, Сахаров и Твердохлебов. Это была первая диссидентская ассоциация, получившая международный статус. Здесь проходили диссидентские пресс-конференции, включая ту, на которой было объявлено о первой акции "День политзаключенного" (30 октября 1974 года). Также именно в этой квартире делались "Вести из СССР", которые издавал в Германии Кронид Любарский. В тот же период под матрасом Руфи Григорьевны хранились деньги фонда Солженицына. Ссылка "Политически вредного академика" (по терминологии главы КГБ СССР) терпели 10 лет. За это время Сахаров выдержал две санкционированные властью травли: в 1973 (вместе с Солженицыным) и в 1975 в связи с сообщением 9 октября о присуждении ему Нобелевской премии мира – "За бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми и мужественную борьбу со злоупотреблениями власти и любыми формами подавления человеческого достоинства". В ответ Политбюро ЦК КПСС на своем заседании 15 октября подготовило "Меры по компрометации решения Нобелевского комитета", в том числе редакцию газеты "Труд" обязали опубликовать фельетон. Третья травля была спланирована и организована уже в годы ссылки, в 1983 году. Последней каплей терпения для власти стало открытое выступление Сахарова против ввода советских войск в Афганистан. В январе 1980 года его без суда и следствия отправили в бессрочную ссылку в закрытый город Горький (Нижний Новгород) под ежеминутный надзор местной милиции и КГБ. Елена Георгиевна, пока сама не получила по суду пятилетнюю ссылку, продолжала общественную деятельность Сахарова, совершив до своего задержания, более 100 поездок из Горького в Москву и обратно. "Она стала, по выражению Сахарова, его глазами и ушами", – отмечает Коваль. "Андрей Дмитриевич умел делать все по дому. Причем делал это так же тщательно, как и свою научную работу. Поначалу, многие выражали удивление (например, я), даже возмущались, когда Елена Георгиевна оставляла его одного в Горьком, но он, действительно, справлялся с домашними делами на отлично", – делится воспоминаниями Бэла Хасановна. По ее словам, Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич не ждали освобождения, в какой-то момент даже выбрали для себя место на кладбище в Горьком. Но в 1985 году Михаил Горбачев, занявший должность генерального секретаря ЦК КПСС, задумал "Перестройку"... В конце 1986 года Горбачев лично позвонил академику по телефону, который по такому случаю был специально установлен накануне в горьковской квартире. В конце разговора Горбачев сказал Сахарову: "Вы вместе с Еленой Георгиевной можете возвращаться в Москву для продолжения патриотических дел". Квартира для укрытия В январе 1980 года горьковская милиция обманным путем выманила у Андрея Дмитриевича паспорт, вернула только в 1983 году новый, без следов московской прописки, с одним штампом – пропиской по месту ссылки в Горьком (проспект Гагарина, 214). "В декабре 1986 года, при освобождении, Сахаров был выписан из Горького, и, таким образом, в Москву он вернулся бомжем (в квартире 68 на Чкалова Сахаров никогда не был прописан, а Елене Георгиевне пресекали все попытки увеличить площадь путем обмена)", – рассказывает Коваль. По ее словам, в этой ситуации в 1987 году Горбачев предложил Андрею Дмитриевичу квартиру в академическом районе, но Елена Георгиевна переезжать категорически отказалась. Вместо них туда поехали две пожилые женщины из двухкомнатной коммунальной квартиры 61 этажом ниже, по площади точно такой же, как квартира 68. "Обустроив верхнюю квартиру, где жизнь кипела почти круглые сутки, и дверь на лестницу не закрывалась – держалась газетами, Елена Георгиевна мудро поступает с нижней квартирой: делает ее местом уединения и короткого отдыха для двоих. Кухней они не пользовались, полночи вместе работали, полночи спали, а день начинался всегда в 68 квартире, на Сахаровской кухне", – делится воспоминаниями Бэла Хасановна. Андрей Дмитриевич Сахаров умер поздним вечером у себя дома 14 декабря 1989 года. Сегодняшний день В марте 1990 году Елена Георгиевна Боннэр создала и зарегистрировала "Общественную комиссию по сохранению наследия академика Сахарова – Фонд Андрея Сахарова". Тогда же правительство Москвы предоставило общественной организации в качестве офиса трехкомнатную квартиру №62 в доме, где жил Сахаров. С 1994 года в квартире 62 открыт Архив Сахарова. На сегодняшний день Архив Сахарова это: три документальных фонда (в основе которых личные архивы Сахарова и Боннэр), библиотека, постоянная музейная экспозиция при Архиве, посвященная Сахарову, и мемориальная квартира Сахарова (квартира 61). Квартира 68 принадлежит наследникам Елены Георгиевны Боннэр. Сейчас, по словам Бэлы Хасановны, в подъезде дома проживают, большей частью, люди молодые, незнакомые. "За четверть века работы в Архиве Сахарова на моих глазах произошла эта естественная смена поколений", – добавляет она. Жизнь меняется, но традиции и история сохраняются. В 2019 году планируется капитальный ремонт дома, который Фонд капремонта столицы полностью согласовал с ГАУ "Мосгосэкспертиза". В частности, в этом году планируется ремонт внутридомовых инженерных систем горячего водоснабжения, водоотведения, отопления, а также пожарного водопровода и подвальных помещений. Ранее в ходе программы "Моя улица" были отремонтированы фасад и крыша дома.