Между вечным и современным. Какие нововведения ждут Иркутский драмтеатр?

27 марта весь мир отмечал День театра. В 2019-м этот праздник для России особенный, ведь искусству Мельпомены в нашей стране посвящён весь нынешний год. Корреспондент «АиФ в ВС» побеседовал с главным режиссёром Иркутского академического драматического театра им. Н. Охлопкова Станиславом Мальцевым, который пришёл в семью охлопковцев в августе 2018 года. Спектакли без пены - Станислав Валерьевич, вы жили и работали во Владивостоке, а в прошлом году взяли и переехали в Иркутск. Вас что-то связывало с городом на Ангаре? - Могу сказать нет, а с другой стороны, могу сказать да. Вообще, знаете, я не ходок, а какой-то очень основательный человек, в том плане, что женился один раз, но поздно, поздно дети родились, зато сразу двое. Так что всё делаю как-то медленно, но основательно. Долгие годы в моей жизни был единственный театр – 21 год посвятил театру Тихоокеанского флота. Я очень давно хотел попасть в Иркутск, но не в смысле работы. Был такой режиссёр – Николай Буторин, который, по сути, с 1931 года стоял у истоков новейшего театра имени Охлопкова. Он сделал его таким, каким мы знаем сейчас. В 1938-м по политическим моментам он был вынужден уехать и в 1943-м оказался во Владивостоке, где почти 8 лет руководил театром Тихоокеанского флота, в котором я работал. Когда я разбирал историю своего театра, захотелось узнать побольше об этом человеке. И поскольку его колыбель была здесь, в Иркутске, мне было очень интересно приехать. А жизнь сложилась так, что неожиданно (ведь так всегда и бывает) на меня вышел директор театра Анатолий Стрельцов и спросил: «А не хотели бы вы попробовать у нас?» Сначала я согласился именно попробовать. Поставил спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» и понял, что могу быть здесь полезен. Так что с начала нового сезона я в штате театра, о чём и не жалею. - Вы почувствовали отличие иркутского театра от того, в котором работали раньше? Может быть, вам здесь что-то очень понравилось, а что-то, наоборот, захотелось срочно исправить? - Мне понравилось серьёзное отношение к искусству и серьёзный репертуар, который сейчас встретишь редко, репертуар, связанный с нашим основным литературным богатством – русской и советской классикой. Не каждый театр и не в каждом регионе может позволить себе такое, зачастую 50% спектаклей – это западные развлекательные комедии, на которых и делается касса. Иркутский театр воспитал зрителя, который имеет свой вкус и готов смотреть такой серьёзный репертуар. Это говорит об очень высоком качестве и о долгой работе в этом направлении. Конечно, имея такое богатство, как четыре совершенно разные сцены, мы должны не только идти по проторенным дорогам, но и экспериментировать, и я, и актёры к этому готовы. Другое дело: «стол» театральный сегодня настолько богатый, что если с него «есть» всё подряд – может произойти «болезнь желудка». Основной принцип в том, чтобы брать глубокий материал, психологически интересно разработанный. Всё, что модно и на поверхности, – пена. Мы должны это просеивать и искать золотники, которые, возможно, дальше войдут в репертуар театра на долгие годы. В марте у нас открылся новый проект «Другая сцена – другие спектакли», где будем пробовать делать эскизы, читки современных пьес, чтобы посмотреть, послушать текст, дать зрителям его обсудить и свести ошибки к минимуму. У театра сложился свой почерк, стиль. И я хочу его только обогащать, а не устраивать какую-то революцию. Мне кажется, в этом вопросе я центрист, то есть не «за красных» и не «за белых»: хочу находиться где-то посередине и брать лучшее из наших традиций и, безусловно, посматривать туда, где возникает что-то новое. «Ждёшь не аттракциона, а погружения» - Во время открытия проекта «Другая сцена – другие спектакли» вы сказали, что работая с классикой, театр, прежде всего, пытается снять с неё штампы, актуализировать, но не за счёт грубого осовременивания, а за счёт её внутренней потенции. Как далеко может зайти режиссёр, делая современным какое-то вечное произведение? - Всё зависит от чувства меры и вкуса. Грубо осовремененная классика не вызывает ничего, кроме удивления, ведь для того, чтобы приблизить вечное к зрителю, сделать его понятным, необязательно одевать Гамлета в джинсы или раздевать Офелию. Мне кажется, что это грубо понятая современность, хотя, если это помогает зрительскому восприятию, решению спектакля и автора, тогда пожалуйста. Но если без этого можно обойтись, то лучше обойтись. В хорошем спектакле всё настолько цельное, что ты просто не замечаешь, как пролетели три часа. Ты настолько увлечён сюжетом, что не думаешь о том, какой фокус сейчас тебе покажет режиссёр. Когда ждёшь от спектакля не аттракциона, а погружения – это мой любимый театр. - В марте вы начали репетировать новый спектакль по пьесе «Горе от ума». Какие штампы вы снимаете с Грибоедова? И почему взялись именно за него? - Пьесе скоро будет 200 лет. Парадокс, но после 1917 года в иркутском театре её никогда не ставили. При этом у нас, зрителей и актёров, есть представление о героях произведения. Нам со школы темечко продолбили: Чацкий – хороший, Фамусов – плохой, Молчалин – подлый, а Софья – странная женщина: не заметила такого мужчину. А уж фамусовоское общество... вообще какие-то живые мертвецы. Я надеюсь, что мы уберём эту предвзятость. Вся эта семья, дом Фамусова – родной дом Чацкого (самого Грибоедова), в котором он вырос. После трёхлетней разлуки семья Чацкого не узнала и не приняла. Здесь и вечная история про отцов и детей, про тех, кто выпал из гнезда, и тема гадкого утёнка, и «Полёт над гнездом кукушки» Кизи, и история наших великих деятелей культуры, которых не признавали, потому что они опередили своё время, – Высоцкого, Шукшина. Самое главное - это пьеса не о политике, как часто думают. Она о семье, и о России одновременно. - Вы уже выбрали актёра на главную роль? - Конечно. Многим этот выбор покажется неожиданным. Это Алексей Орлов-первый. Ошибка многих постановок – на роль Чацкого назначают самого красивого актёра в труппе. Но ведь его обаяние не в том, что он красивый, оно в уме, артистизме, таланте. И женщины зачастую влюбляются не в самого красивого, прекрасного мужчину. У нас, кстати, неожиданный разворот будет, на это редко внимание обращают. По моему впечатлению, Софья в спектакле должна любить Чацкого, когда он вернётся. Между ними начнётся любовь, но, как это часто бывает в жизни, по стечению обстоятельств они опять разойдутся. Премьера спектакля – в сентябре. Либо на Вампиловском фестивале, либо в начале нового сезона. Ещё о новинках: на 27 апреля запланирована премьера «Чморика», также мы представим современную пьесу молодого автора Ярославы Пулинович «Земля Эльзы». Это очень любопытный материал: автору ещё и 30 лет не было, а она написала драму о 70-летних стариках, историю Ромео и Джульетты в современной деревне. Будут играть народная артистка Наталья Королёва и Александр Булдаков. Ставит её Дмитрий Акимов на камерной сцене нашего театра. Кто станет новым Шекспиром? - Если говорить о современных пьесах, они часто бывают довольно грубыми. Вы готовы впустить на сцену академического театра, к примеру, ненормативную лексику? - Во-первых, каждый режиссёр может выбрать пьесу по вкусу. Во-вторых, на мой взгляд, табуированную лексику в жизни следует использовать так редко и так со смыслом, чтобы она не превращалась в словесный мусор. Я недавно послушал интервью музыканта Юрия Шевчука, у которого такой давнишний диспут идёт с группой «Ленинград». И я разделяю позицию лидера ДДТ: это настолько сильная часть речи, что если её использовать постоянно (а зачастую герои, которые сегодня написаны в драматургии, просто так разговаривают), это упрощает, обедняет наш язык. В жизни есть много всего нехорошего, но это не значит, что нужно тащить на сцену всё без отбора. Тогда сцена станет выгребной ямой. Искусство – это прежде всего отбор, и отбор осмысленный. Если вдруг эти вещи кому-то могут понадобиться (я пока, слава богу, обхожусь без них), их нужно использовать так, как и бывает в жизни: когда человек, допустим, никогда не ругается и вдруг его так достали, что у него вырывается такое слово. Тогда для зрителя – это выстрел в голову. - Вы говорите: иркутский зритель воспитан на классике и очень любит её. А он готов к современным постановкам? - Всё зависит от драматургии. Если это дерево под названием «новая современная пьеса» привито от традиций нашей великой классики, то оно впишется в ландшафт зрительского восприятия. На мой взгляд, «Чморик» привит: здесь такие принципы, которые каждому человеку понятны. Как говорил мой учитель, великий режиссёр Андрей Александрович Гончаров, в конце каждого спектакля для зрителей должна гореть хоть одна свеча. Искусство обязано давать надежду. Классика потому и остаётся, что даёт надежду следующим поколениям. Когда ты ищешь современного автора, надо, чтобы он генетически совпадал с театром, иначе может родиться непонятное существо – не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. Кто будет завтра Вампиловым, Островским или, не дай бог, новым Шекспиром – я не знаю, но искать и пробовать своего автора надо, потому что если мы будем ждать, пока они станут классиками, мы можем пропустить и упустить своих современников. Кстати Станислав Мальцев считает, что антрепризы никогда не заменят спектакли репертуарных театров, потому что – это единственная форма, которая даёт возможность актёру совершенствоваться и расти внутри команды от молодого студийца до серьёзного артиста. «В антрепризе собрались, быстренько сыграли, закончили и разбежались. Сила нашего театра – это ансамбль, его, как хоккейную или футбольную команду, можно взрастить только постепенно. Невозможно звёзд собрать и, как конструктор, сделать из них замечательный театр. Театр – это живой организм, и у людей в команде, в которой они сыгрались, должны быть долгие семейные отношения, а не психология любовников, у которых нет ни детей, ни плетей, ни общих обязанностей», – говорит режиссер.