"В небеса шарахать железобетон": революция внутри города

"Мир – хижинам, война – дворцам", – провозгласили еще революционеры конца XVIII века. Но какими должны быть пролетарские "хижины" советской России? В 1920-х годах большевики много размышляли над решением жилищного вопроса. Императорская Москва оставалась довольно хаотичным городом с высотной застройкой в центре и низенькими, занесенными песком окраинами. Социалистическая концепция расселения предполагала, что на границах города станут создаваться малоэтажные поселки и жилые массивы. Стране не хватало квалифицированных кадров, строительных материалов, в Москву прибывало множество чернорабочих, их следовало обучить, расселить, накормить. Так вокруг столицы, которой Москва вновь стала в 1918 году, возникло целое ожерелье рабочих поселков. Сейчас эти быстрые по исполнению и не всегда обоснованные проекты преобразования действительности (с шашкой наголо!) кажутся немного наивными, но именно они сделали русскую культуру 1920-х годов узнаваемой на мировой арене. Собственно, уникального в нашем зодчестве не так уж и много: это деревянный национальный романтизм XIX века, местные варианты барокко (нарышкинское и тотемское), авангард двадцатых годов и конструкции инженера Шухова. Так получилось, что вся гордость отечественного XX века сосредоточена вокруг Шаболовки. Первой в небо взвилась радиобашня, спроектированная В. Г. Шуховым. Тогда вокруг нее на километры простиралось сонное Замоскворечье, но стремительно бежавшее время вслед за Маяковским потребовало "в небеса шарахать железобетон". 150-метровая ажурная красавица заставила весь район подстроиться под себя. С конца тридцатых годов отсюда стали вести и телевизионное вещание. Помните "Голубой огонек на Шаболовке" в маленькой линзе телевизора КВН-49? Шуховская башня получила достойное обрамление, которое мы сейчас называем Хавско-Шаболовским жилмассивом. Он расположен в районе современных улиц Лестева, Хавской, Шаболовки и Серпуховского Вала. Здания построены настолько геометрично и интересно, что еще пятьдесят лет назад на телебашню открывались самые неожиданные перспективы. Сейчас буйная зелень и высокие деревья уже не дают такого эффекта, но слава первого советского "города" в пределах большой Москвы у комплекса осталась. Много домов строили под углом 45 градусов, ориентировали на Донской монастырь, перестраивая сетку улиц, играли с краской – дворовые фасады оставались краснокирпичными, а парадные штукатурили. Так возникало колористическое буйство Москвы, где всегда соперничали "красные" и "белые" – даже в цветовых решениях Кремля. Большинство зданий спроектировали и построили в 1927–1930 годах. Страна медленно отходила от экспериментов в архитектуре и поворачивалась в сторону сталинского "большого" стиля, но на Хавско-Шаболовском комплексе это практически не отразилось. Здесь в рамках одного решения делали все – детские сады, магазины, общежития, жилые дома. Исключительная важность комплекса на Шаболовке очевидна не только участникам длинных научных конференций – именно Шуховской башней вдохновлялись Норман Фостер и другие архитекторы, проектируя небоскребы и телевизионные вышки по всему миру. Даже знаменитый лондонский "огурец" – родственник московских конструкций 1920-х годов. За тот короткий период, когда архитектуре дали свободно дышать, русские специалисты рассеяли по городу целую горсть ценных памятников – лаконичных, понятных и передовых. "Принял Рим из кирпича, оставляю – из мрамора", – хвастался в свое время император Август. В Советском Союзе шла речь не только о новых материалах, а о самом преобразовании человеческих жизней. Да, как на конвейере. Одна из книг, вышедших в то время, носит название "Фабрика людей". Человек впервые осознал себя творцом и вышел в район деревянной одноэтажной Шаболовки с линейкой и кульманом. О том, какое это было блестящее десятилетие, пишет исследователь Ян Левченко: "Умозрение в формах и проекты идеальной жизни в невиданной среде просуществовали в России примерно с 1922-го, когда из печати вышла брошюра Алексея Гана "Конструктивизм", до 1932 года, когда появился Союз архитекторов СССР. Об этом периоде с заслуженным пиететом пишут историки архитектуры, его авторитет среди профессионалов порой превосходит немецкий Баухауз и голландский Де Стиль". Проектированием и строительством жилмассива на Шаболовке занимались специалисты из бригады АСНОВА (Ассоциация новых архитекторов), которая насчитывала около 35 постоянных членов. Они считали, что архитектура должна быть рациональной, в первую очередь нужно думать о функции здания, не увлекаться "украшательством". В бесконечных творческих диспутах с членами других архитектурных "группировок" архитекторы оттачивали свое видение идеального города. Здесь нет ничего лишнего, но всего достаточно. Каждая линия выверена, поэтому человек не должен далеко идти до ближайшего магазина, яслей, кинотеатра. Коллектив – основа общества, семья как ячейка растворяется в нем. Отсюда повышенное внимание к проектированию общественных пространств, клубов, библиотек. Каждый из членов объединения АСНОВА проделал длинный творческий путь. Их галерея состояла бы из портретов молодых (если не сказать юных) архитекторов. Очки в строгой оправе. Аккуратная прическа. Приличный и выстиранный воротник (хотя двадцатые, голод и великая нужда во всем!), взгляд хулиганистый или, наоборот, строгий не по летам. Николай Ладовский – мечтатель, автор утопических проектов форумов, залитых солнцем, создатель концепции Москвы как "города-ракеты", который бы расширялся не по кольцам, а по параболе. Владимир Кринский – творец, воплотивший свои объемно-пространственные мечты в городке художников на Масловке. Алексей Рухлядев – один из авторов Северного речного вокзала, шпиль которого, как и Шуховская башня, призывно рвется в небо, призывая скорее преодолеть ограничения и даже притяжение Земли. В АСНОВА состояли знаменитый Эль Лисицкий, фотограф и отец советского коллажа Александр Родченко. Непосредственно работами в Хавско-Шаболовском массиве занимались ученики Ладовского Н. Травин, участники АСНОВА В. Бибиков, К. Носков и другие. Прогуливаясь по окрестностям Шаболовки, обязательно следует обратить внимание на дом-коммуну товарищества "Первое замоскворецкое объединение". Его спроектировали Георгий Вольфензон и Самуил Айзикович. О доме печатали статьи в "Вечерней Москве": "С фасада даже недостроенный, этот дом-гигант особенно величественен и красив. За ним высится сетчатая башня радиостанции им. Коминтерна, пронзившая небо. И кажется, что это одно целое: дом, башня, синее небо. Можно так стоять и смотреть, как в музее или на картинной выставке". Недалеко находится здание Даниловского Мосторга, оно спроектировано как угловое и привлекающее взгляд зрителя структурированное скопление архитектурных масс. Завораживает неординарными решениями зодчих школа № 600 с обилием колонн и круглых окон и общежитие архитектора Николаева на улице Орджоникидзе, где социализм пустился дальше всех в районе – там были даже не комнаты, а спальные ячейки! Предполагалось, что человек новой формации будет только ночевать в новом доме. Мировая культура всегда построена на разрыве традиций и громких манифестах. Так импрессионисты смогли победить классическую живопись, Мейерхольд – совершить революцию в театре, Родченко – сломать устоявшийся канон в фотографии. Но доставать холст и краски безусловно проще, нежели кирпич, цемент, краску, древесину, металл. Для осуществления конструктивистского проекта в архитектуре понадобилось железное напряжение сил всех участников процесса. Действовали специальные учебные заведения – в первую очередь ВХУТЕМАС. Пытаясь сломать устоявшиеся шаблоны, конструктивисты говорили: обычная балка красива сама по себе. Главное – функция, весь облик здания определяется содержанием. "Братья Веснины, Николай Ладовский, Константин Мельников парили высоко над землей. Не как персонажи картин Малевича, но как целые города в утопиях Велимира Хлебникова и их эксцентричного коллеги Георгия Крутикова. Быть может, им тоже удалось бы воспитать в массах вкус к обнаженной конструкции, а в себе – пафос истинного, а не декларативного служения массам", – отмечает Ян Левченко. К сожалению, чиновников не удалось убедить в жизнеспособности нового стиля. Дома-коммуны забывались (потом их заново откроют архитекторы 1960-х), в учебных заведениях новый стиль называли "убогим" и "коробочным", а специалистов срочно переучивали на привычное копирование цветочков и капителей. Но главную революцию – революцию внутреннего духа – архитекторы успели совершить. Запертый в своем фантастическом доме Константин Мельников дожил до 1974 года и, к сожалению, не застал восьмидесятых, когда его творениями станет восхищаться Андрей Вознесенский. В 1932 году создали единый Союз архитекторов, в рамках которого дискуссий практически не проводилось. Пестроту заменили однообразием. Но и сейчас мы можем прикоснуться к блестящей, свободной от догм и надзора школе раннесоветских мечтателей. В Москве около 30 рабочих поселков, самые известные из них – Усачевка и Дангауэровка – расположены в районе "Фрунзенской" и "Авиамоторной". В Бахметьевском гараже Мельникова расположен Еврейский музей. Стоит ограничиться не только Москвой, но и познакомиться с конструктивизмом Екатеринбурга, Санкт-Петербурга, Иванова, Самары, где новая архитектура была еще и цивилизующим началом. Можно отметить главное и неоспоримое – забытые на несколько десятилетий архитекторы этой эпохи добились бессмертия. Третьяковскую галерею украшает Башня III Интернационала Владимира Татлина. Авангард сначала скукожился, а потом победил и сейчас уверенно представляет Россию на мировой арене. На конференциях, в театре, в образах (вспомним екатеринбургскую "белую башню" и Дом Мельникова), на туристических тропах. В общем, это было так прекрасно, что даже трудно писать – слезятся глаза, а ноутбук хочется сменить на печатную машинку, чтобы звуки были такими же отрывистыми и краткими, как балконы авангардных домов.