Макар Запорожский: «Я любил бы жену, даже если бы она не была актрисой»

WomanHit.ru обсудил со звездой голливудские нравы, армянскую экзотику и актерскую семью Выбор профессии для Макара Запорожского стал естественным: его отец играл в кино и на сцене, мама преподавала в Щепкинском училище. И пока актер не жалуется, потому что есть и роли, и возможность попробовать себя в качестве продюсера, как это было в фильме «Я вернусь». — Макар, у вас фамилия такая звучная, больше похожая на псевдоним… — Нет, это фамилия настоящая. Мне от папы досталась. Папе от дедушки. — Вы изучали свою родословную, откуда она пошла? — К Запорожью как таковому отношения не имеет никакого. Просто так совпало. Даже мой папа, когда служил в армии, представляете, попал в Грузию, в Гори, в запорожский танковый полк. Судьба. — А вот ваша судьба была предрешена с самого детства. Папа киноактер и театральный деятель, мама доцент кафедры в Щепкинском… —…Да, к сожалению, это было так. Хотя я делал какие-то поползновения, чтобы своей дорогой пойти, но этого оказалось мало. Пошел по накатанному. — Чем вы хотели заниматься? — Я хотел заниматься психологией. Но не могу сказать, что далеко от этого ушел. Так что не считаю время упущенным. Мне кажется, наша профессия очень связана с психологией, как в принципе и многие другие. — Вы изучали специализированную литературу по психологии? — Книжки читал, методы изучал всякие. Но мне многое не нравилось. Казалось, что все должно быть более по-человечески, а там достаточно циничный подход. Даже сейчас, слушая многих психологов, понимаю, что все их речи отталкивают. — Вы начали сниматься еще до ГИТИСа в «Грехах отцов», потом последовали «Моя прекрасная няня», «Кулагин и партнеры», «Рублевка Live». Что вы считаете главной отправной точкой в большой мир кино? — Я в основном сериальный артист. Полных метров у меня мало. Поэтому деятелем большого кино себя не считаю. Какая-то фактура, психофизика внятная, не отталкивающая, могу слова запомнить, сделать то, что просят. Видимо, на этом и сходимся с режиссерами. — Вы согласны с кинокритиками, которые писали, что известность пришла к вам с ролью хоккеиста Дмитрия Щукина в сериале «Молодежка»? — Она к нам ко всем пришла после этого сериала. Здесь не какое-то мнение кинокритиков, а суровая объективность. — Как вы ощутили это на себе? — Незнакомые люди стали писать, звонить. Кинокомпания и телеканал начали нас возить в пресс-туры, представляя проект в разных городах. Я тогда подумал: «Ничего себе! Вот это размах. Такого у меня не было никогда». А потом, смотрю, второй сезон, третий — ой-ой, пошло-поехало, как у Буратино. — Это было утомительно или вы упивались этим? — Это было весело на первых порах. Но встал вопрос, а дальше-то что? Мне вообще не очень близки семейные склоки, отношения между подростками на экране. Перед первым сезоном мы не знали, ради чего льем пот и кровь, все бились за идею. А в дальнейшем мне стало понятно, что проект не развивается в интересную для меня сторону. И я решил закруглиться, благо была альтернатива, появившаяся, кстати, благодаря той же «Молодежке». В любом случае это бесценный опыт работы с крутыми профессионалами, очень полезный! — Глянец присвоил вам после этого сериала титул секс-символа, не тяжело было нести этот груз? — Ой, тяжело. Мне кажется, что я все растерял, весь секс свой. (Смеется.) Шучу. По-моему, они это присваивают каждому. Это не имеет отношения к истине. Каждому участнику сериала «Молодежка» они вручили этот титул. Ведь это молодые мальчики, которых можно замазать, приодеть, и будет отлично. — Когда вы узнаете, что в проекте присутствует большая звезда, то испытываете мандраж? — Мне уже 30 лет, ну какой мандраж, какая звезда, я вас умоляю. Если бы был пацаном, наверное, испытывал бы его, сейчас я уже понимаю, кто на самом деле звезда. — В таком случае, чем запомнилась работа с голливудской звездой Дженнифер Лоуренс в шпионском триллере «Красный воробей»? — Многим кажется, что Голливуд, особенно когда он скрыт от многих актеров мира занавеской, — это нечто невероятное, безудержное, восхитительное и потрясающее, настоящий актерский рай. Но когда для меня занавеска приподнялась, то многие вещи прояснились. Разумеется, очень много отличий в оснащении, ресурсах. Причем по всем фронтам: материальным, техническим, временным. У них абсолютно другие измерения. Когда у нас нужно финансово втиснуться, то у них, если ты не растиснешься, тебе даже не подпишут бюджет. — А сама Дженнифер Лоуренс? — На мой взгляд, Дженнифер стала сегодня самой высокооплачиваемой актрисой Голливуда, потому что она просто фанатик нашей профессии! Четыре проекта в год закрывает как актриса. Потом что-то пишет, продюсирует, собирается снимать, у нее рекламные контракты. Плюс она совсем молодая, здоровая психически и физически, поэтому может позволить себе столько работать и зарабатывать. Любой нормальный человек, мне кажется, давно бы крякнул. Мерил Стрип тоже могла бы, наверное, столько зарабатывать, но просто ей это не нужно. А здесь, видимо, молодо-весело, а почему бы и нет? Как говорится, танцуй, пока молодой. А как человек она просто душа компании. Ее можно посадить в кругу друзей, и не будет скучно вообще ни секунды. Все время шутит, смеется, она очень веселая. На площадке, когда мы с ней работали, никакой особенной Америки не открылось: хороший, техничный партнер — это большая удача. — Насмотревшись на нее, вы, видимо, решили выступить в новом для себя качестве продюсера? — Все говорят: продюсер, а я не понимаю, что тут неизведанного? Вот мы с вами хотим купить квартиру. Делаем все, чтобы приобрести ту, которая нам нужна. А затем ремонтируем и переезжаем в нее жить. С продюсированием то же самое. Мы хотели с моим приятелем и партнером Беником Аракеляном сделать что-то свое, интересное. То, чего, как нам кажется, не хватает. И сделали свое и на свои. То, что нам нравится. — Чем вас зацепил проект? — Мне очень понравилось в Армении. А еще рядом твой друг Беник, с которым ты давно неразлучен. А у него живая история из первых уст. Когда мы окунулись плотно во все это, то увидели не картинные панорамные горы и закаты — вокруг оказались другие ароматы, иная жизнь, настоящая. Я человек не деревенский, поэтому для меня все было экзотикой. Я не мог за это не зацепиться и не попытаться преподнести все в художественном ключе и сделать из этого историю. Но мне хотелось сделать фильм, в главной роли в котором было бы молчание. Чтобы в воздухе все вопросы существовали. У Сокурова есть несколько работ в этом ключе, хотя это, возможно, нескромное сравнение. Но зритель больше думает и говорит сам с собой, нежели автор. Хотелось этого. Много молчаливых сцен: люди едят, смотрят, казалось бы, ничего не происходит. Но за всем этим стоит большое значение. — Два актера в семье, имея в виду вашу супругу Екатерину Смирнову, — это большие сложности или плюсы для вас? — Раньше мне было все равно. Сейчас мне хочется, чтобы мы поговорили о чем-то, кроме профессии, чтобы мы не знали, что делается в центре у Полякова, Панкова, что Грымов поставил и как мы к этому относимся. Я в это во все наигрался — в любовь к профессии. Осталась просто любовь, даже не к профессии, к жизни вообще. Хочется всю ее охватить, не ограничиваясь одним театром. Но я бы любил свою жену, даже если бы она не была актрисой. — Вы были не против того, что Екатерина решила после свадьбы оставить свою девичью фамилию? — Нет, конечно. Она может даже придумать себе какую-нибудь третью, это ее дело. — Вы похожи по характеру или разные? — Мы абсолютно разные. На все у нас совершенно разные точки зрения. Но терпение и труд все перетрут. — Кто сегодня остается с вашими дочками, когда у родителей работа? — Катюша особо не снимается. Но если ее отпустить в театр, то она там утонет, будет работать над всем подряд, бесконечно. Пока у нас была одна дочка, Александра, работали вахтенным методом. Договаривались, кто останется. А сейчас, если у меня много работы, то вопрос не встает, кто будет с младшей, Елизаветой. Конечно, мама. Но я мечтаю уже брать детей с собой, быть с ними вместе на работе. А Катя все переживает, что там им будет некомфортно, они заболеют. Поживем — увидим. — Младшая, Елизавета, наверняка радует всем, поскольку возраст такой, а вот чем старшая приводит вас в восторг? — Она просто бомба. И совсем не замедленного действия. Это фотонный заряд. Как у Горинштейна написано, что если дома дети, то это какой-то вечный философский карнавал. Бывает, я спрашиваю старшую: «Аль, что это за дом?» А это роддом, к которому мы подходили недавно махать ручкой маме. Она говорит: «Это Родина!» И это действительно для нее Родина. И останется для нее таковой на всю оставшуюся жизнь: переулок, дом и черный забор. И все мысли такие. Очень весело и интересно. — Она уже понимает, кем собирается стать? — Пока все неумолимо движется к нашему с женой поприщу. По всем фронтам. Она пляшет, поет, сейчас на скрипку пошла. Бывает на наших спектаклях, растет за кулисами и в гримерных цехах. Меряет все парики, платья, костюмы, мажется всем подряд. — Выбор артистической профессии вас не пугает? — Здесь нужно быть аккуратным и спокойным. В три года говорить с человеком о выборе профессии достаточно опрометчиво. И потом это действительно весело. Думаю, дочка бухгалтера тоже не пренебрегла бы искусственной косой. Все еще может передуматься, измениться. И до такой степени, что мы себе сейчас и представить не сможем.