Виталий Милонов: В обществе должно быть милосердие, у нас его нет

Политик Виталий Милонов известен не только как неутомимый борец с гей-пропагандой и ярый поборник нравственности, но и как человек, который в режиме нон-стоп привлекает внимание средств массовой информации своими резкими высказываниями. На днях, выступая в поддержку уволенной учительницы из Барнаула, депутат Госдумы заявил, что готов провести фотосессию в нижнем белье. С одним из самых экстравагантных политиков побеседовал журналист Евгений Додолев. — Виталий Валентинович, вы ленинградец. Вот скажите, почему в этом городе на Неве все время что-то происходит, рождаются революции?.. — Петербург очень мистический город. Он полон легенд, загадок и трагизма со дня его основания. Петр Первый сделал очень оригинальный шаг. Безусловно, это излом двух цивилизаций. Нормандской цивилизации, пришедшей на место восточно-германской, то есть славян. Это место вторжения, место тектонического разлома культурного. Ну и, конечно, загадочные финские болота. Ведь финские женщины всегда славились тем, что были ведьмами. И многие наши предки брали себе жен из Финляндии, потому что те были ой чаровницы... Поэтому это мистицизм. В Петербурге два храма построены масонами. Масоны — это те, кто никогда в жизни про себя не скажет, что они масоны. Такая серьезная структура. Когда я впервые это озвучил, мне сказали: слушай, не трогай. В обратку получишь. — В Питере есть комплекс недостолицы. Очень ревниво вы про Москву говорите, что она купеческая, жирная, тупая. — Так это снобизм. Петербургский. Нам обидно, больно. Просто надо воспринимать это как детскую обиду, психологическую травму детства. Мы очень разные с москвичами. Петербург — это особый дух для меня, безусловно. Это эталон русского языка, колыбель русской дворянской культуры. Потому что Москва никогда не была дворянской столицей. Эпоха возрождения России — это Санкт-Петербург. Москва была купеческой, стала советской. Не появилось нравственного Тициана московского... Но надо понимать, что нельзя жить одним лишь снобистским отношением к Москве. Потому что тогда ты становишься каким-то чудиком непонятным. В Москве очень много всего хорошего. А Москва душевный город и, в отличие от Петербурга, не ленивый. — Санкт-Петербург ленивый? — Это тайна, конечно, мы никогда об этом не говорим. Но мы очень ленивые, медленные, неторопливые. Близость финнов и эстонцев чувствуется, это движение по кругу не более трех раз... А вы, москвичи, суетные. Мы можем друг друга ненавидеть или любить, хотя этимология этой ненависти и любви непонятна. Правда, в Москве присутствует дикая неискренность. В Москве же непонятно, с кем общаться! Ты не понимаешь, кто к тебе хорошо относится, кто плохо. Скорее всего, думаешь: ну, наверное, все плохо относятся. Поэтому для меня это необычно. Я не понимаю. Я как Фрося Бурлакова себя ощущаю. А где же душа? А поговорить? — А что вы имели в виду, когда заявили, что хотите, чтобы и в Питере, и в Москве было как в Грозном? — Мы должны равняться на Грозный как на город, где самый низкий уровень преступности. Это место, где девушка может без опаски ходить по улицам. Где ее пальцем никто не тронет. Это место, где нет детских домов. Это место, где очень тяжело купить алкоголь. — Это хорошо? — Конечно, хорошо. Мы деградируем. Поверьте, я сам вам могу рассказать про то, как прекрасно вино, но давайте признаем факт, что мы как нация спиваемся. Мы можем сколько угодно говорить про великие русские ценности, но когда половина страны лежит в собственных экскрементах… — Разве не всегда так было? Разве не Петр Великий ввел эту моду? — На нашего Петра Алексеевича можно списать, конечно, многое. Но раньше-то, в общем, молоко доили, пахали. А теперь все лежат. — Вот это «теперь», по Милонову, когда наступило? — Ну, с ельцинской эпохи. Когда «святые 90-е» пришли. И с попыткой ухода от действительности не через преодоление этой действительности, а через наркотическо-алкогольное забвение. И я считаю, что те люди, которые придумали декриминализировать употребление наркотиков, — это, конечно, депутаты Сатаны. Реально. Эти люди обрекли Россию на большие проблемы. Была бы моя воля, я бы, во-первых, провел тестирование всех госслужащих на предмет зависимости. Я выступил с инициативой: давайте проверим на наркотики хотя бы депутатов и высших управленцев. Мне написали: не надо. Что, разве я что-то плохое прошу? Я не понимаю, почему не надо. Боятся кого-то тронуть? Не знаю. Всю Россию проверить на наркотики, всю, от и до! У нас президент вообще за здоровый образ жизни. — Вы сперва говорили про политическую элиту. Теперь уже — «всю Россию»? — Всех наркоманов изолировать! Наркоман — это человек, в которого вселился дьявол. И давайте мы не будем разделять все эти европейские тренды о том, что это люди другой ментальности, реальности. Это люди, которые готовы убить собственную мать и собственных детей ради дозы. К ним надо относиться как к психам в острой форме заболевания. Наркомания должна быть признана социально опасным заболеванием. Мы, говоря о гуманном отношении к наркоманам, не думаем, что должны гуманно относиться к детям, которые идут из школы, и эта скотина, это животное бесовское нападает на ребенка, чтобы отнять у него телефончик и продать за дозу. Не надо его расстреливать. Его Господь сам накажет. Но как государство мы обязаны защитить тех, кто еще не подвергнут этой заразе. Каждый наркоман плодит вокруг себя кучу наркоманов. Поэтому — провести тестирование всей страны на наркотики! Со всех управленческих должностей поганой метлой выгнать их. Наркоманов, заядлых алкоголиков. Ну, с алкоголиками сложнее, талантливые люди тоже алкоголиками бывают... — А наркоманы разве не бывают талантливыми? — Наркоман всегда подонок. Это болезнь, которая мешает человеку принимать адекватные решения, болезнь, с которой практически невозможно справиться. Наркомана вылечить невозможно, давайте признаем!.. Нужно возродить ЛТП, лечебно-трудовые профилактории. Если он алкоголик-тунеядец, тащит все из дома, ведет антисоциальный образ жизни, значит, его надо наказывать принудительными работами сначала. Сказать: так, чувак, иди поработай полгода в колхозе или где-нибудь на стройках. Подумай над своим поведением. Если нет, значит, лечебно-трудовой профилакторий, где ты будешь жить без алкоголя, трудиться. Мы должны реформировать и тюремную систему. Потому что я считаю, что наша тюремная система негодяйская. Она бесчеловечная. Знаете, я как православный человек каждый день вспоминаю находящихся в тюрьме. Надо возродить в тюремной системе милосердие. И во главе этой системы в России должен стоять не полицейский, а человек, который будет относиться с любовью и милосердием к осужденным. — А вы сами готовы? — Меня на все не хватит просто. Но я считаю, что это может быть священник. Духовное лицо, который будет понимать, что эта система не исполнения наказаний, а система перевоспитания. Система, когда государство и общество будут относиться к этим людям как к заблудшим. И чтобы эти люди в результате тюремного заключения не выходили злыми на весь мир, а понимали, что общество простило их ошибку, за которую они, кстати, заплатили высочайшую цену: были лишены свободы. А у нас же совсем не так... — Это разве не мировая практика в подобного рода учреждениях? — Знаете, есть такой Брейвик, который на острове Утойя в Норвегии устроил политический перформанс некий, убил многих людей. Я не одобряю убийство ни в какой степени. Но, конечно, они же говорят, что его довели до степени аффекта! И сейчас он содержится в квартире с интернетом. Еще и учится. Это слишком либеральное отношение к заключенному. Но в обществе должно быть милосердие. Вот у нас его нет. Мы же общество крайне лицемерное, крайне жестокое. Мы сидим, у нас щеки набиты, как у хомяков. У нас все в шоколаде. У кого-то горляка залита. У кого-то это по вене пущено. Поэтому мы спокойно смотрим на аборты... Запретами ничего не решишь, говорит мне министр здравоохранения. Согласен. Что же, теперь убийства разрешить? Запретами же ничего не решишь. Уголовный кодекс вообще что ли отменить? — Вы передергиваете. — Я считаю, что аборт — это убийство человека. Вы увидите, как Господь изменит свое отношение к нашей стране, если будут запрещены аборты. Когда отворачиваются люди от этого, происходят напасти и казни египетские, бедствия. Набегают черные армады мигрантов, гомосексуалистов и уничтожают эти страны. Европа — это те, кто сейчас пользуется деньгами и капиталом и потенциалом индустрии, которые были накоплены как раз самыми консервативными людьми. Они и создали богатую Европу. А эти все просто транжиры... ДОСЬЕ Виталий Милонов родился в 1974 году в Ленинграде. Профессиональный политик — сначала регионального, а затем и федерального уровня, в настоящее время депутат ГД ФС РФ, член комитета Госдумы по международным делам. Автор множества громких законодательных инициатив — от запрета гей-пропаганды до регулирования деятельности социальных сетей. ОБ АВТОРЕ Евгений Додолев — журналист и медиаменеджер, в настоящее время ведущий авторских программ на телевизионном канале «Москва 24».