"Это еще не победа, и что в конце – вопрос": Серебренников вышел из дома

«Ура! Господи, спасибо!», «Мы дождались!» – раздалось во множестве блогов, смс и разговорах. Даже машины возле Мосгорсуда сигналили ему в знак приветствия, когда он переходил улицу. – Спасибо всем, кто поддерживает и болеет за нас! Спасибо всем, кто каждый день, когда я гулял свои два (разрешенных. – Ред.) часа по Хамовническому району, подходил и говорил: «Держитесь, мы с вами!» и другие хорошие слова. Конечно, поддержка – это важно. Но повторяю: все это еще не закончилось, мы должны продолжить и доказать в суде свою полную невиновность, – сказал Серебренников. Он не комментирует само «театральное дело» – нельзя, пока оно не закончено, но дает понять, что закрыть страницу полутора лет, проведенных вне «Гоголь-центра» и без коллектива, психологически нелегко. Первым делом он, конечно, отправится на работу: – Впереди у нас спектакли и репетиции четырех проектов, и в первую очередь концертного спектакля «Наша Алла» в честь юбилея Аллы Борисовны. Много всего. цифра 594 дня Кирилл Серебренников работал под арестом. «Театр через адвоката» – Он приехал в театр на следующий день после освобождения, мы все там были. Обнялись, конечно, – поделился с нами драматург «Гоголь-центра» Валерий Печейкин. – Нам было просто очень важно его потрогать руками, обнять, потому что все мы долгое время были этой возможности лишены. Кирилл говорит мне: «Ну что, ты досчитал дни?», потому что я ведь все это время перед спектаклями выводил цифры в фойе – число дней, которые он проводит под арестом. «Досчитал, – говорю, – пять, девять, четыре. Пятьсот девяносто четыре дня и плюс день в СИЗО». В этот день очень многие друзья приезжали к Кириллу. После работы, после своей премьеры, например, Чулпан и Ксения Раппопорт – обняться наконец. – Как же все эти дни в театре без него обходились? – Кирилл изобрел и освоил метод «театр через адвоката», «театр на флешке» – он так поставил не одно сочинение и в России, и за границей. В «Гоголь-центре» это «Маленькие трагедии», которые он доводил уже под арестом, и вот не так давно поставил «Барокко». В Германии оперу «Гензель и Гретель», в Швейцарии оперу Моцарта Cosi fan tutte («Так поступают все женщины»), потом «Набукко»... Да он еще целый фильм у себя дома смонтировал – «Лето», а потом документальную ленту «После Лета». – Валерий, а что это за фокус, почему спектакли «Гоголь-центра» пророческие? «Идиоты», которых Серебренников ставил шесть лет назад по Триеру, сегодня прочитываются как автобиографический спектакль. – «Идиоты» и правда очень символичная вещь. Этим спектаклем открывался «Гоголь-центр» пять с половиной лет назад и этим же спектаклем открылся сезон в этом году. Но тогда это было про Pussy Riot, и тюремную клетку мы тогда не видели в реальности. А к сегодняшнему дню мы ее видели, к сожалению, уже множество раз, видели в ней своего художественного руководителя. Поэтому сейчас этот спектакль стал историей про нас. Матрица, формула, по которой построена наша жизнь, повторяется с разными событиями и людьми. «Все это еще не закончилось» – Эти трудные полтора года гоголевцы отлично держались. Выпустили восемь абсолютно новых спектаклей: кроме постановок непосредственно Серебренникова, это еще «Демоны», «Шекспир», «Маяковский. Трагедия», «Мизантроп», «Барокко», «Две комнаты» и «Боженька». – Ну-у... Во-первых, я понял, что, будучи свободным человеком, успевал гораздо меньше, чем Кирилл Семенович, находясь под арестом. Серьезно! Он по-прежнему делал какие-то фантастические вещи. Наша главная внутренняя задача была – сохранить то, что есть. Первое, что делают люди в падающем самолете – берут кислородные маски. Для того чтобы сохранить себя и просто ориентироваться в пространстве. Так и мы: знали, что наша первая задача – сохранить и поддерживать имеющийся репертуар. А потом мы поняли, что Кирилл делает невозможные вещи, что он продолжает ставить спектакли, что это работает, в это никто бы раньше не поверил. И мы поняли, что на самом деле нам не на что жаловаться (в творческом смысле). Что у нас нет ни одной причины, по которой мы могли бы сказать, что имеем право делать хуже. В этом смысле мы эти 594 дня провели в общем-то на должном уровне. И у нас появился невероятный опыт взросления – я не о себе, я говорю об учениках Кирилла. Они очень заметно выросли, как, знаете, дети, которые остаются дома без родителей и очень быстро понимают, как приготовить кашу, как заплатить за свет, как вызвать электрика. И вот что я скажу: Кирилл Серебренников показал, что театр может работать с ним и без него. Это важно. Он создал среду, которая может работать сама по себе. Среду, которая будет работать еще очень долго, где бы он ни был. – А какие запланированные проекты Кирилл не смог осуществить из-за ареста? – Он не мог снимать кино, сидя под арестом. Он смог смонтировать фильм про Цоя «Лето», но снимать под арестом невозможно. Театр, имея макет коробки и набор артистов, теоретически можно расписать, как шахматную партию. Обладая высоким уровнем мастерства и таланта, спектакль, оказывается, можно поставить удаленно. – Все это время в «Гоголь-центре» все как один говорили: все будет хорошо, мы верим в это. Наверное, это как-то помогло. Но не настораживает ли вас снятие ареста? Может, это особый вид развлечения системы, и не заглотит ли басманная машина его обратно? Не выкатит ли ему жестокий, несправедливый приговор? – Я об этом, конечно, думаю, потому что все это далеко еще не закончилось. Когда я снова увидел Кирилла в театре, то сказал, что здесь должна играть сейчас песня «День Победы» – «этот день мы приближали как могли». На что мне мои друзья сказали: знаешь, это еще не День Победы, это Курская дуга или Брусиловский прорыв. А вот что будет в конце – вопрос. Я надеюсь и верю, что все-таки будет оправдательный приговор. Или такой, который не будет значить ничего фактически. То есть это будет освобождение в зале суда. Если это условный срок, то в него зачтут время, которое он провел под арестом. P. S. Надо ли говорить, что вышедший на поклон после «Мертвых душ» Серебренников (он заметно нервничал перед этим – отвык) был встречен громовой овацией. Подаренные ему белые тюльпаны бросил зрителям. За кулисами его спросили: «Волнуетесь?», и Серебренников, помолчав пару секунд, сказал: «Почему-то нет. Это такая склейка. Театр – это ведь каждый день как заново, все здесь и сейчас, нет никакой ретроспекции, ты ничего не вспоминаешь, все существует только в эту самую секунду». Находясь под арестом, Серебренников получил (заочно) призы и награды. В августе 2018-го он стал командором французского ордена Искусств и литературы, получил «Золотую маску» за постановку оперы «Чаадский» в Москве, за «Лето» – приз Каннского фестиваля, «Нику» и «Белого слона» от Гильдии кинокритиков. Его балет «Нуреев», вышедший в Большом уже после ареста, взял приз «Бенуа де ля данс» и премию BraVo. А еще он теперь лауреат премии «Европа – новая театральная реальность» и номинант «Золотой маски – 2019». Режиссеры, актеры, художники, композиторы и хореографы выходили на поклоны после спектаклей (и не только в «Гоголь-центре») в футболках с его портретом и надписью «Свободу Серебренникову», а на Каннском фестивале был устроен целый парад с лозунгами. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №14-2019 под заголовком «Серебренников вышел из дома».