Флоренс Уэлч: «Не спрашивайте меня об индустрии — я знаю только о любви и о музыке»

Мы все родом из детства, а у вас оно было довольно эклектичным. Мама – искусствовед, специалист по итальянскому ренессансу и одна из звезд "Студии 54", папа – рекламщик и любитель панк-рока. Сложно было балансировать между двумя мирами? Я как-то не думала, что их надо приводить к общему знаменателю. Мама большую часть времени жила в Италии, и я часто к ней приезжала. Мы бродили по флорентийским церквям, она рассказывала про семью Медичи, показывала фрески – они во многом сформировали мой визуальный вкус. А отец чуть ли не с младенчества растил меня на The Smiths, Incredible String Band и Velvet Underground. И не мог понять моего увлечения поп-музыкой лет в 11: у него в голове не укладывалось, как я могу слушать Green Day, когда на свете есть Ramones. Из этой мозаики я и сложилась. Но вы c cамого начала понимали, что ваша жизнь будет связана с музыкой? Нет, что вы! Я думала, что стану укротительницей тигров. А вот пела я всегда. Отлично помню, как отпрашивалась с урока просто для того, чтобы пройти по пустым и гулким школьным коридорам и послушать эхо своего голоса. В такие моменты я чувствовала себя счастливой. Я читала в каком-то интервью, что дома вы даже оперные арии исполняли. Есть любимые? Да, у меня классическое образование. Я раньше знала много итальянских и немецких композиций и помню одну очень красивую – Nel cor più non mi sento (ария из комической оперы «Мельничиха» Джованни Паизиелло. – Прим. HB), но спеть все же не рискну. Вы говорите по-итальянски? Un pochino (чуть-чуть. – Прим. HB). Зато мама знает его превосходно, и он всегда звучал в доме. А какой город в Италии любите больше всего? Рим. Я снова побывала там полтора года назад – и в очередной раз поразилась его красоте. У вас в детстве были fashion-иконы? В 11 я восхищалась Spice Girls и их адскими кроссовками на платформе. Потом у меня началась гранжевая фаза Nirvana, тут тоже без сюрпризов: все мое поколение через нее проходило. Но настоящими учителями для меня стали студенты арт-колледжа в Камбервелле – районе, где я выросла. Все эти мальчики, которые играли в рок-группах, и их девчонки, одевавшиеся в секондах и на благотворительных базарах, мешали все на свете и казались мне такими крутыми! Ваш стиль явно претерпел множество трансформаций, и наверняка не все эксперименты были успешными. Можете вспомнить свою главную ошибку? Однажды я попыталась избавиться от челки, и ничего хорошего из этого не вышло. Вообще-то, во всем виноват Густав Климт: во время записи второго студийного альбома я смотрела много его работ, и мне прямо захотелось превратиться в героиню одной из картин. А с челкой это было невозможно, поэтому я ее отрастила и стала укладывать волосы на две стороны. Но у меня такой огромный лоб! Я честно пыталась к нему привыкнуть, но так и не смогла. А вот вам без челки отлично, даже завидно. Судя по вашему гардеробу, вы большой фанат 70-х. Что вас так привлекает в этом десятилетии? Тут все просто: свободные платья той поры идеально смотрятся на моей фигуре. Модели в духе 50-х я носить не могу, потому что у меня нет ни груди, ни талии. А в джинсах скинни похожа на перевернутый треугольник, поэтому всегда выбираю клеш. С возрастом тяга к экспериментам сходит на нет и ты останавливаешься на том, что тебе действительно идет. Хотя иногда от такой рациональности становится скучно. А какие вещи вы бы хотели носить, но не можете? Мне так нравятся на других структурированные жакеты с гигантскими плечами, но, когда пробую надеть их сама, ничего путного не выходит. Поэтому мне странно слышать, что меня называют иконой стиля, - я же все время одеваюсь одинаково, можно сказать, застряла в своем амплуа современной хиппи. Хорошо, что на свете есть Алессандро Микеле и его Gucci. Вы как будто созданы друг для друга. Это правда. Мы даже по характеру похожи: оба застенчивые и романтичные мечтатели, которые не слишком жалуют публичность, но вынуждены работать над собой. А его дизайн меня просто восхищает. Взять хотя бы мою любимую сумку Gucci – винтажного вида, из коричневой кожи и с золотым львом. Она подходит абсолютно ко всему, очень практична, а главное – у нее чудесная подкладка, которую никто, кроме меня, не видит. И вот это внимание к красоте мельчайших деталей меня и потрясает. А какие из его образов вам особенно нравятся? Наверное, те, с перьями и гигантскими шляпами, что делались под впечатлением от стиля Дженис Джоплин. Я отлично знаю, как сильно влияет на артиста его сценический костюм – меняет манеру двигаться, самоощущение, взаимодействие со зрителем. И вот эти вещи Алессандро работают идеально: в них чувствуешь себя красивой и свободной. Совсем недавно вы снялись в рекламной кампании ювелирной линии Gucci. Можете выбрать любимые украшения? Все со змеями. Помните, я говорила, что обожала диких зверей, когда была совсем маленькой? Так вот, мне кажется, что Алессандро заглянул в мои детские сны и взял эскизы к своим кольцам и колье прямо оттуда. На сцене вы напоминаете бесстрашную воительницу. Это просто образ или вы и в жизни такая? Да что вы, я очень застенчивая и всего боюсь. Мне бы сидеть в своей комнате, читать или писать стихи. Но когда я выступаю - превращаюсь в совсем другого человека. Точнее, наружу вырывается какая-то другая часть меня. Обычно моя голова полна сомнений и тревог, а тут они все исчезают без следа и наступает полная свобода. Поэтому мне так нравится моя работа. А какими-нибудь духовными практиками занимаетесь? Концерты и есть мои практики. Трудно объяснить, но, когда я пою, чувствую единение со слушателями, мы вместе превращаемся в некую сущность – мистическую, трансцендентную. Это ощущение и дает мне силы. Продюсер Пол Эпуорт вспоминает, что во время записи Cosmic Love из вашего первого альбома вы лежали на полу и сочиняли стихи. Нет, он перепутал, на самом деле это была Seven Devils со второго диска. Когда мы записывали Cosmic Love, я просто мучилась от жуткого похмелья. По правде, тогда моя жизнь почти полностью состояла из вечеринок. Полагаю, те времена прошли. О да! Я не пила уже пять лет, а вчера легла спать в десять и была абсолютно счастлива. Так вот, возвращаясь к тому дню, я приползла в студию, сказала, что чувствую себя просто кошмарно и ничего не могу, потом меня посадили за пианино – и песня родилась сама собой, как чудо. Тогда я решила, что похмелье – отличное состояние для творчества, потому что ты находишься в сумеречной зоне, балансируешь между сном и явью, жизнью и смертью. И, вооружившись этим знанием, стала тусоваться круглосуточно. К счастью, с тех пор я убедилась: чтобы сочинить что-то крутое, необязательно доводить себя до полуобморочного состояния. Да, все приходит с опытом. (Смеются.) Вы выпустили первый альбом в 2009 году, верно? Как изменилась индустрия за десять лет? Главная новость – это стриминговые сервисы. Когда я начинала, их еще не было. Они освободили музыкантов: теперь мы не думаем в рамках альбомов, не должны ждать, прежде чем выпустить что-то «в эфир». Хотя из меня тот еще теоретик и эксперт. Я вообще не понимаю, как из застенчивой и уязвимой девчонки превратилась в профессионала, и страшно благодарна тем, кто отнесся ко мне серьезно и поддерживал всю дорогу. Когда я вижу, как поклонники реагируют на песни, которые изначально были просто мыслями в моей голове, обретаю новую уверенность. Так что не спрашивайте меня об индустрии – я знаю только о любви и о музыке, которую хочу делать. В вашем последнем альбоме, High as Hope, много по-настоящему личного. Например, в песне Hunger вы говорите о пищевом расстройстве, которым страдали в юности. Как решились на такую откровенность? Наверное, дело в том, что я достаточно далеко ушла от того периода. И эти стихи стали для меня своего рода терапией, попыткой понять, что же со мной происходило. Я не собиралась их никому показывать, но когда закончила, поняла: они что-то изменили. Тогда я рискнула положить их на музыку, но была уверена, что исполнять не буду. И тут женщины в моей команде хором заявили, что я просто обязана включить песню в альбом, потому что она поможет тем, кто проходит через такой же ад. Вы же понимаете: когда ты становишься знаменитой, всем вокруг начинает казаться, что ты в космосе и ничто земное тебя не касается. Что ты больше не человек? Ну да. Так вот эта песня прямо кричит: я реальная, я такая же, как вы. Открываться подобным образом по-настоящему страшно, и я до сих пор не очень понимаю, как об этом говорить. Но чувствую: сделать такой шаг навстречу людям было жизненно необходимо. Интервью: ДАША ВЕЛЕДЕЕВА Фото: НИК ХАДСОН Стиль: ЕКАТЕРИНА ТАБАКОВА АССИСТЕНТЫ ФОТОГРАФА: MICHAEL WILLIAMS, JAMES SHARPE; ЦИФРОВАЯ ОБРАБОТКА: JONATHON ROSE; АССИСТЕНТ СТИЛИСТА LILY AUSTIN; МАКИЯЖ: SARAH REYGATE (DAVID ARTISTS); ПРИЧЕСКИ: ANNA COFONE (THE WALL GROUP); МАНИКЮР: JENNI DRAPER (PREMIER) С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ OPI; СЕТ-ДИЗАЙНЕР JOSH STOVELL (WIB AGENCY); ПРОДЮСЕРЫ: JULIA ORLOVA (STARDUST PRODUCTION); ALLEGRA AMATI (10-4INC); АССИСТЕНТЫ ПРОДЮСЕРА: MATILDA OHLSSON ARNELL (10-4INC), GERARD MARKES (10-4INC).