Как случайный секс помогает найти и принять себя: «Рюрик» Анны Козловой

Автор сценариев к сериалам Первого канала «Краткий курс счастливой жизни», «Развод», «Садовое кольцо» Анна Козлова — романист. Два года назад ее книга «F20», написанная от лица девочки, страдающей параноидальной шизофренией, выиграла премию «Национальный бестселлер». В скором времени выйдет новый роман писательницы — «Рюрик». Ничего общего с русской древностью эта книга не имеет. Это история старшеклассницы, сбежавшей из закрытой школы-пансиона, и о последствиях, которые имеет этот поступок для всех причастных, включая пользователей соцсетей (куда ж без них). «Рюрик» — это как если бы братья Коэны пришли в гости к Тарантино, Джонатан Коу начал писать по-русски, а Салтыков-Щедрин вдруг оказался нашим современником. За Анной Козловой уже закрепилась репутация автора ироничного до язвительности, и этим романом она блистательно ее подтверждает. Вполне понятная логика поступков каждого из героев складывается в густой замес общего идиотизма и абсурда. С разрешения издательства «Фантом Пресс» «Лента.ру» публикует фрагмент романа Анны Козловой «Рюрик». Перед Михаилом поставили тарелку с котлетой, и, пользуясь случаем, он попросил еще виски. В этот самый момент в бар вошла Катя Беляева. Сначала она настороженно оглядывалась, а потом словно убедившись в наихудших своих подозрениях, приблизилась к столику Михаила: — Простите, вы Михаил Крючков? Тот кивнул. Катя вытащила из сумки удостоверение и показала. — Можно присесть? — Присядьте. — Я приехала из Москвы, чтобы взять у вас интервью. В связи со всей этой историей... — Выпьете? — перебил ее Михаил. Катя несколько секунд смотрела на котлету, потом ответила: — Да. Давайте. — Виски пойдет? «Чивас». Это самое лучшее, что у них есть. — «Чивас» отлично. — Котлета — полное говно, — доверительно сообщил Михаил. — Я перекусила на заправке, — успокоила его Катя. — Пару часов назад. Знаете, тоже такое говно было, что не скоро рассосется. Михаил улыбнулся. Катя отошла к стойке, вернулась со стаканом, Михаил налил ей виски, они чокнулись и выпили. — Вы здесь остановились? — спросил Михаил. Катя кивнула: — Кажется, это единственная гостиница... более-менее приличная... Костерок светской болтовни все никак не разгорался. Катя, украдкой разглядывая Михаила, нашла его интересным. В обезьяннике он оброс, ощетинился, ссадины зажили ровно настолько, чтобы вызывать любопытство, а не отвращение. Чем больше Катя его изучала, тем сильнее занимал ее вопрос, какое впечатление она сама произвела на Михаила? Но поскольку спросить напрямую ей казалось неприличным, она налегла на алкоголь, как поступала всегда в ситуациях, когда жизнь требовала от нее сделать хоть какой-нибудь выбор. Словно лошадь из цирка, отправленная в пенсионные годы катать детишек, словно собака, привыкшая ходить на поводке, Катя боялась жизни без хозяина, поэтому ей легче было напиться до розовых слонов, чем признаться, что она хочет внимания мужчины, которого видит впервые, хочет секса с ним, хочет, чтобы вокруг ее шеи, талии, бедер сомкнулись его поросшие черной шерстью руки, а то и ноги, если вы еще не покраснели от того, что я говорю. «Чивас Ригал» не лучший господин, вы уж мне поверьте, но если речь идет о том, чтобы перебросить ответственность, то с ним можно договориться. Разумеется, не безвозмездно. Он попросит за услугу много стыда и щепотку головной боли на сдачу, но зато вы будете знать, кого винить. Зато это не вы будете говорить незнакомому мужику про свое одиночество, это не вы будете плясать стриптиз в его гостиничном номере, наутро вам будет достаточно решения бросить пить, а вовсе не разбираться со своей головой. Катя уже приняла граммов сто и хотела продолжения. Она предложила Михаилу угостить его, то есть выразила готовность напоить за свои деньги. Он был не против, да и с чего ему быть против? Тайна, которую Катя Беляева безуспешно пыталась разгадать, заключается в том, что любой мужик, если он более-менее свободен, никогда не откажется трахнуть симпатичную женщину. В отличие от Кати, которая уже махала руками, привлекая внимание официантов, Михаил вполне понимал, куда все движется. Он смотрел на Катины руки с узкими кистями и тонкими запястьями, на ее длинные ноги с красивыми ступнями (она как раз скинула кроссовки под столом), на ее небольшую грудь, темные волосы, полные губы, и все это ему вполне подходило. — Так что же случилось, Миша? Можно на “ты”?— спросила Катя, навалившись на стол и включив диктофон в телефоне. — Да ничего особенного, — ответил Михаил с улыбкой, — помог девушке в беде. Подвез ее. — А откуда ты узнал, что девушка в беде? — Она сама сказала. И он повторил историю, которую чуть ранее выдал Лене. И услышал тот же вопрос: — Ты спал с ней? — Нет, — ответил Михаил, глядя Кате в глаза. И Катины глаза сообщили о глубочайшем уважении к такой выдержке. Михаил предложил покурить. Катя не возражала. Они вышли на веранду гостиничного ресторана, их даже снабдили пепельницей, не забыв подчеркнуть, что это против правил. На веранде, в горьком сигаретном дыму они договорились прекратить бессмысленное расточительство и действительно прекратили. Катя попросила счет и расплатилась карточкой, Михаил, конечно, настойчиво предлагал ей две тысячи, но она была слишком великодушна, чтобы принять их. Уходя, они поинтересовались у официанта, где тут ближайший супермаркет, и им подробно объяснили. В супермаркете Михаил купил бутылку дешевого бурбона, и вот они уже в его номере, на разобранной, манящей кровати, и он касается Катиного запястья, и она не отнимает руку. А потом он целовал ее пахнущие виски и сигаретами губы, раздевал ее, стараясь проделать это поэстетичней. Катя считала, что она еще вполне ничего, но на самом деле была в хлам, и как бы ей ни хотелось произвести на Михаила впечатление раскованной женщины, ее хватило только на то, чтобы вцепиться мертвой хваткой в ремень на его кожаных штанах. С ремнем она кое-как справилась, кожаные штаны сползли на пол, и наступило долгожданное счастье — впервые за долгое время в Кате оказался мужской член. Не всем так везет, это уж точно! Ради такого, безусловно, стоило ехать на машине из Москвы в Вологду и выпить полбутылки сорокаградусной бурды. Проснулась Катя в своем номере. Голова у нее раскалывалась. Воды под рукой не обнаружилось. Бедная Катя села в кровати и вспомнила, как лихо, бескомпромиссно и, главное, совершенно безвозмездно обслужила незнакомого мужика. Не всякая профессионалка с трассы М8 справилась бы с этим делом так здорово. Постанывая и держась за голову, Катя проковыляла в душ, где вместе с горячей водой на нее обрушились вопросы — вопросы, которые невозможно не задать самой себе, вопросы, не ответив на которые жить дальше довольно рискованно. Катя яростно намыливала спутанные, провонявшие табаком волосы гостиничным шампунем, и сильнее всего ей хотелось сбежать, просто сесть в машину и уехать обратно. Как мы помним, сомнительную историю с Кириллом она объяснила своим читателям последствиями травмы, которую нанесла ей семья, не рассказавшая про то, что во взрослой жизни иногда встречаются алкаши. Ну а теперь, когда на сцене ее жизни появился Михаил, она уже и сама не дура выпить, поэтому снова все свалить на семью не выйдет. Катя решительно выбралась из душа, натянула чистые лосины, маечку и отправилась к гостиничной стойке, чтобы узнать, в каком номере живет Михаил. Ей с некоторой иронией сообщили эту информацию, и вот она уже стучит в его дверь. — О, Катя! Отдохнула немного?.. Катя второй раз за сутки вошла в его номер, второй раз села на незастеленную кровать, и, может, было бы разумнее второй раз схватиться за ремень на кожаных штанах Михаила, чтобы получить хоть какую-то компенсацию, а не один только бессмысленный позор, но нет. — Я хочу извиниться за свое поведение! Он, естественно, начал уверять, что все нормально. Зачем ему, в самом деле, пилить сук, на котором он сидит? — Я просто омерзительно напилась, — не унималась Катя, — и... вела себя как свинья! В чем смысл этих признаний, совершенно непонятно. Катя уже напилась и уже дала Михаилу. Неужели ей и впрямь кажется, что в русском языке существует хотя бы одно слово, которое может изменить случившееся или отношение Михаила к случившемуся? — Вообще-то я не сплю с мужчинами через час после знакомства, — сказала Катя. Никто и не сомневается. Катя завела про чувства, про внушенный ей страх перед чувствами, про трудности с осознанием своих чувств, и, поскольку это была скука смертная, Михаил вскоре перебил ее: — Ты в лифчике? — Что? — потрясенно уставилась на него Катя. Возникшей паузы ему хватило, чтобы опрокинуть ее на кровать и засунуть обе руки ей под майку. Катя не сопротивлялась, ошарашенная таким поворотом. Чего угодно можно ожидать, в лосинах и майке отправляясь с визитом в номер к мужику, с которым ты уже переспала, но только не такого! И поскольку сопротивления Михаил не встретил, он второй раз за сутки трахнул нашу Катю. После чего она окончательно растерялась. Не смогла уйти из номера Михаила, не смогла отказаться от остатков бурбона, единственное, что ей оказалось под силу в тот невероятный день, — это снова и снова раздвигать ноги. Следующим утром Катя проснулась в недоумении, она не сразу вспомнила, кто этот волосатый мужик рядом с ней. Легкое чувство брезгливости, паника, и вот уже шагают, шагают, стуча энкавэдэшными сапогами, страшные мысли об упущенной контрацепции. Михаил спал, распространяя запах перегара. Катя тихо встала и укрылась в душе. Она стояла под обжигающими струями воды, словно силясь смыть с себя случившееся, хотя отлично знала, что такое водой не смывается. Куда бежать теперь, Катя? На каком чердаке спрятаться? Как все это объяснить? Есть ли у тебя еще жирок лицемерия и ханжества, чтобы назвать твой пьяный трах с Михаилом началом отношений? Или, может, даже молнией, которая вас пронзила? Уверяю тебя, если захочешь, если настоишь, он с тобой согласится, ему не впервой. Он уже был должен маме, потом его выбрала Лена, а ты, просто поверь, гораздо лучше Лены — и в социальном плане, и по внешним данным. Если сделать над собой совсем небольшое усилие, спрятать естественное отвращение, еще можно сказать, что у всех так начинается большая любовь. Ты как, готова?.. Слезы ползут по Катиным опухшим щекам, она мотает головой, словно маленькая девочка, которую заставляют есть кашу. Мысль о том, что Михаил мог проснуться и теперь хочет в туалет, отрезвляет ее, словно пощечина. Какой кошмар, она ведь уже семь минут занимает санузел! Катя быстренько выключает воду. Она вылезает из ванны, хватает полотенце и начинает торопливо вытираться, как вдруг ловит в помутневшем от пара зеркале свое мелькнувшее отражение. Катя замирает с мокрым, скомканным полотенцем в руках, она словно во сне, возле мутного пруда, где таится что-то странное и пугающее, и нужно преодолеть страх, подойти и заглянуть в вязкую стоячую воду. Что-то там, за дыханием горячего пара, хочет проявиться, хочет быть увиденным, обрести резкость. Не в глазах Кирилла, не в глазах Михаила, а в твоих глазах, Катя. Сколько месяцев, лет, десятилетий ты смотрела на себя урывками, видела себя фрагментами, каждый из которых удостаивался внимания благодаря вопиющему несовершенству: черный волос, проросший возле соска, обломанный ноготь, заусенец, мозоль, прыщ. И ты вырывала пинцетом волос, ты выдавливала прыщ, залепляла пластырем мозоль, пилила ногти, находясь с собственным телом в своего рода состязании, отрицая и испепеляя лазерами, пилингами, производными ботулотоксина проявления его жизни, казавшиеся тебе дефектами. Дымка медленно рассеивается, и зеркало сухо и беспристрастно демонстрирует белые пунктиры растяжек на животе и бедрах, речную карту вен, уже заметную под кожей, и груди, которым суждено опускаться все ниже и ниже. Катя вдруг понимает, что она не девочка, что смерть и старость существуют и они наглядны, но впервые в жизни это понимание не причиняет ей боли. С чем-то похожим на восхищение Катя смотрит на свое тело, застигнутое на пике зрелости, и тело это прекрасно, несмотря на все, что ждет его в будущем. Тридцать шесть лет это тело существовало как бы втайне, оно вроде бы было, но все свидетельства его жизни тщательно уничтожались. В плену сумасшедшего сознания оно испытывало издевательства: его не кормили, когда оно просило еды, его подкладывали под уродов, в него вливали алкоголь, резали, били, натирали чистой химией в надежде, что оно помолодеет, чего только с ним не происходило, а оно, гляньте-ка, все еще живо и вполне себе привлекательно! Ох, как много оно могло бы рассказать про свои страдания, получив право голоса. Да хоть тому же Михаилу, который мучается за дверью ванной с переполненным мочевым пузырем. Но у тела нет такой цели. Оно не хочет анализировать, оно стремится жить. И Катя внезапно понимает, что ей не нужно ничего объяснять, не нужно ничего говорить; она просто выходит из ванной, голая, и, не стесняясь того, что на животе при наклонах появляются складки, наклоняется, чтобы поднять с пола лосины и маечку. Она одевается и уходит, молча, как будто не видит и не слышит лопающегося от мочи Михаила, который спрашивает: — Что-то случилось? Ты что, обиделась на что-то? Что я сделал?.. Чпок — закрылась дверь. Да ничего ты не сделал, Михаил. Кроме того, о чем тебя попросили. Расслабься, путь свободен. Иди в ванную и пописай наконец.