Ян Латышев: "Роль, которая искупит меня как актера"

Спектакль "Зулейха открывает глаза" появился после эскиза, который был представлен в рамках лаборатории "Актуальный театр" два года назад. Там роль Игнатова исполнял Анатолий Григорьев. Как получилось, что роль досталась тебе? Это была моя первая лаборатория в театре. Эскиз длился 50 минут, и нам не удалось внести многого. Осталась только татарская часть про раскулачивание и приезд Игнатова. Там было решено, что мы плавно входим в персонажей: Анатолий входил в Игнатова, а я – в краснордынца, Горелова, коня. Мы решили, что у Игнатова будет конь, я брал его на плечи и скакал по сцене. Это было то еще зрелище, но надо же было с чего-то начинать! Как я сейчас получил роль Игнатова — понятия не имею. К тому же я не один Игнатов, в пару со мной его играет Александр Вострухин. Как я понял, был определенный период выбора у режиссера, от изучения наших фотографий до просмотра спектаклей с нашим участием. Саша пока еще не играл, но очевидно у него это будет совершенно по-другому. Ведь пластическая партитура, которую мы создавали с хореографом вместе, сугубо индивидуальна. По большей части она [Алина Мустаева] работала, но мы подстраивали под себя, находили какие-то удобные и эффектные штучки. И, конечно, у каждого будет свой Игнатов, другое дело, как лично я попал в образ, который создал. Получается, что этот образ наложился на представление Игнатова в голове многих зрителей, потому что мне пишут: "Вот прям как я представлял!". Как ты думаешь, за счет чего ты попал? За счет бороды, конечно! Нет, на самом деле, за счет того, что эта тема раскулачивания исторически, близка мне. Я очень много смотрел документальных фильмов на эту тему, читал разные источники про раскулачивание, коллективизацию, пятилетки и т.д. Роман мне безумно понравился, красиво и неожиданно написано. Он меня убедил, и после прочтения назрел вопрос: "Как сыграть такого героя, который как-то искупит меня как актера в чем-то?" Фото: пресс-служба Новосибирского государственного театра "Старый дом" В каком смысле? Это единственная роль моя, где герой остается настоящим человеком. Человеком, который несмотря ни на что оставляет при себе честь и справедливость. Он искренне верил в идеологию, с жаром и блеском в глазах. Другое дело, что он даже не думал, что может обманываться, или точнее его могут обманывать. В нем происходит падение веры, система начинает его подминать, перемалывать. Для меня это серьезная тема. По сути, идеалы социализма (тем паче коммунизма) — они хороши. Другой вопрос, что из этого получилось. Но Игнатов боролся именно за то, чтобы все были равны. Его идейность его и погубила. Ведь другие люди, типа Кузнеца, начали все подминать, искажать, нивелировать, злоупотреблять своей властью. Система прогнивала, и губила человека. И вот он в конце романа стоит, едва не спившийся, покалеченный. И некуда ему идти. Тебе как человеку близок твой персонаж? Вы похожи? Я всегда хотел сыграть военного, пламенеющего такого. И хотелось сыграть героя, который останется человеком, но я не настолько жесток, как Игнатов. Я внутри человек добрый и могу быть жестоким, когда на меня нападают, первым я никогда не нападу. Игнатов же убивал за идею, он был жесток к врагам. Я не показываю его в постановке, как надо бы было показывать — еще мощнее, жестче, больше ненавидя людей. Однако все равно, чтобы сыграть такого человека, я достаю из себя то, что мне не нравится, и возвожу это в квадрат. Это необходимо, для финального события, поступка, когда он кулацкого сына своим записывает, собственно, сути этой роли. Фото: официальный сайт Новосибирского государственного театра "Старый дом" Это будет грубо сказано, но я постарался достать какую-то историческую, генетическую память, которая есть во мне. У меня интернациональная кровь: и русские с украинцами, и латыши с мордвой, и цыгане. Все оказались в Сибири по разным причинам: кого раскулачили, кого в ссылку отправили, кто работать приехал, а кого в тыл переправили. Я хотел постараться сыграть типаж советского (русского) мужчины, посмотрев на которого бы сказали: "Вот это мужчина, такого нам сейчас не хватает", "Вот так нас всех перемололи". Как ты думаешь, почему этот роман так актуален? Он очень хорошо и достаточно небанально написан, на мой вкус. Там очень интересные находки и сам язык. Он вроде и сух, и поэтичен. В нем очень хорошие средства художественной выразительности, например, шар Лейбе. Роман читаешь — и ему хочется верить. Любишь ли читать просто для удовольствия? Нет особо возможности. Как хобби я читаю что-то не художественное и люблю поэзию очень сильно. Для меня поэзия, как высшая форма литературы. Кого тебе из всех персонажей нравится играть сейчас больше всего? Клавдия, потому что в "Социопате" у нас больше свободы. Я могу выходить любой. Каждый раз менять что-то в тексте. Мы взаимодействуем партнерски на 200%. Я могу сказать все, что хочу именно здесь и сейчас. Этот спектакль — мощный энергетический тренинг. В этом смысле в "Зулейхе" нет такой возможности сымпровизировать, но сейчас интерес в том, чтобы ее насытить, найти средства художественной выразительности. И это очень опасный спектакль, потому что нужно постоянно все видеть, слышать, взаимодействовать со всеми. Это опасная штука, правда. Вы в итоге показали Зулейху четыре раза подряд. Это же так сложно, как сделать это? Мы до этого еще два дня по два прогона сделали. Сложно. В этом наверно и есть актерское мастерство. Но, а как врач делает одну и ту же операцию? Когда ты врач, ты такой какой ты есть, ты никого не играешь. Ты никого не должен в чем-то эмоционально убеждать, чтобы тебе поверили. Суть профессионала в том, что он умеет закреплять полученный до этого результат и пытаться все это воссоздать, зафиксировать и каждый раз в идеале насыщать по-новому. А тяжело играть в спектаклях, которые не нравятся? Это тренинг. Наоборот, ты сделай так, чтобы то, что тебе не нравится – понравилось. Всегда находи что-то новое, что-то интересное для себя. У тебя нет вариантов, ты – профессионал. Фото: Евгений Люлюкин Год назад ты давал интервью порталу "Один дома", где говорил, что хочешь сыграть любого человека, тебе все равно кого играть конкретно. Изменилось ли что-нибудь? Мне интересно быть абсолютно разным. К сожалению, нельзя бороду нацепить, я бы и это делал, чтобы вообще внешне быть другим человеком. Вот мои Яша и Игнатов — это два разных человека, Игнатов и дядя Клава, Яша и Клава. Мне сейчас интересно сыграть какого-то слабого, мелочного человека, одетого… Почему, кстати, в "Социопате" и "Зулейхе открывает глаза" ты почти всегда с обнаженным торсом? Вопрос скорее к режиссерам. Вероятнее всего потому, что есть возможность. Спортивное мужское тело, почему бы и нет. Интересно, но после "Социопата" много людей из нашего театра и зрителей занялись спортом. Многие мне пишут, куда лучше пойти заниматься и т.п. И в этом я чувствую какой-то свой маленький вклад. Мне сейчас хочется сыграть интеллектуального героя, двигающегося от мозга, слабого, уязвленного. Сыграть такое проявление, которое я ненавижу в себе. Ты не думаешь, что это будет тебя раздражать, потому что ты не такой, и может возникнуть отторжение? Нет. Мы же многогранны. Я же развоплощаюсь. Вот, например, как подлец дядя Клава. Да, я "красивый", я обаятельный и одновременно мерзкий. А потом я ухожу со сцены, и мне этого достаточно. Все. В жизни не надо не красоваться, ничего. Игнатова сыграл — и все, я человек. Я искупил себя в той роли. Сыграл Яшу — поманерничал и все. Тебе только исполнилось 25 лет. У тебя хорошие роли, ты играешь в известном театре. А что дальше, какие планы? Да это, пожалуй, самое маленькое, что сейчас есть. Хотя с театром и коллективом, я согласен, мне невероятно повезло, они прекрасны! В целом я счастлив, потому что я понимаю, что в определенный момент могу вообще умереть. И я беру по максимуму от каждой секундочки. Я понимаю, что эта минута может быть моей последней, и я провожу ее сейчас здесь, а если я сейчас здесь, то я это должен любить по максимуму, потому что больше не будет времени, неизвестно, что будет дальше. Я не могу ни с кем ссориться, потому что мы можем видеться последний раз с человеком. И когда ты понимаешь, что в любой момент можешь умереть, то вообще многое уходит на второй план. Какие-то лишние проблемы, которые и не проблемы, по сути. Плюс я начинаю понимать людей. Фото: официальный сайт Новосибирского государственного театра "Старый дом" У меня есть цели материальные и нематериальные. Материальные в том смысле, что, естественно, я намерен стать великим актером. И чем больше я летаю по городам, тем больше понимаю, что мне нравится Новосибирск. Это мой родной город. И можно здесь создавать. Быть личностью, которая что-то здесь достигнет. Как в свое время театральный институт появился из училища благодаря Сергею Николаевичу Афанасьеву. Но я в то же время понимаю, что кино, в котором я бы тоже хотел попробоваться, нужно делать где-то в другом месте, потому что в Новосибирске нет кинопроизводства. Поэтому, как бы мне ни хотелось, это Москва или Петербург. Плюс, я намерен стать великим поэтом. Мы же рождены для великого, никто кроме нас. А в моих строчках, говорят, что-то есть. Но больше всего я намерен менять мир вокруг — это моя цель уже давно. Например, построить спортивный комплекс для детей, которые не могут позволить себе заниматься из-за материальных проблем, как у меня когда-то в детстве было. Развивать какие-то культурные центры, наш институт, театр "Старый дом", там асфальт положить в своем дворе, обеспечить семью, родственников, мне-то многого не надо. У меня все есть. На тот свет (если он есть) я с собой ничего не заберу. Стремиться быть разным, познать для чего мы, что вокруг меня. Да в общем-то пока все.