Портрет жены художника: у героя поэмы Лермонтова «Мцыри» был прототип

180 лет назад Лермонтов завершил свою поэму «Мцыри» — гимн свободе, человеческой памяти о прошлом и верности своим корням. Мало кто знает, что у героя поэмы был прототип. Трагическая история мальчика-горца, плененного русским генералом и оставленного им в монастыре, пронзила сердца не одного поколения. Мцыри стал символом мятущегося духа и кристальной чистоты помыслов. Примерно таким был и… Впрочем, все по порядку. В 1819 году, в разгар Кавказской войны, генерал Алексей Ермолов приехал под Дады-Юрт. У главнокомандующего русской армией была слава человека крайне сурового, что правдой было лишь отчасти — дома генерал был иным. Бой завершился. Дым, смешавшись с тонкой горячей пылью, витал над землей. Генерал решил пройтись. Мысли о горечи войны он старался отгонять от себя, но тела еще не убрали, и он мрачно смотрел на лежавших солдат, залитых кровью, и местных — не покинувших село и ставших жертвами кровавой стычки. Чуть левее дороги на земле лежала женщина. Белая рука была закинута за голову и казалась мраморной. Сердце у генерала сжалось: неизвестная чеченка была так красива… Неожиданно рядом с ней что-то шевельнулось; генерал вздрогнул и едва не перекрестился: что там? Сбоку от женщины лежал мальчик — лет трех, не старше, весь в крови. Ермолов склонился к нему изумленно: ребенок дышал тяжело, надувая растрескавшимися губами кровавые пузыри. Алексей Петрович выпрямился и махнул рукой. Свора адъютантов кинулась к нему бегом. — Спасти, — бросил Ермолов, — любым способом. Уже через час лучшие военные медики обсуждали меры возможного спасения мальчика. Наконец Ермолову доложили: спасение невозможно. Генерал так хватанул кулаком по столу, что он зашатался и едва не упал. — Спасти, я сказал! Было сделано все, что можно. Как было и в те времена, заботы о мальчике перекладывали с одних плеч на другие, и в результате отвечать за поправку малыша было доверено казаку Захару Недоносову. Недоносов не отлучался от мальчишки и на миг. Вскоре забот стало вдвое больше: ему «под крыло» дали еще и маленького израненного лезгина… Мальчики пошли на поправку через месяц. Тогда же, по настоянию генерала Ермолова, они обрели и имена. Чеченца назвали Петром Захаровичем Захаровым. Оба мальчика получили фамилию и отчество по своему «спасителю» и имена, данные им крестным отцом — А. П. Ермоловым. Чеченец стал Петром, лезгин — Павлом, оба в честь Недоносова получили отчества Захарович и фамилию Захаров. Забегая вперед, скажем, что судьба Павла оказалась трагической — он погиб молодым в бою, став профессиональным военным. А вот Петр… Петя был таким худым, что буквально просвечивал — белокожий ангел с огромными испуганными глазами. Генерал Ермолов стал его крестным. Но воспитанием его занимался двоюродный брат генерала, Петр Николаевич Ермолов, полюбивший Петю как родного. Он первым заметил, что Петруша больше всех прочих занятий любит рисовать. Мальчик следовал за «отцом» повсюду, но если ему, занятому серьезной дипломатией, предстояли отъезды, дневал и ночевал у Ермоловых. С детьми Петра Николаевича у него сложились отличные отношения. И Петрушу все любили. Когда Пете исполнилось семь, Петр Николаевич Ермолов забрал его с собой в Москву, точнее — на подмосковный хутор Собакино. А когда здоровье дипломата пошатнулось, он полностью занялся детьми и домом. И продолжал удивляться, отмечая в письмах к матери: «Странный мальчик Петрушка! Я о моем чеченце. Кроме обучения грамоте, он рисует все, что попадается под руку. Видимо, будет художник, и неплохой...» На казенный счет в Академию художеств пристроить мальчика не удалось. Ермолов был раздосадован, но нанял мальчику частного учителя. Петруша был бледен, когда его впервые привели в дом, где жил известный портретист Лев Александрович Волков. Сам Волков никаких шедевров не создал, но славился как хороший педагог. Обучение начало приносить свои плоды с ходу. Им радовались все, тем паче в это время генерала Ермолова постигла суровая опала. Да и здоровье и материальное положение Петра Николаевича пошатнулись изрядно. — Теперь ты сам, Петруш, — он погладил мальчика по голове. И Петрушка отправился на штурм Петербурга, в Академию художеств. Протекции не было, денег не было — Петрушу, как и следовало ожидать, не взяли в Академию. До 17 лет Петр Захаров перебивается копеечными заработками и ходит в Академию вольнослушателем. Да и когда поступает, то становится лишь так называемым посторонним учеником — то есть обучается без содержания. При всем при этом слава начала ходить за Петром после первых же его работ. Он и правда отличный портретист — у него дар схватывать самые главные черты лица человека, который ему позирует, и феноменальная память на лица. Он до деталей помнит лицо той, ради которой живет уже столько лет. Она — дочь Льва Волкова. Его первая, почти детская любовь. В 1833 году Захаров пишет автопортрет. Картина чудесна. Молодой человек — тонкий, как веточка, — стоит, опираясь на щегольскую тросточку. Ах, как гордился этим портретом Петр Николаевич Ермолов! — А Петрушка наш по моде одет, красавец какой! — умилялся он. Молодой художник шел вперед. Посыпались медали. Начались массовые заказы портретов. Заказывать у Захарова стало модно. Герцог Лейхтенбергский и его супруга, дочь Николая I, Мария Николаевна — в череде страждущих… Попросила написать портрет любимого внука Мишеньки и Елизавета Алексеевна Арсеньева — чудесная женщина… Мишенька Лермонтов только-только окончил школу прапорщиков. Как блистали его эполеты… Петр писал портрет с восторгом, они подружились с Мишей. История его спасения поразила Лермонтова — он смотрел на Захарова с благоговением. Тем более что Петруша был замечательным рассказчиком. Знаменитый ныне портрет вскоре украсил гостиную Елизаветы Алексеевны. А история Петруши трансформировалась в историю Мцыри. Ведь молодой чеченец, выращенный русскими, хранил удивительную верность «памяти крови». А Петруша думал о другом… Его слава была ему нужна лишь для одного. Он должен был появиться на пороге учителя Волкова не с пустыми руками… Кстати! Долгое время на портрете Лермонтова, который всеми признавался как наиболее точный, стояло имя другого художника. Что изрядно путало исследователей. «Писал Будкин, 1834 г., С.-Петербург»… Но художественная манера Филиппа Будкина была совершенно иной, да и в это время он лишь начинал учебу в академии. Увы, такая неразбериха имела объяснение. И многое стало понятно благодаря записи библиографа М. Н. Логинова: «Мы видели этот оригинал в Саратовской губернии, в селе Нееловка, у владельца его, покойного Афанасия Алексеевича Столыпина, родного брата бабки Лермонтова...» Слова Логинова подтверждал другой биограф — П.А. Ефремов. И оба называли имя художника — Захаров. Или, точнее, Захаров-чеченец, как любил Петруша подписывать свои работы. Годы шли. Захаров начал зарабатывать в полную силу. Теперь он мог отблагодарить стареющего Петра Николаевича за то, что он сделал для него. Он поступил в Военное министерство, планируя сочетать профессию военного и художника. Но дремлющий где-то очень глубоко внутри патологический процесс в легких начал развиваться. Еще и климат Петербурга добавил своего... Петруша исправно лечился, но работать меньше не стал. Его работы — глубокие, наполненные философским смыслом, теперь охотно разбирали музеи и частные коллекции. Захарову едва исполнилось 27 лет, когда за портрет крестного отца, генерала Алексея Ермолова, он получил звание академика живописи. Причем живописи портретной. Не зря же позже Орест Кипренский не без толики зависти скажет: «Захаров-то у нас — первый портретист!» Кстати, о портретах. Стоит упомянуть еще об одной ошибке. Написанный Петром Захаровым авпортрет в бурке — великолепен. Но дело все в том, что это... не автопортрет! Тем не менее до сих пор и на марках, и на конвертах он до сих пор регулярно изображается именно так, хотя несходство и внешнее, и по возрасту с изображенным видно даже невооруженным взглядом. Но — к судьбе... Достигнув максимально возможной на тот момент высоты, Петруша едет в Москву — делать предложение любимой. Дочь его учителя Льва Волкова, Глаша, едва ли не с детских лет живет в сердце Захарова. Да только для Волкова ни заработки бывшего ученика, вполне к тому же скромные, ни его слава порядочного человека — не аргумент. Он все тот же «мальчик из аула»! И Глашу отправляют в провинцию, где быстро выдают замуж за француза «с именем». Что не сделало счастливой ни ее, ни ее мужа. Все кончено. Забыться и уснуть… От отчаяния Захарова спасали многочисленные друзья. В Москве его любят, это правда, — тут нет питерской напыщенности, холода. В семье Постниковых, где так много врачей, его встречают как родного. Сюда приходят поэты, писатели, в их числе Гоголь, московская профессура. У Постниковых же Захаров находит близкого друга в лице композитора Булахова, автора модных романсов. Петр Захаров работает как никогда много, «с жадностью и упоением», по выражению Булахова. Среди его моделей — все, кто посещает постниковские «салоны»: бывшая муза Пушкина Александра Алябьева, молодой поэт Некрасов, художник Николай Теребенев. Но главное — тут есть Сашенька. Александра Петровна Постникова. Саша... Она не тычет ему его недостойным происхождением. Но сказать ей о чувствах он не может… Он робок. Еще один удар — Саша выходит замуж. Но муж вскоре погибает... Как Мцыри мечтал о свободе, так и Захаров кинулся в любовь с головой. Он пришел к ней, упал на колени, понимая, что в ее тонких, красивых руках — его счастье. И она говорит ему «да»… Он целовал ее, задыхаясь от счастья. Саша! Моя... Был ли на свете счастливее человек, чем он? Весь мир теперь принадлежал ему. Проклятый кашель, и тот перестал его мучить, лишь иногда наваливался приступами. Саша, Саша… Моя девочка. Теперь все у нас будет хорошо. ... Никогда еще Захаров не рисовал так, как в пору ожидания свадьбы. 14 января 1846 года он стоял перед алтарем церкви Покрова в Кудрине. Шафером художника выступает его крестный — Алексей Ермолов. Они были безмерно счастливы. Только судьба была безжалостна. Стоя у алтаря, Саша Постникова не подозревала, что первый же поцелуй, поцелуй счастья с тем, кого она любила всей душой, стал для нее смертельным. Болезнь вошла в нее с этим вдохом любви и начала быстро развиваться. Ровно через пять месяцев, 13 июня, в том же храме Захаров прощался с Сашей. В гробу она была бледна и невероятно красива. Целуя ее, он шепнул: «Я скоро приду к тебе…» Он вернется домой, нарисует ее портрет — свою Сашу на смертном ложе — и первый раз расплачется страшными мужскими слезами. Все было кончено. Через несколько месяцев Москва простилась и с Чеченцем. Могила Захаровых сравнительно недавно была найдена на Ваганьковском кладбище столицы. Она скромна — на ней лежит камень, чем-то похожий на кусок карандаша... Читайте также: Как столица меняет вкусы и предпочтения своих жителей