Анна Ревякина: Моя поэма «Шахтерская дочь» — это музыка донбасской войны

Это престижную премию в других номинациях получили писатель Юрий Поляков и актриса Татьяна Доронина. В интервью изданию Украина.ру Анна Ревякина рассказала, как в России восприняли ее поэму и о своих отношениях с ее учителем — Евгением Евтушенко. - Насколько мне известно, ваша книга «Шахтёрская дочь» уже получила много премий. — Да, в какой-то степени я вот уже пару лет являюсь заложницей этого текста, потому что очень многие люди не помнят моё имя, а просто называют меня «шахтёрской дочерью». Мне это нравится, собственно, наверное, так и должно быть, когда герой становится больше, чем его автор. У этой книги уже достаточно большое количество переизданий, в том числе и в журнальной периодике. Она была опубликована в августе 2018 года в «Нашем современнике» с предисловием поэта Станислава Куняева, автора знаменитой фразы «добро должно быть с кулаками». В российских периодических изданиях ее целиком или частями публиковали около 20 раз. Она выходила и в хрестоматиях, изданных известными писателями. Так, Захар Прилепин включил её в редактируемый им сборник «Я — израненная земля», луганский писатель Глеб Бобров — в «Выбор Донбасса». «Шахтёрская дочь» в 2017 году получила приз «Слова на вес золота» от еженедельника «Аргументы и факты», попала в короткий список премии «Лицей». В том же году тексты из поэмы завоевали Гран-при международного фестиваля «Чеховская осень» в Крыму. - В «Нашем современнике» я ее не видел, а вот в виде тоненькой книжечки с прекрасными иллюстрациями в руках держал. — Она не такая уж и тоненькая. Иллюстрации создавал Геннадий Мурадин. Гена — талантливый парень, который никогда до этого ничего такого крупномасштабного не делал. Он прекрасный рисовальщик. Он передал дух текста, победил уголь ради рисунка. Угольные рисунки к поэме немного наивны, как и любые размышления о войне изнутри войны. Войну вообще нельзя объять, если ты находишься внутри неё, не получается, слишком страшно. Объять можно лишь на расстоянии и снаружи, но это тоже не способ. Когда нет опыта войны, всё будет получаться картонным, бесчувственным, ненастоящим. Эта поэма — мои слёзы, я всю её буквально выплакала на лист. Поэма писалась осенью 2016 года, я скидывала Геннадию техзадания, своё видение рисунков, он рисовал. Мы закончили с ним одновременно: я закончила поэму, а он — иллюстрации. Это был такой жаркий период, почти стахановский. - Как «Шахтерскую дочь» оценил ваш учитель Евгений Евтушенко? — Поэму я подарила Евгению Александровичу в декабре 2016 года. Он тогда приехал из Америки в Россию — у него был концерт в галерее рядом с храмом Христа Спасителя. Мы были вдвоём с мамой. До этого он читал мои тексты, а «Шахтёрскую дочь» нет. Прежние мои тексты он хвалил. Ему нравилась их эмоциональность. Правда, иногда он ругал меня за то, что я не слишком точно рифмую, вольничаю. Мы по этому поводу даже спорили. Когда я подарила ему «Шахтерскую дочь», то, естественно, попросила черкнуть хотя бы несколько предложений, чтобы потом поэма могла переиздаваться с его оценкой, вынесенной на обложку. Последние слова, которые он сказал моей маме на прощанье: «Спасибо вам за дочь!» Через небольшое время в тот же вечер мне перезвонил его помощник — Александр — и сказал: «Евгений Александрович разрешает тебе написать всё, что ты посчитаешь нужным, и подписать его именем». - И что вы написали? — Я ничего не написала. Евтушенко был занят, это были уже последние его полгода на этой земле. Поэму я подарила ему в декабре, а в апреле 2017 года он ушёл за край. Понимаете, перед уходом нам всем до себя, но не до других. Это очень точная формулировка. Евгений Александрович, конечно, чувствовал, что ему осталось немного, поэтому тратил время только на самое важное, на своё — на роман «Берингов тоннель», он надиктовывал даже в больнице. Я видела первые главы, они захватывают, плотный прозаический текст великого поэта. Мне кажется, если бы он тогда написал несколько предложений о «Шахтёрской дочери», это было бы одно. Он бы похвалил её, я надеюсь. Это было бы что-то такое тёплое, потому что, когда человек позволяет тебе самостоятельно написать всё что угодно и подписать его именем, то он, конечно, подразумевает, что это будет что-то хорошее. И вот это разрешение написать всё что угодно больше, чем то, что могло бы быть им самим написано. Мне это его разрешение, которым я не воспользовалась, невероятно дорого. В скором времени у меня выйдет книга стихотворений, в которую включены тексты, над которыми мы вместе работали с Евгением Александровичем. Готовили их к публикации. Это и «Я люблю тебя, город…», и «Кто читает все эти чёртовы сводки…» Из уже широко известных. На обложку этой книги, конечно, будут вынесены слова, которые написал Евтушенко о стихотворениях цикла «Хроники Города До». - Кстати, Евгений Александрович читал твои стихи о войне в Донбассе? — Наше общение началось с того, что я ему электронным письмом отправила 12 своих текстов. Двенадцать — это такое сакральное число. Среди них было стихотворение уже ставшее песней в устах Игоря Русских «Не ходи через площадь Ленина в одиночку». Он мне ответил. Написал, что давно не читал стихов такой эмоциональной силы. После этого мы договорились с ним встретиться. Я несколько раз бывала у него в доме в Переделкино. Мы работали, беседовали, пили чай, вместе завтракали, так как я приезжала рано утром, ещё до завтрака. Мы много говорили о стихах, о моих стихах, он вообще очень любил стихи, чужие даже сильней, чем свои. Про свои-то мы всё знаем, понимаем, как они были написаны, видим их изнутри, а про чужие у нас таких знаний нет. - Вы с ним обсуждали войну в Донбассе? Если да, то что он говорил по этому поводу? — Да, обсуждали. Он вообще Украину вспоминал в последних своих текстах. У него есть стихотворение о медсестре в книге «Не теряйте отчаянья». Но ему было сложно, находясь в Америке или в России, понять, что там у нас, в Донбассе, происходит. Он как большой идеалист хотел балансировать не между странами или сторонами, а над всем этим. Получалось ли у него? Отчасти да. Если у Юнны Мориц позиция абсолютно прорусская и продонбасская, слова Юнны Петровны — это пули, которыми она из своего собственного забоя бьёт по сволочам, то у Евтушенко позиция была миротворческой в самом высоком смысле этого слова. Евтушенко в советские годы бывал в Донбассе, который был для него сказочным краем. Мы говорили с ним, что война в Донбассе — это общая беда, трагедия. Евтушенко сам ребёнок войны. Мой сын, тоже ребёнок войны, был знаком с Евгением Александровичем. Евтушенко даже как-то ловко пошутил, что сын мой — это он, только наоборот. В том смысле, что сына моего, когда он вырастет, будут называть Александром Евгеньевичем. - Расскажите немного о «Шахтерской дочери». — Я посвятила ее своему папе. Так вышло, что папа мой умер в ноябре 2014 года. Я причисляю его к косвенным жертвам войны. Если бы не вооруженное противостояние, он, возможно, был бы жив до сих пор. Но тогда, в объятом пожаром войны городе мы проиграли битву за его жизнь. Папа похоронен в прифронтовом городе Докучаевске. До сих пор мы не можем установить памятник, четыре с половиной года прошло. Словно мы какие-то нерадивые наследники. Кладбище постоянно обстреливается. До поэмы я много стихов посвящала папе, но мне казалось, что этого мало, хотелось крупной формы, хотелось настоящего памятника в мраморе самому светлому человеку в моей жизни. А ещё мне хотелось рассказать о девочке, которая взвалила на себя мужскую ношу. Ушла защищать свои степи, свой дом от врагов. И родилась поэма — музыка донбасской войны. Это поэма о снайперше, есть и прототип, отчасти это поэма и о Юле, я недавно делала с ней интервью. - Читали ли или может быть слушали в вашем исполнении «Шахтерскую дочь» руководители ДНР — Александр Захарченко и Денис Пушилин? Если да, то какое впечатление у них осталось? Что они вам говорили? — Захарченко — нет, впрочем, я не могу точно утверждать. А вот Денис Владимирович поэму читал. А что он мог сказать? Этот текст про нас, про всех нас, «подвальных», «опальных», «кандальных», но свободных. Мне кажется, лучше у него спросить, а не у меня. Сложно формулировать мысль за другого человека, но точно могу сказать, что Денис Владимирович однажды сказал моей маме, что его очень трогают стихи её дочери. Кажется, именно это и является самым важным для меня. Когда самым родным и близким тебе людям говорят, что ты молодец. И счастье, что есть человек, которому это можно сказать. Папы давно нет, думаю, он был бы счастлив услышать что-то подобное о своём ребёнке, впрочем, папа всегда и без внешних доказательств моих успехов меня хвалил.