Африканские сказки, «Моби Дик» и «Илиада». Пять любимых книг актера Дмитрия Бозина

Застать Дмитрия Бозина без дела невозможно — артист задействован практически во всех постановках Театра Романа Виктюка, где работает уже более 20 лет. С 2008 года он занимается и своим собственным проектом «Мифологический театр Дмитрия Бозина». Увидеть шаманские моноспектакли, в которых он выступает и как актер, и как режиссер, можно, например, в Доме актера. А в 2017 году Бозин дебютировал как режиссер в родном театре, поставив спектакль «Маугли. Доброй охоты!», в котором участвует добрая половина труппы. Рассказать mos.ru о своих любимых книгах Дмитрий Бозин смог в перерыве между киносъемками и вечерним спектаклем. Чтобы не терять время, он не стал смывать грим, оказавшийся, впрочем, очень уместным: рассказ получился не только о литературе, но и об актерской игре. — Читать я люблю еще со школы, любовь к книгам у меня от родителей, у них к тому же очень большая домашняя библиотека. Сам я на данный момент не часто покупаю книги. В общем-то, я достаточно легко пользуюсь и цифровыми носителями, мне с ними достаточно комфортно. Да, я люблю листать бумагу, но информация важнее. «Мелкий бес» Федора Сологуба Я знаком с этим романом давно, но особо не вчитывался в него до того, как начал работу над одноименным спектаклем. По-настоящему для себя я открыл это произведение во время репетиций. Сразу после премьеры я прочел его еще раз — от начала до конца, со свежими ощущениями. Должен сказать, что я просто ошеломлен количеством внутренних совпадений. Роман Григорьевич Виктюк — человек невероятно глубокого ассоциативного мышления. При помощи на первый взгляд непонятных и странных мизансцен он может передать именно те ощущения, которые были заложены в роман автором. Например, в романе главный герой Передонов выкалывает игральным картам глаза: он предполагает, что не только валеты, дамы и короли подсматривают за ним, но и цифры — шестерки, семерки. А у нас в спектакле ребята-гимназисты вдруг появляются в масках, разделенных яркими цветами пополам, с пустыми глазницами. И это прямая ассоциация с этими картами. Таких ассоциаций очень много внутри спектакля. Само произведение блистательное, для меня никоим образом не тоскливое, не депрессивное. У меня возникает бешеное вдохновение от того, что автор очень точно попадает в природу пусть даже пустой, но все равно мистической души. Многие персонажи романа обладают колдовскими свойствами, и этот магнетизм «Мелкого беса» мне безумно дорог. И я счастлив, что в спектакле удалось эти магнетические линии довести до сильных, звенящих волновых колебаний. «Моби Дик» Германа Мелвилла Роман Мелвилла «Моби Дик» был со мной со школьных лет. Уже в институте я мечтал сыграть роль Ахава, гениального старого капитана, одержимого желанием поймать гигантского белого кита и погибшего в неравной схватке с ним. Я, конечно, понимал тогда, что мне для этой роли мало лет. Но меня сводило с ума наслаждение, когда я читал его монологи. Дело в том, что внутри этого многостилевого, многожанрового романа есть драматическая часть, которая расписана именно как пьеса с мизансценами и монологами. Собственно, эти монологи я и играл, будучи студентом. Конечно, педагоги смеялись надо мной, это было вполне естественно. То, что мне в этой книге важнее всего, — это античная жажда столкновения с самыми глубинными и ужасными творениями этой планеты, желание выйти с ними на поединок, потому что нечто ужасное и глубинное живет в тебе самом. И ты хочешь столкновения того, что внутри тебя, с тем, кто живет внутри океана, с этим гигантским китом. Я считаю, что Ахав погиб счастливым. И для меня это очень ценно. Приведу свои любимые строки из монологов героя: «Путь мой выложен стальными рельсами, и по ним бегут колеса моей души сквозь просверленное сердце гор, над пропастью летит моя душа, и нет ни преград, ни поворотов на моем железном пути». Когда Герман Мелвилл задается вопросом, может ли устоять маленькая лодчонка, если ее на буксире тащит 76-пушечный линейный корабль, мы ощущаем его связь с Гомером. Он переносит древнегреческие страсти в быт американских китобоев. Мы понимаем, что герои Мелвилла, имея государственность, строй, право, правительство, героев, находятся во власти точно таких же неконтролируемых страстей, как и герои Гомера. «Илиада» Гомера Великий царь Агамемнон и великий герой Ахиллес могут поставить на кон жизни своих воинов ради одной Хрисеиды. Из-за одной красивой девушки чуть не погибло все греческое войско. Из-за другой — пала непобедимая Троя. Просто не поделили женщину. Этим конфликтом увлечены и герои, и боги. С фантастическим юмором и очень точно психологически Гомер описывает все страхи своих героев. Вот, например, Гектор в какой-то момент бросается бежать от несущегося за ним Ахиллеса — понимает, что тот его убьет, потому что он погубил Патрокла. Представьте себе эту картину. Она, конечно, страшна, но и смешна одновременно: два героя бешено наматывают несколько кругов вокруг стен великого города, а жители наблюдают за этим бегом. Гомер точно изображает картину эмоциональных состояний. Точны и понятны мотивы поведения Гектора: «Буду драться. А может, все сдать? Нет, он же меня сам убьет». А потом он видит реальность, приближающуюся к нему — разгневанного Ахиллеса. И Гектор не выдерживает, просто срывается и бежит. Невозможно не восхищаться гениальным Гомером, который одновременно с муками воина передает спор обсуждающих происходящее богов, просьбы отца Гектора укрыться от Ахилла, мольбы его матери, в отчаянии на глазах всех обнажающей грудь как последний аргумент — напомнить сыну, что он ее ребенок. Но все тщетно. Гектор принимает бой и погибает. Гомер держит нас в ежесекундном напряжении и мастерски передает ежесекундное отчаяние. И эти гомеровские страсти есть не только в «Моби Дике», но и в «Мелком бесе» — те же токи крови, дыхания, вожделения, но, конечно, мельче и извращеннее, потому что у персонажей Сологуба душоночки мелкие. Нет дикости, есть правила и запреты, но от этого только страшнее и болезненнее фантазии. У Гомера запретов нет. Есть правила, но нет запретов. Ахаву, чтобы погрузиться в мир без запретов, нужно сойти с ума. И иная, обратная, мощная сила, гений, которому чужды любые запреты, — Марина Цветаева. Поэзия Марины Цветаевой Цветаева — прямая наследница всей греческой культуры, всей языческой культуры. Каждая ее строчка пронизана бесстыдством и болью от того, что современные люди так жить не будут никогда, просто потому что не смогут. Тем не менее она оставила нам эти стихи — вдруг кто-то все же их прочувствует и сможет прожить с «жаром из груди»? И в этом она схожа с Гомером, Сологубом, Достоевским, Гоголем, да и с Чеховым тоже. Люди, живущие по правилам человеческого сообщества, ежесекундно сталкиваются с глубочайшими инстинктами в себе, внутри своих тел в первую очередь. А уже потом пробуют называть это все словами, но их тела говорят на древнем языке, и никто не сможет от этого уклониться. Вот это самое важное, базовое для меня в литературе. Сначала нужно учиться не читать, а понимать. Понимать смыслы, расшифровывать их в своей системе координат — это, с моей точки зрения, и есть задача образования. Иначе «Руслан и Людмила» на веки вечные останется детской сказкой, «Моби Дик» — романом про то, как из китов достают рыбий жир, а Гомер будет занудной книжкой, в которой все разговаривают, как старец Йода. Сказки Амоса Тутуолы Поверьте, этого автора можно читать бесконечно. Книги африканского сказочника Амоса Тутуолы очень редкие, про него почти никто не знает. Но он удивительный, он просто поразил меня. Он использует потрясающие метафоры, вот моя любимейшая: «Девушка пошла за ним. Если бы я был девушкой, то я бы тоже пошел за ним, такой он был красивый и собранный джентльмен. И если бы вы были пилотом бомбардировщика и вам бы сказали, что город, в котором он живет, нужно разбомбить, вы не стали бы этого делать. И даже бомбы не упали бы на этот город до тех пор, пока он там находился. До такой степени он был красивый. Я целый день ходил за ним, а потом я ушел в сторону и немножко поплакал от того, что я не такой красивый, как он. А потом я вспомнил, что на самом деле он зловредное существо и выглядит совершенно иначе, потому что он всего лишь череп, один череп. И я немножко успокоился, перестал завидовать его красоте, но все равно он мне нравился». Это схоже со сказкой из «Тысячи и одной ночи», в которой юношу долго не выпускают из дома, потому что он слишком красив, и, когда отец в конце концов приводит его в свою лавку, базар останавливает торговлю, потому что все идут к этой лавке, и полдня люди просто стоят и смотрят на этого юношу. Такое вот описание восприятия красоты. Это умение воспевать волшебство человеческой красоты и собранность для меня очень дорого в этих сказках. Это мистическая внутренняя составляющая. У Амоса Тутуолы очень точные образы. Например, один из персонажей говорит: «Я пошел вырезать себе новый амулет, потому что старый уже выдохся». Понимаете? Ведь у нас все наоборот. Считается, что чем старше амулет, тем в нем больше энергии. Но африканцев не обманешь: если амулет засох, энергии уже нет.