Знакомьтесь: скульптор Владимир Бродарский, который реализовал идеи Сокурова для Венецианской биеннале

Главный смотр мирового искусства — Венецианская биеннале — в этом году открывается для всех 11 мая. За павильон России отвечает Государственный Эрмитаж, среди экспанентов — художник Александр Шишкин-Хокусай и режиссер Александр Сокуров. Для биеннале молодой скульптор Владимир Бродарский, которого называют «русским Бернини» реализовал замысел режиссера: воплотил «Блудного сына» Рембрандта в скульптуре. «Собака.ru» поговорила с Владимиром и узнала, что каково быть «руками Сокурова», можно ли быть современным, создавая работы по классическим канонам и почему 3D принтер никогда не заменит руки скульптора. О работе над проектом Сокурова «Блудный сын» Для российского павильона на Венецианской биеннале Александр Сокуров придумал трансформировать полотно Рембрандта «Блудный сын» в скульптурную инсталляцию. В этом году исполняется 350 лет со дня смерти Рембрандта, а павильон курирует Государственный Эрмитаж, где хранится «Блудный сын», — все сошлось. Только что мы с коллегой Катей Пильниковой закончили свою часть проекта. Самый сложный этап воплощения живописи в объеме для меня — мимика и наполнение формы эмоциями, чтобы зритель почувствовал переживания отца, в лице которого есть сострадание, но не простое, это чувство сложнее. Мы покажем не закостенелые классические изображения или скучные копии, а переосмысление Рембрандта. Сокуров — гениальный режиссер со своим особенным языком, я очень люблю его фильмы «Мать и сын», «Русский ковчег». Александр Николаевич дал нам свободу: мы делаем не только оговоренное, но привносим и собственное видение. В мастерской уже три месяца висит репродукция «Блудного сына» в натуральную величину, я с этой картиной живу и буду дальше жить, она тут органично смотрится. (Смеется.) Читайте также: Михаил Пиотровский о биеннале в Венеции, зачем нам новый закон о культуре и как не выгорать на работе О любви к классической традиции и ремесле Классические традиции и работа с моделью — это высший пилотаж в искусстве, на мой вгляд. Когда лепишь человеческое тело и анализируешь его, то начинаешь чувствовать гармонию, потому что человеческое тело очень гармонично устроено. В принципе, каждый может слепить человека. А вот наполнить форму смыслом, эмоциями, чтобы это было искусство, а не просто объем, мясо, — сложно. Я люблю классическую традицию в скульптуре, но не хотел бы родиться во времена Бернини или Кановы. Мы живем в эпоху метамодернизма, одно перетекает в другое, поэтому можно делать все. Быть актуальным в глазах арт-критиков? Художник никому ничего не должен. Мне не близко концептуальное искусство, хотя это интересная интеллектуальная игра. Я не пытаюсь казаться современным: я живу, мне интересно делать свое дело — значит, я и есть современный. Я не погружаюсь серьезно в мир современного искусства, в инстаграме подписан на Джеффа Кунса. Хоть это и консервативно, но больше всего я люблю итальянцев Альгарди, Канову, Бернини. Из русских скульпторов мне близки Мартос, Беклемишев и Антокольский, хотя многие и скажут, что последний — верх безвкусицы. Сейчас считается, что ремесло — это не важно, что можно быть творцом и без него. По-моему, шедевр получается, если интеллектуальные поиски художника сочетаются с владением ремеслом, великие произведения на 90% стали такими за счет мастерства создателя. Когда смотришь на «Аполлона и Дафну» Бернини — нет никаких сомнений, что это великий шедевр. Повторить — невероятно сложно, никакая гора мусора не сравнится с ним. О том, зачем работать в Петербурге Я окончил художественное училище в Одессе и приехал сюда осознанно — я мечтал учиться в Академии художеств. Вначале было сложно перестроиться и интегрироваться в Петербург. Одесса — солнечный город, где все вальяжные и свободные. Здесь все немножко серое, все-таки город северный и закрытый. Но в итоге Петербург меня принял, я продолжил учиться, окончил Академию. Несколько раз я отказывался от того, чтобы уехать в Китай, и один раз — от того, чтобы уехать в Америку. Мне нравится Академия художеств, творческая мастерская Григория Даниловича Ястребенецкого, где я работаю: здесь классное ощущение творчества, искусства, и оно меня не отпускает. И еще я люблю Петербург. Хочу создавать интересные вещи тут, а показывать можно по всему миру. Недавно, например, я сделал бронзовую работу для галереи в Дубае. Про тактильность скульптуры и компьютерные технологии Интерес к скульптуре, возможно, появился в детстве. Отец отливал копилки, сувениры, иногда я помогал ему. Я всегда рисовал и люблю живопись больше, чем скульптуру, но ваяние казалось тогда более простым ремеслом. Если честно, мне больше близка интерьерная скульптура, чем монументальная, городская. Важны тактильные ощущения и возможность подойти, чтобы внимательно рассмотреть, даже потрогать ее. Я хочу, чтобы человек мог прикоснуться к моей работе, поэтому памятник на улице — это не совсем то, что мне близко. Я хочу все свои скульптуры делать собственными руками, поэтому новым Дэмиеном Херстом быть не готов. Компьютер, 3D-технологии никогда не заменят художника, настоящие чувства, эмоции, которые он способен вложить в произведение. Каждый автор прошел свой путь к пониманию художественной формы, имеет личный бэкграунд, психологию и жизненный опыт. Чем сложнее и глубже он, тем интереснее получится как сам художник, так и его искусство. текст: Александра Генералова фото: Алексей Сорпов. стиль: Лилия Давиденко Россия ассоциируется с Эрмитажем: Семен Михайловский о коллаборации с музеем на биеннале в Венеции