Диана Вишнева: «После рождения сына я искала свое тело заново. Оказалось, это очень захватывающий процесс!»
Как переписать нейронные связи мозга? Попробуйте танец! От классического балета к практикам глубокого контакта с телом, от идеального движения к его смыслу — о личном опыте «Собака.ru» рассказала прима-балерина Диана Вишнева. Шок-контент! Балерина вагановской школы танцует Пину Бауш и Охада Нахарина! Как вы можете это объяснить? Классика требует постоянной тренировки тела: ты добиваешься совершенства движения только через его укрощение. Восемь лет школы ты ставишь спину, ноги, добиваешься определенного положения суставов, каждого позвонка, кисти, пока не доведешь до совершенства простое закрывание руки, которое с детства делаешь миллионы миллионов раз: только за количеством рождается качество. Балетный танцор — это шахтер. После школы нужен еще профессиональный рост лет в десять, и, как только ты понял, как именно надо танцевать, пять лет зенита — и пенсия. Такая ограниченность по времени в развитии и моя жадность до танца толкнули меня на поиск новых форм. Кто-то ведь понимает, что пришла пора получить второе, третье образование, развиваться или выучить новый язык. Как отреагировало ваше тело на переход от четких математических движений к текучести, например, модерна или гаги? Я столкнулась с тем, что тело оказалось настолько закованным в рамки классического движения, что нужно было просто забыть все, как под гипнозом. Но ведь так не бывает! И началась серьезная интеллектуальная работа, чтобы переформатировать, перезагрузить себя и свой компьютер в голове, переписать все связи с телом. Только после этого можно овладеть новым стилем, жанром, техникой. Хореограф Марта Грэм говорила: «Меня не интересует, как люди двигаются. Меня интересует, что ими движет». Что двигало вами, когда вы решили танцевать в ее «Лабиринте»? К Марте Грэм я обратилась в тот момент, когда поняла, что хочу почувствовать женскую силу. Я уже освоила Спящих красавиц и эфемерных принцесс, станцевала Ноймайера, Форсайта, и мне хотелось совершенно другого. Если обычно ты встаешь на пальцы, чтобы возвыситься и быть невесомым, то в спектакле Грэм ты должен найти свою гравитацию, как будто твое тело весит тонну. Никогда ни одна классическая русская балерина не танцевала у Марты Грэм, ведь ее техника несовместима со школой академического танца. Танцуя, ты переписываешь систему нейронных связей в мозгу, становишься другим человеком. Какой была реакция вашего окружения? Мне говорили: «Мы понимаем твое рвение, но ты же попросту травмируешься!» Но если я что-то начала, то меня уже не остановить. И могу сказать, что, когда тело рушится от другого типа физической нагрузки, это очень тяжело, настоящая ломка. Именно поэтому далеко не каждый способен отказаться от себя, начать заново, пойти на риск. А психологически что-то изменилось для вас? Конечно! Особенно то, что касается рисунка роли. Такие партии, как Жизель или Одетта-Одиллия, достаточно драматичны и глубоки. Но когда ты обращаешься к современной хореографии, то понимаешь, что это абсолютно ненатуральная глубина чувств. «Очеловечивание» драматургии происходит только через современную хореографию. Классика — это в некотором роде тиски и душевные рамки. Шаг влево, шаг вправо — все рухнет: очень жесткие правила, формы, пропорции, повороты головы. И ты теряешь свою природу, идешь точно по роли, структуре, линии, движению. Ты их совершенствуешь, доводишь до идеала, но они никак не связаны с твоим нутром. Современные хореографы видят тебя изнутри, как рентген, они будто открывают тебе тебя самого, и начинается совершенно другое дыхание, как будто бы ты раньше и не дышал вовсе. Ты понимаешь, кто ты на самом деле. И в танце говоришь уже не от персонажа, а от самого себя. То есть вы вообще по-другому стали танцевать? Да, мне это невероятно помогло в классическом репертуаре: я стала органичной. Не изображаю Джульетту, а становлюсь ею: я как будто начинаю молодеть со своей ролью. Срабатывает психосоматика, воображение, но это дает именно современная техника и работа непосредственно с хореографом. Звучит как настоящая терапия! Да, но все это дается через определенные тернии. Ты должен суметь открыться, довериться хореографу и поверить в себя. Как капуста: снимая листья, докопаться до сердцевины, чтобы что-то родилось. Что стало для вас самым неожиданным открытием? Пожалуй, техника гага израильского хореографа Охада Нахарина. Грубо говоря, это отказ от всех существующих техник, снятие зашоренности. Мы, классические танцовщицы, всегда репетируем с зеркалом, выстраиваем с точностью скульптора определенную линию. В гаге же абсолютный запрет на зеркала: ты рисуешь и лепишь свое тело изнутри. Не глядя на себя, а погружаясь в себя. Ты вращаешься не потому, что задаешь себе это вращение, а понимая, что твое тело может кружиться, если задать ему импульс от фасций до связок и мышц. Насколько ты можешь раскрепоститься, чтобы превратиться из твердого камня в воду? Вообразить свою гравитацию? Эта практика меняет структуру ткани. Ты начинаешь не только ощущать, но и слышать свое тело, понимать, насколько оно податливо, если ты его любишь и договариваешься с ним. Вы снова на сцене после рождения сына — только что станцевали премьеру «Шахерезады» в постановке Алексея Мирошниченко в Пермском театре и осенью привезете в Петербург совершенно новый мультимедиабалет Sleeping Beauty Dreams. Было ли вам страшно делать перерыв? В век таких балерин, как Уланова или Плисецкая, отказывались от рождения детей ради профессии, потому что было непонятно, можно ли будет вернуть себе форму. И когда я родила, то поняла почему: вроде было тело танцовщицы, а теперь нога не поднимается — в ней нет силы. И мне опять же невероятно помог опыт современного танца: я не делала ошибок, пытаясь быстро восстановиться на стрессе, а договаривалась с телом, слушала, как ему будет лучше и правильнее. Я подключила пилатес, гимнастику айкуне и остеопатию. Я искала свое тело заново. И оказалось, это очень захватывающий процесс! Скоро моему ребенку год, он уже объездил с нами много стран и прекрасно себя чувствует. Я будто ожила и по-другому посмотрела на себя и в балете, и в целом в жизни. Могу сказать, что сын — это самое большое счастье в моей судьбе. Вы открыли студию танца Context Pro на Новой Голландии для профессионалов или даже тот, кто чуть изящнее бегемота, может попробовать танец? Каждый человек должен двигаться и танцевать, потому что это не только самообразование, но и любовь к своему телу. Танец омолаживает, помогает увидеть себя в другой системе координат. Урок танца — это концентрация и медитация, к тому же, овладевая новыми движениями, ты переписываешь систему нейронных связей в мозгу, становишься другим человеком. Полюбив себя в своем теле, понимая его возможности и красоту, ты экстраполируешь эту любовь в окружающий мир.