«Обидно не за себя, а за отца». Анна Михалкова — о критике в Сети, друге-чеченце и роли сутенерши
— Ельцин-центр прекрасен, — говорит Анна Михалкова после экскурсии по центру, которую специально для нее провел советник Фонда Ельцина Валентин Юмашев. То же самое — про экспозицию Музея первого российского президента, которую еще совсем недавно жестко критиковал ее отец — режиссер Никита Михалков. Правда, в этот раз прогуляться по музею, в котором экспонируются сразу две видеозаписи с ее участием, она не успела. В конференц-зале на первом этаже ее уже ждали сотни зрителей, чтобы встретиться с Михалковой и посмотреть один из ее самых известных фильмов — «Рококо», где она сыграла с уральской актрисой Яной Трояновой. Е1.RU побывал на встрече и записал самые интересные цитаты актрисы. О злых комментариях в соцсетях — Интернет, в котором нас всех полоскают с большой любовью, я читаю. Я даже пишу ответы, но никогда их не отправляю. Обычно это происходит так. Я что-то прочитаю, мне хочется ответить, особенно если пишут про папу. Потом я звоню Наде (Надежде Михалковой, младшая сестра Анны. — Прим. ред.) и читаю, что написала. Она говорит: «Молодец, стирай!». Мою позицию по этому поводу все знают. В первую очередь — это мой папа. Я не вступаю в полемику, но мне обидно. Обидно не за себя, а за своих близких. Это очень понятное человеческое чувство, оно никак не связано с правдой и объективностью. Просто потому, что это свои. Всё. Раньше я сильнее переживала из-за критики, но раньше про меня и так много не писали. Сейчас же каждый критик. В интернете никто не пишет положительных постов. В основном: «Мне не понравилось». А если понравилось, пишут так: «Я ее не люблю, но здесь она ничего». Такая вот похвала. Со временем я поняла, что невозможно всем нравиться. Хотя хочется. О работе с Никитой Михалковым Он гипнотизер. Все артисты в него влюбляются. Даже те, кто говорил, что «он уже не тот», что «все уже не так», если получают приглашение от него, сразу бегут на площадку. У него есть большое человеческое обаяние, и все под него попадают — во всяком случае в работе. Когда работа заканчивается и заканчивается эта огромная часть жизни, артисты испытывают разочарование. Они чувствуют себя брошенными любящими людьми. Потому что как же это так: тебя взяли, ты все отдал, потому что тебе самому этого хотелось, и вдруг все закончилось. Поэтому многие люди остаются на него обиженными. К своим он абсолютно беспощаден. Это оправдано тем, что все видят, что раз он так спрашивает с родных людей, то остальным не хочется даже пробовать по-другому. Могу рассказать о случае во время съемок «Сибирского цирюльника». Там я играла Дуняшу. Мы делали сцену с серпом и ребенком. Надо плакать. Я стою и плачу, просто блистательно рыдаю. И тут он подходит ко мне и так раз по щеке: «Ты что делаешь?» Я, конечно, сразу начинаю злиться в ответ. «Ты что делаешь? — и опять хлоп по щеке. — Ты себя жалеешь». И опять мне в лоб. Тихонечко, не сильно, а у меня уже глаз бешеный. Он говорит: «Вот, запомни это сотояние и держи его». Зато, когда Джулия Орманд увидела, как он с нами, она сама сразу побыстрее собралась с мыслями. О роли сутенерши в сериале «Обычная женщина» и женщинах за сорок Меня настолько привыкли видеть забитой, несчастной женщиной, которая попадает в идиотские ситуации, над которой все смеются, а она после этого плачет. Тут же был рассказ про сильную женщину. Если убрать художественный вымысел, то по большому счету это история всех сорокалетних женщин в нашей стране. Я не знаю, может быть, на Урале с этим пока не так часто сталкиваются, но у нас смена гендера происходит активно. Я не имею в виду, что все больше мужчин становятся геями. Это женщины берут на себя функции мужчины и к сорока годам тянут все на себе. Ради чего сильная женщина в нашей стране все делает? Ради любви. Мы все делаем или не делаем ради любви. Мы идем выражать свой протест ради наших детей, мы не идем выражать свой протест ради наших детей… Это все делается во имя какой-то безумной любви. Но эта любовь требует безумной жертвы. Ты хочешь сделать всех счастливыми и при этом не ожидаешь, что в какой-то момент тебе скажут: «А мы не хотим такого счастья. Ты нас этим счастьем просто достала». Ты говоришь: «Подождите, я зарабатываю деньги, чтобы вы учились, чтобы вы имели все лучшее!». А в ответ слышишь: «Ты нас просто не слышишь, не понимаешь». Это конфликт, который, как мне кажется, происходит в любой семье, живущей долго и уже как бы по инерции. О работе с Яной Трояновой Мы познакомились с Яной на фестивале в Ханты-Мансийске. Яна — удивительный человек, она не вписывается в кинематографическую среду, стоит особняком. У нее большое дарование, а иметь такое дарование, на мой взгляд, мучительно. Талант всегда истощает, сжирает. Держаться сложно. Я рада, что сейчас Яна нашла гармонию. Она получает такое количество зрительской любви, которое позволяет ей понимать, что она все делает правильно. Я желаю ей удачи и побед, в первую очередь — побед над самой собой, открытий в себе. Потому что то, чем мы занимаемся, — это изучение себя. Работать с Яной было невероятно интересно. Я человек, очень заводящийся от среды. Яна — сложный человек, очень сложный человек. Она за тебя эмоционально цепляется, и вы друг друга заводите. С точки зрения эмоционального кайфа работать с Яной было большое удовольствие. Об Игоре Мишине Я снималась в нескольких фильмах, продюсером которых выступал Игорь Мишин (основатель Четвертого канала, бывший генеральный директор ТНТ. — Прим. ред.). Когда Игорь представлял фильм «Любовь с акцентом», он говорил, что его самый любимый персонаж — это Хельга (роль, которую исполняла Михалкова. — Прим. ред.). Хотя как раз Игорь изначально был против этой новеллы, потому что не понимал, как все будет. Хельга — одна из моих любимых ролей. В ней практически нет текста, потому что это зарисовка. Мы приехали в Грузию, стали ее разбирать, и вдруг персонаж зажил своей жизнью. После этого в Грузии меня называли только Хельгой. Лишь увидев меня, все начинают кричать: «Хельга! Хельга!». Игорь молодец, что взялся за эту работу. Это была авантюра, но теперь я думаю, что фильм получился. Режиссер Резо Гигинеишвили хорошо знает Грузию и, как все грузины, чувствует ее. Создать правильную мелодику фильма очень важно. Если ты сумел ее поймать, и она оказалась созвучна залу, считай, что успех обеспечен. О пародиях на Бориса Ельцина и Никиту Михалкова Игорь Мишин продюсировал мини-сериал «Пьяная фирма». Это история абсолютно фантасмагорическая. В конце мой персонаж оказывается фантомом, привидением. Чудовищем таким. Сергей Колтаков сыграл в ней Бориса Николаевича Ельцина. На мой взгляд, получилась хорошая пародия. Жанра пародий у нас в стране нет или почти нет. Если кто-то делает пародию, то это всегда получается ужасно обидно. Когда ты смотришь на других, то думаешь: «Ну ладно, вроде ничего». Но когда видишь своих… Например, когда я вижу пародию на папу, то внутренне всегда сжимаюсь и думаю: «Что-то тут не то». Мы не готовы к такому юмору. У нас юмор вообще очень своеобразный: либо наотмашь, либо такой, который ниже пояса. Здесь же (пародия на Бориса Ельцина в «Пьяной фирме». — Прим. ред.) мне показалось, что это преувеличение, которое становится приемом. Поскольку все в сериале кажется абсурдом, то в этом контексте пародия воспринимается очень к месту. Кроме того, это очень хорошо сыграно. Об усталости и переписке с другом-чеченцем Чем больше энергии ты тратишь, тем больше ее у тебя становится. Главное — войти в ритм, уметь правильно ее распределять. Раньше мне было сложнее, потому что я много себя тратила. Артист, особенно театральный, должен уметь выходить из этого состояния. Вот ты полтора часа убиваешься на сцене, потом идешь на поклон, и все — нужно переключиться. Это в идеале. Потому что иначе — сразу в Кащенко, сразу клинический случай. У меня была интересная история. Когда-то, когда еще были в моде «Одноклассники», мне написал молодой человек. Писал он интересно, на хорошем русском. И я ему как-то ответила. Оказалось, он чеченец, когда-то его семья бежала из Чечни в Германию, где они и живут. Он не мог пойти в университет, потому что нужно было зарабатывать деньги на жизнь. Как-то я ему долго не отвечала, и он спросил почему. Я сказала: «Я так устала, я снималась». Он спросил: «Но не больше, чем когда мешки грузишь?». Я вдруг подумала: а что если бы я действительно каждый день грузила шестидесятикилограммовые мешки? Наверно, устала бы чуть больше. Про муки творчества хорошо рассказывать в салоне Анны Шерер. Говорить о том, как рождался образ, в каких муках ты его искал. Если же это послушает простой человек, он скажет: «Это что вообще? Почему мы их кормим, этих людей?». Поэтому тут все относительно.
