Как делать деньги на молодых художниках. Лайфхаки берлинского галериста

В независимом арт-пространстве Дinamika enterprise открылась первая российская выставка немецкого художника Яна Цоллера. По этому случаю в Москву приехал берлинский галерист Цолера Роберт Грюненберг. Выставка под названием SPA (sibo), вдохновленная традиционной русской баней, открыта до 9 июня. Роберт Грюненберг рассказал Forbes Life о том, чем молодой художник может быть интересен галеристам, как бороться с гомогенностью арт-рынка и как уговорить Дэвида Хокни принять участие в выставке молодой берлинской галереи. Художнику Яну Цоллеру 27 лет. Как давно вы его представляете? Я обратил внимание на работы Яна прошлым летом по совету друга. Когда мы познакомились, он как раз заканчивал учебу в Государственной Академии художеств Карлсруэ. Достаточно было одного взгляда на работы, чтобы внутри меня что-то щелкнуло, и уже через две недели я включил их в свою групповую выставку под названием «Теряя девственность». Выставка занимала четыре зала моей галереи в Берлине и была посвящена авторам, которые только начинают свой творческий путь. Мне кажется, когда художник лишается защитной оболочки учебного заведения и вступает в жестокий мир арт-рынка, его искусство так или иначе меняется. В случае Яна этот процесс прошел очень успешно, практически все его работы были распроданы. Как вы думаете, почему? Его работы воздействуют на зрителя на самых разных уровнях. Они моментально цепляют взгляд, кажутся немного мультяшными и очень легкими для восприятия. Поэтому они всем нравятся. Но при этом Ян прекрасно знает историю искусства. В его произведениях есть второй слой, считываемый людьми, разбирающимися в том, как устроена живопись, как она работает. Какой у вас, как у галериста, второй слой, какой бэкграунд? Как вы пришли к созданию галереи? Я изучал историю искусства, литературу и немного экономику, работал в издательском бизнесе. Постепенно мой интерес сместился к организации выставок. Переломным моментом стал групповой проект, посвященный пальмам в искусстве. Он был довольно успешным, после чего я принял решение открыть галерею. Программа моей галереи сейчас на этапе формирования. Я экспериментирую с форматами, пытаясь совмещать разных авторов. На данный момент я постоянно работаю с четырьмя художниками разных поколений, как молодыми, так и уже зарекомендовавшими себя, занимаюсь их поддержкой и продвижением, продаю их работы. Что самое сложное в работе галериста? Вы должны одинаково свободно общаться и с самыми богатыми людьми на планете, и с художниками, которые порой еле сводят концы с концами. И у тех и других зачастую очень большое эго, поэтому часто приходится забывать о своем. А ведь есть еще кураторы, журналисты и многие другие. Быть галеристом – непростая работа, необходимо быстро учиться и приспосабливаться. Оставаться при этом в здравом уме довольно непросто. Есть еще одна проблема, которая стоит перед каждой галереей. С одной стороны вам нужны художники, которые хорошо продаются. С другой – необходимо верить в их искусство, настолько, чтобы не воспринимать коммерческую неудачу как творческий провал. Я стараюсь расширять привычные рамки представлений о том, что такое галерея. Для меня галерея – платформа, где важную роли играет цифровое измерение. Все, что мы делаем, отражено в соцсетях, электронных рассылках, постах в Instagram. Для меня это неотъемлемая часть деятельности. Сегодня многие идут по другому пути – сначала создают галерею, а потом выводят ее в сеть и пытаются как-то объединить эти две реальности. Я стремлюсь к тому, чтобы они были нераздельны с самого начала. Зачем нужна популяризация искусства в планетарных масшатабах галерее, где своих покупателей вы и так знаете по именам? Рынок современного искусства сегодня существует по старым правилам. Эти правила довольно суровые. Нужно ездить на ярмарки, знакомиться с кураторами, которые впоследствии возьмут работы на выставку в музей и так далее. Так что даже если ты хочешь совершить прорыв, нужно помнить о правилах. Фэшн-индустрия в этом плане гораздо менее консервативна. Соцсети и блогеры изменили ее до неузнаваемости. Раньше было невозможно себе представить, что на престижном показе в первом ряду, по-соседству с Анной Винтур будет сидеть Ким Кардашьян. Арт-мир пока не настолько свободен. Как складываются ваши отношения с другими игроками арт-рынка? Ищу единомышленников. Мы, к примеру, сотрудничаем с парижской Galerie Lelong, которая работает с Мариной Абрамович, Георгом Базелицем и наследниками Жоана Миро. В прошлом году они очень помогли мне с выставкой Бартелеми Тогу, которого они тоже представляют. Это камерунский художник, который очень известен во Франции. Сейчас мы вместе с Хансом-Ульрихом Обристом готовим к публикации книгу о нем. А Яна Цоллера после нашей выставки заметила галерея Meyer Riegger. Теперь мы строим его художественную карьеру вместе. Две галереи, работающие с одним молодым художником. Это ведь необычная ситуация на рынке? Моя галерея пока очень молодая, а у Meyer Riegger богатый опыт, они участвуют в самых престижных арт-ярмарках мира. Meyer Riegger базируются в Карлсруэ, но у них есть площадка в Берлине, по соседству от нас. Обычно так не бывает, но мы стараемся вести диалог. Мы готовим выставку Яна к октябрю этого года. Meyer Riegger будут показывать его живописные работы, а мы – инсталляции, скульптуры и видео. Расходы и выручку делим пополам. Арт-рынок – это очень конкурентная среда, но я уверен, что галереи могут и должны находить способы сотрудничества, которые одинаково выгодны для всех сторон. Пробить дорогу к успеху локтями, расталкивая остальных, очень сложно, тем более, когда все решает горстка избранных. На вторичном рынке – это всего несколько аукционных домов, а на первичном – галереи-гиганты, делающие его абсолютно гомогенным. Не важно, в Париже вы или в Берлине, вы видите одни и те же имена и бренды. И это настоящая проблема, о которой говорят все, даже Ларри Гагосян. Задача, стоящая перед новыми галереями – вернуть разнообразие. Успели вы посмотреть на художественную Москву? Пока что у меня складывается впечатление, что московская арт-сцена – это довольно тесный круг. В мире представление о современном российском искусстве формируется в основном за счет ярмарок и проектов в галереях. Я, например, знаком с творчеством Евгения Антуфьева по выставке его работ в лондонской галерее Emalin. В вашей выставке про пальмы участвовало довольно много художников с громкими именами. Как вам удалось их уговорить? Я не боялся просить. Иногда чаще, чем один раз. Только так можно уговорить, скажем, Джона Балдессари предоставить масштабную работу стоимостью в полмиллиона. Иногда я был ужасно надоедливым: ходил на ярмарки и на выставки, постоянно напоминал о себе и о своих бесконечных письмах. Тоже самое было с Дэвидом Хокни. Кто-то дал мне адрес его студии в Лос-Анджелесе, просто пришел и позвонил в дверь. В итоге мы проговорили пять часов. Никогда не бойтесь, что вам ответят отказом, стойте на своем. Если вы уверены в том, что вы делаете, вы будете способны заразить других своим азартом, даже если затея окажется бредовой.