Россия-матушка: «В то время, как во всем мире меняется распределение ролей, в России все остается по-прежнему» (Der Standard, Австрия)

Штандард: Сегодня вы — одна из самых известных российских писательниц. Но в вашей жизни было много разных этапов. Вы начали работать генетиком, теперь занялись искусством? Людмила Улицкая: Моя жизнь может показаться разнообразной. Но с моей точки зрения, в ней все развивалось естественно. Вот уже 42 года я живу со своим мужем. Мы встаем утром, он идет в свою студию, я сажусь за письменный стол. Он пишет картины, я пишу книги. Что нас объединяет, так это общие мысли. Просто мы используем разные средства, чтобы их выразить. Такова была основная идея, которая легла в основу этой выставки, возникшая очень спонтанно. — Как спонтанно? — Я пишу свои книги сначала карандашом. Как-то я что-то неумело нарисовала на листе бумаги. Андрей, постоянный первый читатель моих текстов, увидел рисунок, и он его вдохновил. Так возник цикл «Индийский океан», который мы показываем тут в Вене. — Муж — ваш первый критик? — Очень доброжелательный и культивированный критик. Он слушает мои тексты. Я их читаю ему вслух. Всегда кажется, что он спит, но на самом деле он внимательно слушает. Если он забурчит, то я знаю, что-то не так. Тогда я переделываю пассаж и убеждаюсь, что он всегда прав. Только после этого я перепечатываю текст на компьютере. После стольких десятилетий мы в мыслях очень сблизились друг с другом. — Вы вспоминаете еще то время, когда были генетиком? — Всю жизнь меня интересовало человеческое бытие. Как генетика меня интересовал человек в своей животной ипостаси, когда он хотя и образован, но все-таки животное. Как генетик я хотела ответить на вопрос, где проходит грань между животным и человеком. — Вы выяснили это? — В интеллекте, то есть в нашей памяти, наших ассоциациях, нашем восприятии мира. Сейчас биологи знают, что животные обладают сознанием и вероятно даже памятью, но память у животных имеют иную функцию. Точно установлено, что только люди способны размышлять о долгих периодах времени, то есть могут развить чувство истории. У собак нет исторической памяти. Мы — единственные живые существа, способные заниматься искусством и наукой, то есть обладать творческой силой. — Сюда относится и литература. Когда вы открыли эту форму творчества? — Я пишу, сколько себя помню. Это всегда было для меня самым естественным занятием на земле. В моей семье все время писали. Мой еврейский прадед занимался торой, писал к ней комментарии. Другой прадед был основателем русской демографии, был первым, кто написал по этой теме книгу. Он — герой моей последней книги «Лестница Якова». И в жизни моих дедов и родителей книги играли важную роль. Таким образом, истоки моего писательства в моей семье, там была заложена основа. — Когда вы превратили это в профессию? — Между моей работой биологом и занятием писательством было десять лет, во время которых я растила двоих детей, ухаживала за матерью и, наконец, рассталась с первым мужем. Вдруг мне пришлось зарабатывать деньги. По чистой случайности я нашла работу ассистентом режиссера в литературном отделе только что вновь открытого еврейского театра в Москве. Там я многому научилась. Когда я оттуда ушла, у меня уже было написано несколько пьес и детских книг. — Когда произошел прорыв? — В 1993 году моя первая книга рассказов «Бедные родственники» была опубликована во Франции. В 1996 году вышел первый роман «Сонечка», получивший премию Медичи. Это было началом. — Это случилось в 1996 году. Вам было 53 года. — Да, можно сказать, что моя карьера началась поздно. В этом есть свои преимущества. У меня никогда не было чувства, что я должна сравнивать себя с другими, потому что я все время думала: «Я уже такая старая, мне ничего не надо доказывать другим». Я никогда не спешила. Это дарило мне чудесное ощущение покоя в работе. И это тоже роднит меня с мужем, которого знаю приблизительно с тех пор, как начала писать книги. Он тоже работает спокойно, не должен никому ничего доказывать. Это оттачивает взгляд на вещи. — В своих книгах вы всегда занимаетесь русской историей. Какие эпизоды вам вспоминаются чаще других? — Мне повезло. Повезло родиться в то время, в котором живу сейчас. Когда умер Сталин, мне было десять лет. Вокруг меня рыдали люди, а я стояла и чувствовала себя ужасно несчастной, потому что не могла разделить их чувства, не ощущала своей сопричастности. Лишь позднее я обнаружила, что есть и другие люди, похожие на меня, и именно они стали моими друзьями. — Вы бы назвали себе политическим человеком? — Не было ни единой минуты в моей жизни, когда бы мы нравились люди, находящиеся в России у власти. Меня всегда интересовали люди и никогда политики. Политики исчезают со сцены и остаются в памяти или хорошими, или плохими. Что действительно остается, это — культура, то есть произведения художников, писателей, музыкантов и архитекторов, которые занимались своим временем. Они составляют фундамент. — Политика влияет на людей. — По сути дела, политики всего лишь распределяют деньги. И для этого разжигают войны, цель которых — влияние и распределение земель. Никаких творческих стремлений там нет. — Политика формирует общество. — В 90-е годы Россия получила исторический шанс. Но он был упущен. Это мне стало ясно, когда люди из партии вновь встали во главе движения. К счастью, у меня никогда не было контактов с этой властью. Я не была на их радарах. Я не была для них интересна, также как и они не были интересны мне. — Но как это отражается на сегодняшней жизни? — В России есть такой рефлекс: люди, находящиеся у власти, всегда что-то скрывают, действуют исподтишка. Извечная дилемма российской истории состоит в том, что люди подчиняются господствующей власти. И сегодня тоже. И по этой причине по существу ничего не меняется. Но, с другой стороны, нужно сказать, что с точки зрения населения никогда раньше в русской истории не было такого хорошего времени, как сейчас. Нет очередей перед магазинами, нет голода, теоретически можно купить все. — Но в России есть огромная пропасть между бедными и богатыми… — Знаете, человек просто слишком человечен. Когда такие качества как зависть и алчность становятся общественными ценностями, то тогда общество такое, какое оно есть сегодня. Но есть и миллионеры, которые начинают мыслить по-другому, вдруг начинают участвовать в общественной жизни и дают деньги для нуждающихся. Это я расцениваю как сигнал к тому, что они готовы что-то вернуть обществу и людям, которым живется плохо. В последние десять лет сформировалось гражданское общество. Существует много благотворительных инициатив, появилось много людей с активной жизненной позицией. Это настраивает меня на позитивный лад и дарит надежду. — В ваших книгах всегда присутствуют сильные женские персонажи. Какой вы видите роль женщин в сегодняшней России? — Со всей определенностью могу сказать, что в России живут фантастические женщины. В истории страны, да и сегодня было слишком мало мужчин. Для этого есть три причины: всегда были войны, где гибли молодые мужчины. И сегодня русские солдаты воюют в Сирии, на Украине. Вторая причина: почти 750 тысяч мужчин сидят сейчас в тюрьмах. И третья: алкоголизм. Но все равно женщины выходят замуж и рожают детей, это инстинктивное поведение. Поэтому они со многим мирятся, обходятся малым, заботятся о детях. И в то время, как в остальном мире происходит перераспределение ролей между мужчинами и женщинами, в России все остается по-прежнему. Мы живем в очень традиционалистском обществе. Женщины слишком заняты, чтобы бороться еще и за свои политические права. — То есть, феминистского движения нет? — Нет, в такой форме его нет. Женщины чувствуют себя слишком ответственными за других, чтобы бороться еще и за себя. Основанные женщинами движения в России борются за права детей-инвалидов и за организацию работы хосписов. То есть: женщины хотя и дискриминированы в обществе, но они заботятся о тех, кто дискриминирован еще больше. Они не борются за свое место под солнцем. — Россия разрывается между Западом и Востоком. Как минимум в стиле жизни страна приблизилась к Западу. Разве это не отразилось на социальных ролях? — Борьба между Западом и Востоком идет много столетий. Россия еще не решила, на какую сторону встать. Многие, такие, как я, стараются стать европейцами. Только в России есть и другая группа людей, которых это оскорбляет. Нам еще нужно время.