Строки сумеют прорасти

Евгений Евтушенко сказал: «Поэт в России — больше, чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства, кому уюта нет, покоя нет». Думаю, так оно и есть, потому что в России всегда существовало сакральное отношение к литературе. Поэт всегда у нас воспринимался как пророк. Потому что то, против чего поэты выступали, и то, что они обещали в будущем, сбывалось. Не все поэты в России были «более чем поэты», конечно. Но лишь те, которые во все времена и эпохи, начиная с юродивого, который выведен в «Борисе Годунове», несут частицу того, о чем мечтал сам Пушкин: попытку образумить власть или обличить власть. И это качество прослеживается через всю российскую историю. «Больше, чем поэты» лишь те, которые обладали еще и гражданственностью. И если мы берем шестидесятые годы и поэтов-шестидесятников Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулину и Рождественского, то из них самый яркий, бесспорно, Евтушенко. Широкие массы следили за тем, что он пишет, за что он борется, против кого борется. Не случайно на него постоянно был направлен «огонь» со стороны недругов и завистников. Конечно, Евтушенко был самолюбив, тщеславен, но это не тот недостаток, который может вызвать к человеку недоверие. Он претендовал с шестидесятых годов на роль народного трибуна. Можно сколько угодно говорить, что с его стороны это было нескромно, но положа руку на сердце, а кто еще претендовал на эту роль? Евгений Евтушенко — драматическая фигура. Быть в России человеком, который претендует на роль пророка для народа, это самоубийство. Евтушенко не мог этого не понимать. Лестно ли получать такую премию? Лестно. Мы были знакомы шапочно: никогда не дружили, я никогда не входил в московскую тусовку. Я ленинградец и по духу, и по образу жизни. Но он знал мои песни, мы пересекались, раскланивались. А однажды к нему попала книга моих стихов «Будет помниться война». «Саша, — сказал он мне по телефону, — всю ночь читал твою книгу. И плакал над твоими стихами. Я перед тобой очень виноват. Я не знал, какой ты поэт». На этом мы расстались и больше не виделись. И, честно говоря, когда его супруга Маша объявила мне, что я первый кандидат на Премию Евгения Евтушенко, что, оказывается, есть стихи, которые он мне посвятил и которые я не читал, у меня случился шок. Для меня это большое счастье. Потому что Евтушенко — безусловно, знаковая фигура, и не только в русской поэзии. Кроме того, мы с ним ровесники, и я его очень хорошо понимаю. Люди делятся ведь не только по национальным и социальным признакам. Люди делятся по поколениям. Я — из его поколения. И то, что я ленинградец, блокадник, а он москвич, совершенно не важно. Потому что у нас была одна система ценностей. Одно понимание жизни. Мы, конечно, верили в социализм с человеческим лицом. И получили за это «фейсом об тейбл». И мне поэтому понятны все его заблуждении, его метания — туда и обратно. Я сам такой. Он мне очень близок по-человечески.