Трудности перевода: как русскоязычные писатели живут и работают в Америке

Писатель Александр Генис живет в США с 1977 года, но американским автором так и не стал. В богатой библиотеке — она способна уместиться разве что в подвале — хранятся книги на русском. Первые издания Сергея Довлатова подписаны автором: Александр Генис работал у него в газете «Новый американец» вместе с Петром Вайлем. Довлатов удачно переведен на английский. Авторский стиль с простыми емкими предложениями позволяет. Но сам он на английском не писал. Вот и Генис не решается. Александр ГенисФотография: Елена Мулина / Интерпресс / ТАСС " class="c-caption__img"> Александр Генис Фотография: Елена Мулина / Интерпресс / ТАСС Александр Генис, писатель: «Я приехал сюда с одной единственной целью — писать и печататься по-русски. Как бы дико это ни звучало. И для того, чтобы писать на другом языке, нужно быть другим человеком. Когда я разговариваю по-английски, я гораздо реже ругаюсь, гораздо меньше пью. И никогда уж точно не стану категорически ничего утверждать». В кабинете Александра Гениса висит портрет работы Довлатова. Кажется, намек на пушкинский профиль. Гарри Княгницкий, RTVI:«„Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты“. Нам это преподносили как A magic moment I remember, I closed my eyes, And you were there. Что-то в этом роде…» Александр Генис, писатель: «Это похоже на… Вот когда слушаешь Пушкина в переводе, то это похоже на девичий альбом. Знаете, в 8-м классе пишут: любовь — это зубная боль в сердце». Даниэла Петрова переехала в США из Болгарии в 22 года. На родном языке книг еще не писала, на английском почти не говорила. Ее нью-йоркский рестарт был типично иммигрантским: посудомойка, уборщица, няня. Но Даниэле хотелось, чтобы однажды «Нью-Йорк Петровой» сравнили с «Петербургом Достоевского». Даниэла ПетроваФотография: Daniela Petrova / Facebook " class="c-caption__img"> Даниэла Петрова Фотография: Daniela Petrova / Facebook Даниэла Петрова, писатель: «Я любила „Преступление и наказание“. Я прочитала его лет в 17 или 18 и просто влюбилась в эту книгу. Одной из самых любимых книг была „Война и мир“. Я прочитала ее лет в 14-15. Мне даже пришлось из-за нее расстаться с бойфрендом. Я не выходила из дома, пока не прочла „Войну и мир“, и бойфренду это страшно не нравилось. Что поделать, я мечтала стать писателем». Уже в Америке Даниэла пошла на языковые курсы, потом на литературные, познакомилась с нужными людьми. Через 24 года после приезда в США она написала свой дебютный роман под названием «Мать ее дочери». Писательское восхождение бывшей москвички Ирины Рейн оказалось куда более стремительным. Ирина Рейн, писатель: «Я думаю, тем, кто подобно мне приехал в Америку в семь лет, было проще адаптироваться к всевозможным трудностям и по-настоящему стартовать на английском, если сравнивать со сложившимися авторами, такими как Бродский или Довлатов». Гарри Княгницкий, RTVI: «А вы бы хотели, чтобы ваше творчество изучали студенты?» Ирина Рейн, писатель: «Я разговаривала со студентами Колумбийского университета, они изучают мои книги. Мои романы входят в программу современной русской литературы». Последняя работа Рейн — «Родина-мать». Книга о том, как мать пытается вызволить свою дочь с родины, восточной Украины, а там война. По-русски Ирина говорит, как многие эмигранты: «Надо посидеть and подумать with словарем». Зато много читает на родном языке. Например, Бродского. Друг Иосифа Бродского Роман Каплан открыл в Нью-Йорке знаменитый ресторан «Русский самовар». Он не только ресторатор, но и филолог, ценитель выдающихся авторов. Бродского, конечно же, много переводили в Америке. Но мастер сам решил взяться за английский. Роман КапланФотография: RTVI " class="c-caption__img"> Роман Каплан Фотография: Роман Каплан, друг Иосифа Бродского: «Он написал много произведений по-английски. Вот эти все его эссе невероятные, да? Это поразительная вещь, да? Картавил он на всех языках. В смысле техники, конечно, там были огрехи. И я думаю, что, бесспорно, у него был редактор, который после того, как он написал статью, ее редактировал». Речь, прежде всего, о супругах Профферах, владельцах издательства Ardis. Его называли ковчегом для русской литературы. В 70-е там стали печатать тех, кого невозможно было издать в Советском Союзе. Два года назад Карл Проффер выпустил книгу «Без купюр», в которой довольно откровенно рассказал об английском Бродского: без качественной редактуры гениальный поэт, возможно, не состоялся бы еще и как англоязычный автор. Иосиф Бродский, 1988Фотография: Rob Croes / Anefo / WikiCommons " class="c-caption__img"> Иосиф Бродский, 1988 Фотография: Rob Croes / Anefo / WikiCommons В 1987 году Иосиф Бродский стал совладельцем ресторана «Русский самовар» — решил финансово помочь основателю заведения и своего другу Роману Каплану. На часть полученной в том же году Нобелевской премии Бродский купил себе долю в бизнесе. Да еще и предложил звезде мирового балета Михаилу Барышникову быть третьим, тоже войти в число собственников. Вывеску не меняли. В Нью-Йорке ресторан все знают именно как Russian Samovar. А как по-другому это перевести на английский? Впрочем, бывают трудности перевода и посерьезнее. Например: «Принеси-ка нам, голубчик, водочки». В этих четырех словах целая история: вы уже примерно понимаете мой социальный статус, догадываетесь, что я, скорее всего, сижу с другом. Мы наверняка пребываем в неплохом настроении и ведем разговор по душам. Бродский особенно уважал настойки на укропе и хрене, вспоминает нынешняя управляющая рестораном Влада фон Шац. Пожалуй, единственный русский автор из числа великих, кому удалось перезагрузить писательскую карьеру на английском, — это Владимир Набоков. Он и свою знаменитую «Лолиту» написал сначала на английском. И сам же перевел на русский. Набоков — выдающееся исключение. Да, есть эстеты, которые утверждают, что его английский уж больно книжный. Зато как он обогатил англоязычную литературу! И как потом над этим гением ломали голову русские переводчики. Иван Толстой, филолог: «Фраза, которую я хотел бы процитировать, если вы позволите, она переведена Александром Гаряниным. „Если бы щетина моей щеки коснулась шелка кашне, я бы лишился чувств“. Это совершенно по-набоковски гениально сказано. А вот вам другой перевод из этого романа. Знаменитого Сергея Ильина. У него написано так: „Я бы брякнулся в обморок“. Не „лишился чувств“, а „брякнулся в обморок“. Вот вам два перевода. Это небо и земля». Владимир НабоковФотография: Walter Mori (Mondadori Publishers) / WikiCommons " class="c-caption__img"> Владимир Набоков Фотография: Walter Mori (Mondadori Publishers) / WikiCommons Набоков, кажется, единственный, кого — если угодно — присвоила американская литература. По принципу языка, а не географии. Прописка, говорят издатели, тут не работает. Как бы здорово писателей-иммигрантов ни переводили. Игорь Цесарский, издатель альманаха «Новый континент»: «Все-таки в менталитете американцев-американцев отношение ко всему тому, что не на английском, и то, что все-таки откуда-то, оно как не к своему». Зато те, кто переехал в Америку, но при этом внутренне, интеллектуально остался там, за океаном, в большинстве читают свое, на родном. На Брайтон-бич, где вывески на русском и вся жизнь на русском, за пищей духовной заходят в книжный. Современные русские авторы прячутся на нижней полке. Спрос, как ни крути, на вечное. Алена Харченко, руководитель книжного отдела: «Русскоговорящие люди, скажем так, приходят к нам за конкретной литературой. То есть их интересуют любимые авторы». А это, в основном, все та же классика. Наталья Орлова, владелец торгового дома «Санкт-Петербург»: «Чехов стоит в программе изучения литературных, всех литературных университетов Америки. Если двигаться ближе в нашу историю, то, конечно, Бродский, который однозначно писал на русском, но был знаменит в Америке не меньше, чем в России». Конечно, помогла и Нобелевская премия. Без публичности в США трудно издаваться. Вот и работы Светланы Алексиевич, белорусского лауреата 2015-го года, на самом видном месте. Но никакая Нобелевская премия не способна ответить на вопрос: что делать автору в эмиграции. Подстраиваться, переучиваться, пытаться стать своим в новом мире? Или оставаться тем, кем был дома? Или возвращаться за самореализацией на родину? Прямого ответа, конечно, нет. Но история доказывает: успех и слава в эмиграции доступны лишь гениям.