Войти в почту

Дмитрий Кленов: «Иностранный капитал вернется на российский рынок»

Важнейшим инвестиционным событием на российском рынке в последнее время стало вхождение «Аптечной сети 36,6» в капитал фонда, созданного инвестиционной компанией Altus Capital. Ранее эта компания уже инвестировала в несколько финтех-проектов, российские и зарубежные производственные предприятия, занимающиеся переработкой медной руды, перевалкой зерна, скотоводством, морскими грузопассажирскими перевозками и трейдингом. О специфике своей работы и ситуации на инвестрынке мы беседуем с основателем и управляющим партнером Altus Capital Дмитрием Кленовым. «Без собственных средств здесь делать нечего» — Расскажите, пожалуйста, о вашем фонде. — Прежде всего — это не фонд в классическом смысле. Стандартный инвестиционный фонд отличается тем, что сначала собираются деньги под команду, под определенный пайплайн, и дальше на усмотрение управляющей компании эти средства инвестируются в проекты. У нас же работа построена несколько по-иному. Во-первых, мы достаточно много инвестируем собственных средств. Есть проекты, в которые мы проинвестировали 100% собственных капиталов. Во-вторых, если мы ищем средства для private equity, то идем от инвестиционной идеи, в которую приглашаем инвесторов по модели клубных инвестиций. Соответственно, они получают алокацию в выбранную инвестиционную идею, а не в диверсифицированный портфель. — То есть они становятся инвесторами проекта, а не фонда? — Абсолютно точно. Вот в этом, я бы сказал, наше основное отличие от классических инвестиционных фондов, которые присутствуют на российском рынке. — Ваша компания давно существует? — Формально она действует с конца 2016 года, но, по сути, я этим занимаюсь с 2006 года, когда присоединился к UFG Wealth Management. Со временем я переместился из wealth management в другую нишу. Для этого следовало накопить собственный капитал. Когда у меня начали появляться первые инвестиционные идеи, я пошел к клиентам, которых знал, как говорится, 100 лет и которые мне полностью доверяли, в том числе свои капиталы. И первое, о чем они меня спросили: «А сколько ты туда инвестируешь своих денег?» Я понял, что без собственных инвестиций здесь нечего делать. На границе 2014‑2015 годов был реализован наш первый проект. Пытаясь привлечь инвестиции с рынка, мы говорили клиентам, что готовы проинвестировать 50% собственных средств. Но клиенты не верили, потому что wealth management и private equity — это разные бизнесы. Когда к человеку, который привык к wealth management, приходит, условно, владелец его family office и предлагает инвестировать во что-то в России, люди, конечно, конфузятся. Поэтому в первый проект мы вложили 100% собственных средств, четко понимая, что можем с ним сделать. Когда сделка произошла, то, во-первых, для меня это оказалось очень ценно с точки зрения самоутверждения, а во-вторых, это было важно для клиентов. Я показал: да, мы это смогли сделать, все наши планы не только подтвердились, но реальность оказалась даже лучше прогнозов. Я понял, что данным инвестиционным бизнесом нужно заниматься абсолютно отдельно от wealth management. Потому что люди, которые приходят за услугами независимого семейного офиса, не ожидают от тебя каких-то предложений по private equity. Это все равно, что вы пришли в private banking, а вам пытаются продать автомобиль. Вы говорите: «Я, наверное, пойду к автодилеру, ты-то мне здесь зачем нужен?» И я сначала приблизительно в такой ситуации оказался. Сейчас, например, есть проекты, в которые мы вкладываем 100% собственных средства, а потом говорим: «Вот мы вложили, вот где мы сейчас. Вы хотите поучаствовать?» — Но для инвестирования в «Аптечную сеть 36,6» вы все-таки создали фонд. Почему? — Прежде всего потому, что через фонд можно осуществить более масштабные проекты и в фонд я могу запустить других инвесторов, не теряя контроль. Поэтому сейчас инвестировать в проекты, которые, скорее всего, станем предлагать рынку, мы будем через фонды. При этом в некоторых проектах в публично доступных источниках информации в качестве управляющей компании указывается UFG Capital. В раскрытие попадает UFG Сapital потому, что это лицензированная в Европейском Союзе управляющая компания, и мы просто используем ее лицензию для того, чтобы вести деятельность фонда в соответствии с регуляторными требованиями. Но при этом инвестиции фондов компании Altus Capital к бизнесу UFG не имеют никакого отношения. «У нашей команды широкий кругозор» — Какая ваша специализация как инвесторов? — У нас достаточно сильная экспертиза в области финтеха. При этом я не могу сказать, что большая часть наших инвестиций находится в финтехе, поскольку мы идем от инвестиционной идеи. Опять же, если вы запускаете инвестиционный фонд, вам нужно определенное направление, потому что вы деньги собираете под пайплайн ваших проектов. Если вы отталкиваетесь от инвестиционной идеи, то вам нужна только уверенность в ее реализации. Под четкую стратегию вы можете привлекать инвестиции. Но мы намеренно развиваем экспертизу в финтехе, поскольку считаем, что это один из наиболее перспективных сегментов. Мы рассматриваем проекты не только в России, но и по всему миру. — Много уже проинвестировано? — На сегодняшний день у нас пять проектов в активной фазе. Состоялось два выхода. — Как устроена ваша воронка и велика ли она? — Я бы сказал, мы работаем стандартно для инвестиционных профессионалов, и отсев очень велик. Мы «пылесосим» рынок, дальше у нас есть первичный отбор, после этого наши аналитики погружаются в проект глубже. — То есть вам не приходится привлекать сторонних экспертов для оценки этих проектов? — Почему? Иногда, конечно, приходится — когда мы выходим на более продвинутую фазу, безусловно, встречаемся и с экспертами, и с участниками рынкам, и с конкурентами. Мы собираем всю информацию: одних открытых источников и внутренней экспертизы для этого недостаточно. — Сколько заявок вы «пылесосите»? — До рассмотрения доходят две-три заявки в месяц максимум. Входящий поток я бы даже не стал измерять, потому что поступает много заявок, но они через сито не проходят. — Какой ваш основной метод вхождения в проекты? Какую долю берете? — Очень по-разному. Но могу сказать, что мы должны учитывать апсайд (рост стоимости актива — ред.) и точно понимать, как до него добежать. И мы, конечно, должны представлять, в чем value в ситуации, когда мы заходим в проект. Наличие контроля или его отсутствие, блок/не блок — все зависит от такого понимания. — Какой, вам кажется, наиболее удачный проект из тех, который у вас сейчас есть, может, интересный, о котором стоило бы рассказать? — Я считаю, у нас все проекты интересные. Один, конечно, из самых масштабных и имеющих огромный потенциал роста, — вход в «Аптечную сеть 36,6». Считаю, он сейчас имеет широкую перспективу. Очень важно такой потенциал реализовать — и это нужно делать очень аккуратно, с учетом масштаба бизнеса, постоянно улучшая его операционную эффективность. — Как полагаете, что привносит в проекты ваше участие в управлении ими? — Тоже очень по-разному. У нашей команды очень широкий кругозор в разных дисциплинах, и мы, конечно, пытаемся, насколько это возможно, давать такие disruptive ideas (прорывные идеи — ред.), которые действительно должны значительно влиять на эффективность и стоимость бизнеса. Конечно, мы их идентифицируем до того, как принимаем решение о вхождении в проект. «Мы уже выстраиваем отношения с иностранными инвесторами» — На какой тип покупателя вы ориентируетесь при выходе? Спрашиваю, потому что вообще многие говорят, что проблемы инвестфондов в России — это отсутствие покупателей. — Вы знаете, у меня есть уверенность, которую, к сожалению, на сегодняшний момент не все разделяют. Я уверен, что иностранный капитал вернется на российский рынок, но, к сожалению, его не все дождутся. Наша компания — молодая, поэтому надеемся, что дождемся. Это, я бы сказал, наша стратегия: мы уже выстраиваем отношения с иностранными инвесторами, показываем им наши активы, заинтересовываем их, понимая при этом, что они не готовы инвестировать прямо сейчас. Эта работа началась достаточно давно; мы понимаем, что это длинные инвестиции с высоким потенциалом успешного входа в среднесрочной перспективе до пяти лет, и они вернутся. Ценность экспертизы нашей команды как раз состоит в том, чтобы объект инвестиций сделать более прозрачным, эффективным и понятным для иностранных инвесторов. — Когда вы говорите о прозрачности, означает ли это смену организационно-правовой формы проекта? Означает ли это, например, выход в иностранную юрисдикцию или преобразование в акционерное общество? — Необязательно. Мы против каких-то резких изменений вроде смены юрисдикции или IPO, так как зачастую для таких перемен бизнесу еще предстоит долгий путь в плане потенциала роста, который должен сформироваться и полностью раскрыться. Мы понимаем, что для прихода иностранного капитала потребуется время. Поэтому сейчас работаем над тем, чтобы совершенствовать свою эффективность, повышать доход на акцию. Это тот результат, которого мы стремимся достичь. — У нас почти близкий к нулевому темп роста экономики, и это означает, собственно, что средние темпы роста всех предприятий и проектов тоже такие в среднем по экономике. Куда же инвестировать, какой бы вы могли дать совет? То есть где искать те отрасли или, может быть, типы бизнеса, которые будут расти быстрее рынка? Где вы видите перспективы для инвестирования? — Давать советы профессиональному сообществу сложно, так как у каждой компании свой мандат и собственная стратегия. Наше видение рынка заключается в поиске уникальной ситуации, которая обладает потенциалом роста. Давать советы по инвестированию частным лицам — тоже не наш фокус. За этим нужно идти к профессиональным управляющим частным капиталом, обращаться в независимый семейный офис с хорошей экспертизой. Революция в пути — Можно конкретнее: какие отрасли или, может, какие направления вы считаете перспективными? — Мы, скорее, делаем ставки не на отрасли, а на отдельные проекты. Но, если хотите, именно отрасль, которая имеет огромный апсайд, — финтех. — Слово «финтех» стало хайповым на протяжении двух последних лет, все полагали, что возникнут небанковские технологические компании, которые создадут некие подобия банковских услуг, или они станут буферами между банком и клиентами, или даже самостоятельно, без банков, будут оказывать такие услуги. Что мы в итоге имеем? Разного рода платежные решения, платежные буферы, кое в чем государство помогло, создав условия для развития фискальных операторов, а в общем-то финтеховской революции не произошло. Что здесь есть интересного? Банки по-прежнему остаются главными игроками. — Мне кажется, она все-таки в пути — революция в области финтех. Посмотрите на темпы роста выдачи ипотеки у «Тинькоффа». Мне кажется, вы найдете ответ на свой вопрос. Я абсолютно уверен, что финтех — это то, что действительно может в сегодняшних условиях показать стремительный рост: просто за счет оптимизации стоимости на один и тот же продукт или сервис и за счет огромного масштаба деятельности. Беседовал Константин Фрумкин

Дмитрий Кленов: «Иностранный капитал вернется на российский рынок»
© Инвест-Форсайт