Гоша Куценко: Я на старости лет хочу двинуться в хип-хоп

В канун международного рок-фестиваля «Нашествие» корреспондент «Вечерней Москвы» встретился с Гошей Куценко - Заслуженным артистом Российской Федерации, актером театра и кино, сценаристом, продюсером и музыкантом. - Начнем сначала. Почему Вы Гоша? Вы же Юрий! - Имя Юрий мне дал отец, в честь Юрия Гагарина. Когда мама родила меня, отец был в служебной командировке, в Китае. Он в «оборонке» работал, был заместителем министра радиопромышленности УССР. Связи тогда с заграницей не было, 1967 год… Она не могла без папы принять решение. А заранее имя тоже не придумали, пол не родившегося ребенка, может быть, не определяли в то время. Так или иначе, я месяц «болтался» с «промежуточным» именем, она почему-то звала меня Гошей. Оно мне пригодилось позже, когда я поступал в театральное училище. Я букву «р» не выговаривал: «Юрррий». Надо было как-то «замаскироваться», я схитрил. А вот почему моя мама меня звала именно Гошей, я не понимаю. - Папа – радиотехник, мама – рентгенолог. Как Вас угораздило в артисты? - Они как-то расслабились. Перестройка отвлекла. Если бы не она, я думаю, у меня была бы совсем другая жизнь. Я, вернувшись из армии, все-таки окончил бы Львовский Политех, в котором не доучился, пошел бы по стопам отца. Я был веселый парень, дитя любви. Подросток в кассетах, пластинках, магнитофонными лентами. Чуть позже столкнулся с театром. Я был абсолютный дилетант в этой теме, просто влюбился в актрису. Она работала в театре Вахтангова. Чувства развернули меня в сторону поэзии, искусства. Это был абсолютно неожиданный, и, может быть, неестественный переход. Представьте, если бы, к примеру, Миша Ефремов, третье поколение в династии актеров, резко ушел в рабочие. Только наоборот. Наверное, это и называют «в семье не без урода». - Вы дружите с Ефремовым? - Да, дружу. Хотя мы совсем непохожи, разные с ним... - Вы известны как киноактер и играете на театральной сцене. Над чем сейчас работаете? - За театральный месяц я «отрабатываю» 10-15 вечеров, но это только часть жизни, она у меня перенасыщена. Я «самозанятый» - пишу, снимаю, придумываю. «Направляюсь» в сторону режиссуры и продюсирования. Моя последняя театральная работа – спектакль «Загадочные вариации» по пьесе Эрика-Эммануила Шмитта, который только «раскручивается». Мы трудимся с Владимиром Владимировичем Мирзоевым. Премьеры еще не было, я надеюсь, в сентябре или октябре мы ее сыграем. Это хулиганский спектакль, он отличается от классического «вахтанговского» прочтения Евгения Князева и Василия Ланового под названием «Посвящение Еве», с которым 20 лет знакома Москва. Еще сейчас я ставлю пьесу «Пробы» для трех актеров, и хочу сыграть в ней со своей старшей дочерью. А к зиме надеюсь выпустить пьесу, в которой буду играть алкоголика-ворчуна, провинциального актера. Вот это – мое, следите. Я надеюсь, всем, как и мне, понравится. Выпустим к зиме. - Что для вас театр? - Я не считаю себя театральным актером в чистом виде, хотя работаю в театре Моссовета. Я редко бываю на сборах труппы. Одной ногой я стою в кинематографе, другой в театре: «тяну шпагат». Я больше в антрепризе, так было всегда. Скорее всего, театр – следствие моего душевного авантюризма, для меня это – экспериментальная площадка. К примеру, есть Независимый Театральный Проект, и мне он близок именно независимостью. Двадцать лет мы экспериментировали с Виктором Шамировым - писали пьесы, играли, половину созданного отсняли в кино. Театр помогал мне в трудные годы зарабатывать средства к существованию, но антреприза для меня всегда была инструментом для проверки нашего материала, «разгонной площадкой» для кинематографа. - Что Вам сегодня нравится из того, что ставят в столичных театрах, а что не очень? - Я могу сказать, что происходит в моем театральном мире. Здесь я еще разбираюсь… Я заглядываю на спектакли друзей, но редко бываю на премьерах. Что касается современной подачи классики… Мы играли «Ревизора», который можно было узнать только по гоголевскому прекрасному тексту. Самое главное в театре – текст автора. Это самое сильное, он содержит шифр театрального искусства. - А если суть и смысл классического произведения тоже искажены? - Что касается «скандальных вещей», например, спектаклей Богомолова в МХТ Чехова… К этому у меня неоднозначное отношение. Мы с Шамировым когда-то давно поставили в Моссовете спектакль абсурда, тогда он соответствовал нашему возрасту и воззрениям. Это было что-то вроде «возраста полового созревания». Определенный выброс, гормоны, эмоциональный фон… Мне кажется, что театр может превращаться из академического в площадку лицедеев, и обратно. Это не страшно. Мне кажется, сегодня МХТ возвращается в колею МХАТа, становится театром традиционным, публика тоже станет меняться. - Вас не считаете, что сегодня меняется слишком многое? - Я отчасти консервативен, я ведь родом из СССР. Но я хочу сказать: в театре я приемлю любые формы, это территория искренности, поэтому я всегда с радостью меняю место, принимаю приглашения самых разных режиссеров. Это интересно! Действительно, какие-то вещи меня могут оттолкнуть. В постсоветские времена появились мастера, работы которых совсем не похожи на традиции сцен, для которых они что-то создают, «марка» не держится, все меняется. Может быть, это в какой-то мере отражение времени: «Не мы такие, жизнь такая!» Все меняется, все ускорилось. А может быть это – вопрос личный, с возрастом мы мыслим иначе. И от нашего восприятия попахивает мудростью, старостью и смертью. - Расскажите, пожалуйста, о своих детях. - Полине 23 года, она уже взрослый самостоятельный человек, актриса. У меня есть две маленькие дочки, Свете два годика, а Жене - пять. Я осваиваю новые роли, ныряю в отцовство. У меня в 50 лет началась жизнь, которая должна быть в 25 – 30 лет. У меня все, как у странного человека, перемешано. Я превратился в папу, и мир изменился. Мы с женой, Ириной, смотрим на них и фантазируем. Что будет с нами, с ними? Я даже бросил пить алкоголь. Надеюсь, это временно. Я стал заботлив и внимателен ко всем. Это отвратительно. Хочу, как раньше. А то – как Бармалей, который хочет юыть ужасным, но у него не получается. Я понимаю, что время стало бежать очень быстро. Будут ли они жить в мире искусства? Из актерских талантов у Жени пока только одно, она умеет громко орать. Еще она трусиха. Но у нее дар, громче, чем она, в бассейне никто не пищит. А Светлана – «анти-Женя», это двухлетний стоик, философ, прагматик. Она говорит длинными предложениями. Однажды я увидел, что она командует няней, и, что самое странное, няня ей подчинялась. Пришлось проводить воспитательные беседы. - О кино. Кого вам больше нравится играть, положительных или отрицательных героев? - Конечно, отрицательных! Меня почему-то все тащат в положительные роли. Мы начинаем снимать третий сезон сериала про скорую помощь. Я там играю такого положительного человека, что мне аж неловко. Каждый раз хочется сказать режиссеру: «Я недостоин!» А на другом канале продюсеры решили не давать мне роль негодяя, хотя изначально хотели. Они сказали, что люди будут меня ассоциировать с этим отвратительным гавнюком, и это мне это не нужно. Мне кажется, что в этом часть смысла актерской профессии, играя негодяя, испортить у зрителя мнение о настоящем себе. - Вы активны в политической области? Ищете себя? - Ксения Собчак задавала мне этот вопрос, когда я Сергея Семеновича Собянина поддержал в первый раз. Я был активен, но в конце концов я вообще ушел от политики. Я в последнее время даже не слежу специально, что творится на лоне демократии. Я не смотрю ужасные новости по телевидению, мне кажется, все в этом мире изжило себя. Человечество не придумало ничего хорошего за время своего существования. И либералы и консерваторы не сделали мир лучше. Все системы, способы и институты не оправданы. Ничто не может сделать человека счастливым, удовлетворить его чаяния, превратить в счастливого ребенка. Даже Сорос, якобы, создает организацию, чтобы уменьшить вмешательство США в дела остального мира, «пчелы против меда». Если я когда-нибудь захочу создать политическую партию, я назову ее «Партия Парадоксов». Я объединю в ней все мыслимые и немыслимые политические лозунги и людей насильно. Если честно, я – утопист. Для меня утопия – это красивый остров, подобие рая, «планета искусства». В юности я впитал принципы коммунизма. Хотелось честности и счастья для всех. Я даже коммунистом немного побыл, у меня партбилет с тех времен хранится. В 20 лет я был не подготовлен к развалу СССР, а потом вкусил, наверное, все соблазны. В 50 мне опять хочется справедливости. В этом интервью я отвечаю самому себе на важные вопросы. - Вы родились на Украине. Давно там были? - Я «не въездной», не могу поехать домой, я на «Миротворце». Я снимал в Сербии и в Крыму кино «Балканский рубеж», был продюсером картины… С каждой новой прожитой секундой жизни у меня появляются все новые вопросы о том, что происходит. Я с ужасом думаю, что, может быть, жизнь окончится, а я так и не увижу родные места. Страшная тема, не хочу ее касаться! Я не могу поехать на Украину и не еду на Донбасс. Я считаю, творческие люди должны занимать позицию мира. Хотя люди всегда почему-то стремятся к войне. Мне кажется, надо пытаться существовать на территории мира, пусть это и наивно. Знаете, какая у меня любимая песня? «Песня о Родине». Я пел ее на 9 мая в парке Зарядье. Недавно я выступал там со своей группой и с оркестром, работали тридцатиминутный сет на фоне Кремля, Красной площади. Это один из моих самых красивых вечеров. «Я прошу, хоть ненадолго, грусть моя, ты покинь меня! Облаком, сизым облаком ты полети к родному дому …» Великая песня. Я пою ее на рок-концертах, на реп-концертах, всегда. Таривердиев и Рождественский создали потрясающую вещь. - В недалеком будущем каким кино вы нас порадуете? - Следующий проект, который я собираюсь осуществить – «Карибский кризис». Он будет сделан к шестидесятилетию этих событий. У меня еще два года. В написании мощный материал, это будет «полный метр». Это будет кино про мир и за мир. Кино о нейтральных водах. Я его сниму с американскими партнерами. «Балканский рубеж» я делал шесть лет, и считаю его своей победой. Раньше я был скорее не продюсером, а «организатором» съёмок а здесь выступил полноценным настоящим продюсером, вкусил по полной производство большого кино. У меня не главная, но значимая роль в картине. Дальше хочу двигаться по пути продюсирования и авторства проектов. Мне нравится придумывать истории и воплощать их в жизнь. - Вы приехали сюда на раритетном автомобиле… - Это Шевроле-Черри, я его с ребятами недавно сделал. Хочу открыть автомобильное ателье по производству таких штучных «тачек». Это ведь красиво! Назову мастерскую «ГК», или «Гайка». Я еще «Запорожец» сделал, «ушастый», тюнинговый. Я ведь родом с Запорожья. Он безмятежно-голубого цвета, как мое детство. - Это все связано с музыкой? - Наверное, именно поэтому я занимаюсь музыкой. Исполнитель песен, я, наверное, так себе… Хотя играю в мюзиклах… Но я исполняю свои песни. Я – автор, и в театре и в кино. 21 июля мы с командой едем на «Нашествие», зажжем там с ребятами. Это уже традиция. Я рад, что в моем лице на сцену рок-фестиваля стали приглашать артистов, возможно, это я «продавил» десять лет назад. Гордо установил знамя поющих актеров, это отдельная территория, я рад, что много моих друзей поют. Это и Женя Цыганов, и Оскар Кучера, Александр Устюгов, многие выступают со своими группами, организовали «бэнды»… Кто-то читает рэп – это вообще наследие актерское. Я на старости лет хочу двинуться в хип-хоп, в ноябре выпускаю пластинку «Слова под музыку», это лирика. Наверное, я никогда не овладею рэпом как искусством в чистом виде. Для этого надо быть негром или ростовчанином хотя бы в душе. Некоторые парни из Ростова так читают… Но меня выручает актерский подход, я «был» ментом, врачом, когда-нибудь я сыграю рэпера, музыканта. - В сети обсуждают Ваше фото из instagram. Вы с огромной рыбиной, на лодке – чернокожие. На самом деле, кто рыбу поймал? И как Вы отдыхаете? - Конечно, не я. Откуда у меня? Поймали рыбаки, а я просто с нею «сфотался». Отдыхали несколько дней, на островах в океане. У меня два типа отдыха, пьяный и трезвый. Сейчас я не пью долгие месяцы. Я отдыхаю с семьей, в Подмосковье. Люблю воду, учу дочек плавать в бассейне. - О чем Вы мечтаете? - Я мечтаю приехать с дочками на свою родину, Украину, показать места, где я родился и вырос. Это будет максимальное счастье, привезти их в детском возрасте туда где прошло мое детство. Наверное, это мечта любого родителя – пройти по местам своего детства. Это будут самые счастливые моменты моей жизни. - Дома готовите Вы? - Нет! Я вообще на кухне полный идиот. Единственное, что могу – семечки белые в микроволновке. И кукурузу сварить. Но ем часто недоваренную, потому что очень тороплюсь всегда. Люблю запах кукурузы! - Вы создали фонд «Шаг вместе», помогаете детям. Почему? - Нас когда-то учили в театральном институте, что человек должен петь на сцене, когда у него кончаются слова. Мы должны помогать другим, когда внутри что-то кончается. Например – терпение. - Ваши ближайшие планы? - 20 июля я выступаю на фестивале в Астрахани, он проводится в поддержку «редких» больных. Увы, еще существуют болезни, которые в России не лечатся. А 21 июля я – на «Нашествии», в Большом Завидово. Я сказал про то, что счастье – это побывать с детьми на родине. Есть еще маленькое счастье. Выйти на сцену большого фестиваля, увидеть, почувствовать, что тебя слушает огромная толпа. В эти моменты я превращаюсь в музыканта, и это – тоже счастье. - Что Вы пожелаете читателям «Вечерки»? - Вечер – это маленький итог жизни. Кто знает, как дальше сложится? Вечер может быть последним. Я желаю, чтобы каждый вечер мы проживали как последний. Пусть он будет хороший, пусть нас не терзают плохие вести, пусть вечерние новости будут добрыми и светлыми. Читайте также: Сергей Галанин: Назвать мою жизнь здоровой язык не поворачивается