Справившая в этом году столетний юбилей Анна Панкратова никогда звёзд с неба не хватала, за славой не гонялась, в начальники не пробивалась. Жила скромно, испытала голод, холод и разруху, трудилась от зари до зари. Она не понимает, почему нынешнее поколение ноет и жалуется на жизнь. В интервью «АиФ-Уфа» Анна Федоровна поделилась своими наблюдениями. Война, будь она проклята Гюзель Ибрагимова, «АиФ-Башкортостан»: Анна Фёдоровна, о чём мечтали в детстве? Анна Панкратова: Образование у меня – четыре с половиной класса – в нашей деревне Поступалово была школа. В пятый пошла в Охлебинино, это от нас 18 километров. Жили на квартирах. В субботу возвращаемся пешком – промокшие, грязные или в снегу по колено, бегая от волков, а в воскресенье с продуктами топаем обратно. Ползимы так проучились, жутко переболели, а после Нового года просто не пошли на занятия. Работницей на поле работала, в колхозе помогала... О чём я могла мечтать, безграмотная деревенская девчонка в лаптях и перешитом старом платье? Честной надо быть – это я знала крепко. – А с будущим мужем как познакомились? – Я в деревне жила, он на соседнем хуторе. Приходил к нам. Вечером в выходные гуляли, в будни – все работали. Мы даже не думали, что поженимся, но пришёл, посватал, я и пошла. Конечно, нравились друг другу. Потом все говорили, что он на политика Сергея Ястржембского похож, по которому в девяностые вся страна сохла. Вот и Миша мой тоже видный парень был. Поженились в 36-м, а через два года дочь Валя родилась. 6 июня 1941-го он и ещё семь человек из деревни уехали на военные сборы, а 22-го война началась. Радио даже в правлении колхоза не было, но страшная весть тогда мигом по стране пронеслась. Конечно, мы все ужасно испугались! Стали забирать наших мужчин. Провожаем их, вдоволь наревёмся и бредём в поле. Работаем и воем, работаем и воем. – Как жили во время войны? – В деревне ни у кого ничего нет, голодные, холодные, сколько мы леса и травы тогда съели! Кто скотину держал, смог прокормить детей и выжить. Днём – в поле и колхозе, ночью – на своём огороде. Свекровь копала картошку большим и длинным ножом – держать лопату не было сил. А мы вечером придём с золовкой и убираем то, что она смогла накопать. В семьях по 5-8 детей было. Кто семечки продавал, кто табак или молоко. Только на базар не наездишься. Выживали как могли, многие пухли от голода. Я трудилась и дояркой, и свинаркой. Старики учили в поле сеять зерно старинным способом. Никакой техники не было, всё вручную. Траву косили, сено убирали. Избы на замок не запирали – воровства не было, даже дети, падающие в голодный обморок... Всё, что производили и выращивали в колхозе, уходило государству. Картошку и зерно на семена только оставляли. Всех держали в ежовых рукавицах: идём с работы, стоит охрана – проверяют, что с поля несём, а найдут хоть три колоска – год лагерей. Война, будь она проклята. Но никто руки не опустил, с горя не повесился, ребятишек поднимали, из них редко кто тогда умер. Обыкновенные деревенские бабы, а столько всего вынесли, человеческих качеств не растеряли. Похоронок много было, и ни одна из нас с горя не спилась и не опустилась. А в лихие девяностые сколько мужиков по стране повесилось, когда фирмы свои потеряли? 20 рублей пенсии – С фронта возвращались? – Кто из нашей деревни на войну ушёл, ни один не вернулся. Два старика осталось. Миша воевал в 21-м стрелковом полку. За всю войну одно письмо – «Дошли до Смоленска». А тут в сельсовет позвали. Не помню, как три километра пробежала... Вручили похоронку. С женщиной, председателем сельсовета, наревелись, а вернулась домой, и уже втроём со свекровью и золовкой выли белугами. – Как победу встретили? – Все обнимались, плакали. Это был самый счастливый день! Стали поднимать колхоз. Как же нам было тяжело! Кто через это не прошёл, никогда нас не поймёт... Из какого города уже не помню, письмо из госпиталя пришло, что муж мой жив, лежит там раненый. И в июне 45-го мой Мишенька вернулся. Тогда была великая радость, и словами её не передать! Но где служил, как воевал, что видел и пережил, никогда не рассказывал. Дочь и внуки потом теребили, всё пытались выспросить. Молчал. Вроде, будучи уже в освобождённой Европе, получил ранение в ногу. – Как вы жили после войны? – Хозяйство восстанавливали с вдовами и подростками. Выкарабкивались, как могли. Государство ничем не помогало. В 1947 году с мужем продали дом и купили частный в Уфе, на Радищева. Жилось плохо, ничего не было. Ночью приедёт повозка с хлебом, дрались в очередях, а в магазинах витрины выносили. Кто умел по головам ходить, тот и добывал пропитание. В 49-м устроилась на «Башкондитер», ныне витаминный завод. Только при Брежневе ожили, при Хрущёве страдали. С продуктами стало легче: мясо за 2 рубля, колбаса «Московская», самая дорогая, по четыре. Столько же в день я зарабатывала, сколачивая ящики для карамели, пряников и драже. Вся жизнь моя прошла там, вплоть до пенсии, до 1979-го, правда, я ещё шесть лет проработала гардеробщицей в больнице. В 1982 году перестала работать – нянчилась с внучкой. Муж тоже устраивался на «витаминку», но ранение дало о себе знать, пенсия – 20 рублей. Правда, во время перестройки, когда полки в магазинах были пустыми, он весь день по городу доставал колбасу и пельмени: участнику войны отпускали без очереди. Семья была сыта. Слабаки вы! – Как думаете, нынешнее поколение может такое вынести? – Таких, как мы, больше нет. Никто так работать не будет. И семьи наши крепче были. Не ныли и не жаловались на жизнь, а всё стойко переносили. Наверное, поэтому мне Бог столько лет жизни дал. А заставьте сейчас 20-летних парней поехать в колхоз на картошку, они вам вмиг справку «нарисуют». Даже от армии бегают – не мужики, а стыдоба одна. Как говорит внучка, одни понты корявые, откуда у них патриотизм? А 25-летняя молодуха не знает, как пуговицу пришить и с какого конца лук-севок в землю втыкать. Семьи распадаются, не успев создаться. Мужья пьют, якобы с устатку после рабочих будней. С чего он устал? В компьютер целыми днями пялиться или на автобусе по хорошим дорогам возить? Он что, окопы рыл или партизаном трое суток в снегу в засаде лежал? Страшно за Родину, будут ли за неё сражаться... – Анна Фёдоровна, что считаете главным в своей жизни? – Когда муж с войны вернулся и стали рождаться внуки и правнуки. – На жизнь хватает? – Пенсия моя 12 тысяч плюс надбавки. Раньше получала 75,5 рубля. Это за 50 лет трудового стажа, за работу в тылу. Не скрою, обида на государство есть, оно ничем не помогло. Правда, моим подружкам-вдовам, кто по восемь ребятишек поднимал, 10 метров ситца выделяло, за ним они в Миасс на перекладных ездили. А нам через 40 лет после войны дали квартиру в Сипайлово. И на том спасибо. Дело было в 85-м, тогда же и перестройка началась, ещё чуть-чуть – и на улице оказались бы. Уверена, никто б не помог, до сих пор не все ветераны жильё получили, больше 70 лет прошло, между прочим. Администрация города на моё 95-летие подарила плед и хризантемы, на 100 лет – чайный сервис. Из собеса никто не приходит. Но вы не волнуйтесь, живу спокойно, ем свой хлеб, я его заработала. За мной ухаживают дети и внуки, они у меня хорошими людьми выросли, работящие, молодёжь с высшим образованием, праправнучка книжки вслух на английском читает и мне тут же на русский переводит. Правда, много уходит на лекарства. На похороны отложено, да и ладно. Телевизор не смотрю: два года как ослепла. Радио слушаю, всех знаю – и политиков, и артистов, и спортсменов. Только говорливых много, а дел хороших нет.
