"Не спеши, подумай". Рассказ Брэдбери из сборника о летчиках, спасавших жизни

Один из мастеров современной прозы, король ужасов Стивен Кинг боится летать. В одном из своих интервью он поделился размышлениями о страхе: именно он, по его словам, не дает самолетам падать. Возможно, именно для того, чтобы побороть этот страх, писатель решил встретиться с ним лицом к лицу на своей профессиональной территории. Вместе со своим другом Бевом Винсентом он выпускает сборник рассказов "Летать или бояться" (в России он выходит в редакции АСТ), где под одной обложкой встретились тексты самых разных авторов о полетах, самолетах, летчиках. Это истории от Артура Конана Дойля, Роальда Даля, Майкла Льюиса и многих других. Рассказ самого Кинга — об эксперте по турбулентности Крэйге Диксоне, который безумно боится летать, но вынужден это делать: на борту он выполняет самую важную миссию, спасая жизни всех остальных участников рейса. В антологию также вошел рассказ Рэя Брэдбери "Летающая машина". Писатель описывает случай, который произошел в глубокой древности и напоминает греческий миф об Икаре, пытавшемся взлететь к солнцу. Этот же рассказ — о китайском императоре, который столкнулся с человеком, сумевшим подняться в небо. Неоднозначные строки заставляют задуматься о красоте прогресса, гениях современности и бремени власти. Году в четырехсотом от Рождества Христова император Юань сидел на своем троне за Великой Китайской стеной, и земли его зеленели, орошаемые дождями, готовящиеся к жатве, и мир царил на них, и люди были не то чтобы слишком счастливы, но и не слишком несчастны. Рано утром первого дня первой недели второго месяца нового года император Юань неспешно пил чай, обмахиваясь веером под теплым ветерком, когда по красно-синим плиткам садовой дорожки прибежал слуга с криками: — О, император, император, чудо! — Да, — сказал император, — воздух нынче утром сладок. — Нет, нет, чудо! — быстро кланяясь, повторил слуга. — И этот чай приятен на вкус, конечно же, это чудо. — Нет, нет, ваше величество. — Ну, тогда дай догадаюсь: солнце встало, и на нас снизошел новый день. Или море синее. Сейчас это самое прекрасное из всех чудес. — Ваше величество, человек летает! — Что? — Веер замер в руке императора. — Я видел его в воздухе, человека, летящего на крыльях. Я услышал Голос, нисходящий с неба, и когда поднял голову, он был там — дракон, летящий в небесах, держа в зубах человека, дракон из бумаги и бамбука, раскрашенный в цвета солнца и травы. — Сейчас очень рано, — сказал император, — ты, видно, еще не совсем очнулся ото сна. — Да, сейчас рано, но я видел то, что видел! Пойдемте, и вы тоже это увидите. — Присядь здесь, рядом со мной, — сказал император. — Выпей чаю. Если это правда, то действительно странно — увидеть, как человек летает. Не спеши, подумай, мне тоже нужно время, чтобы подготовиться к такому зрелищу. Они выпили чаю. — Прошу вас, — сказал наконец слуга, — пойдемте, а то он исчезнет. Они углубились в сад, пересекли луг, поросший травой, проследовали по маленькому мостику, прошли через рощицу и поднялись на невысокий холм. — Вот! — воскликнул слуга. Император посмотрел в небо. И там, в небе, так высоко, что голос его едва достигал земли, летел человек; он был обернут в ярко раскрашенную бумагу и по бокам его, образуя крылья, простирались бамбуковые рейки, на которые тоже была натянута бумага, а позади виднелся красивый желтый хвост, и человек парил в небе, словно птица в своей птичьей вселенной, словно новый дракон в стране древних драконов. С высоты, овеваемой прохладными утренними ветрами, человек крикнул им: — Я лечу, я лечу! Слуга помахал ему рукой. — Да, да! Император Юань не шелохнулся. Он посмотрел на Великую Китайскую стену, начавшую проступать из тумана, окутывавшего дальние зеленые холмы, на эту великолепную каменную змею, которая, извиваясь, величественно ползла через всю землю. На эту чудесную стену, которая с незапамятных времен защищала их от вражеских орд и хранила для них мир несчетное количество лет. Он увидел город, приютившийся в излучине реки, и дорогу, и холм — все начинало просыпаться. — Скажи мне, — обратился к слуге император, — кто-нибудь еще видел летающего человека? — Нет, только я, ваше величество, — ответил слуга, улыбаясь небу и маша рукой. Император еще с минуту смотрел на небо, а потом сказал: — Позови его, пусть спустится ко мне. — Эй, спускайся, спускайся, император хочет тебя видеть! — закричал слуга, приставив ко рту сложенные чашечкой ладони. Пока летающий человек, планируя на утреннем ветерке, спускался на землю, император осмотрелся вокруг. Он увидел крестьянина, спозаранку вышедшего в поле и тоже глядевшего в небо, и запомнил, где тот стоял. Летающий человек приземлился в солнечном ореоле, шурша бумагой и бамбуковыми рейками. Неуклюже из-за своей громоздкой оснастки, но горделиво он подошел к императору и поклонился старику. — Что ты сделал? — требовательно спросил император. — Я пролетел по небу, ваше величество, — ответил мужчина. — Что ты сделал? — снова спросил император. — Я же вам только что сказал! — воскликнул тот. — Ты вовсе не ответил на мой вопрос. — Император протянул руку и коснулся красивой бумаги и птичьего хвоста летающей машины. От них веяло прохладой. — Разве она не прекрасна, ваше величество? — Да, слишком прекрасна. — Она — единственная в мире! — улыбнулся мужчина. — И я — ее создатель. — Единственная в мире? — Клянусь вам! — А кто еще знает о ней? — Никто. Даже моя жена, которая считает, что я сошел с ума, перегревшись на солнце. Она думала, что я строю воздушного змея. А я встал среди ночи и пошел к дальним утесам. И когда подули утренние ветерки и забрезжил рассвет, я собрал все свое мужество, ваше величество, и прыгнул с утеса. И полетел! Но моя жена об этом ничего не знает. — Оно для нее и лучше, — сказал император. — Пойдем. Они прошли обратно до большого дома. Теперь солнце уже светило вовсю, и от травы шел освежающий аромат. Император, слуга и летчик задержались в огромном саду. Император хлопнул в ладоши. — Эй, стража! Тут же прибежали стражники. — Возьмите этого человека. — Стражники схватили его. — Позовите палача, — приказал император. — В чем дело?! — закричал мужчина. — Что я сделал? — Он расплакался, его прекрасный бумажный аппарат зашелестел. — Вот человек, который соорудил некую машину, — сказал император, — и он спрашивает у нас, что он создал. Сам он этого не знает. Ему был важен сам процесс творения, без понимания, зачем он это делает и на что окажется способно его изобретение. Прибежал палач с острой серебряной секирой и встал на изготовку, держа ее в обнаженных руках с неимоверно вздутыми мускулами, — его лицо скрывала белая маска безмятежности. — Одну минуту, — сказал император. Он повернулся к ближайшему столу, на котором стояло сооружение, сделанное им самим. Он снял с шеи цепочку с крохотным золотым ключиком, вставил ключик в такое же крохотное отверстие хрупкой конструкции и повернул его. Машина ожила. Она представляла собой сад из металла и драгоценных камней. Приведенные в движение птицы запели в карликовых металлических деревьях, волки стали рыскать в миниатюрных рощах, малюсенькие люди выбегали на солнце и убегали в тень, обмахиваясь игрушечными веерами и, стоя у неправдоподобно маленьких, но действующих фонтанчиков, слушали пение крошечных изумрудных пташек. — Разве это не красиво? — сказал император. — Если бы меня спросили, что я сделал, я бы мог четко ответить: я создал поющих птиц, шелестящие деревья, я заставил человечков гулять в этом саду, наслаждаясь листвой, тенью и пеньем птиц. Вот что сделал я. — О, император! — упав на колени и рыдая, взмолился авиатор; слезы катились по его лицу. — Я ведь тоже сделал нечто подобное! Я нашел красоту. Я летел вместе с утренним ветром, глядя вниз, на спящие дома и сады, вдыхая запах моря, я даже видел его за холмами со своей высоты. Я парил, как птица. О, я не могу выразить словами, как красиво там, наверху, в небе, когда ветер обдувает тебя и несет, как перышко, гонимое взмахами веера. А как пахнет утреннее небо! И каким свободным чувствуешь себя там! Это так красиво, император, это тоже красота! — Да, — печально согласился император, — знаю, должно быть, так и есть. Потому что я чувствовал, как мое сердце летит по воздуху вместе с тобой, и спрашивал себя: "Каково это? Какие ощущения испытываешь там, в вышине? Как выглядят дальние озера с такой высоты? А мои дома и слуги? Как муравьи? А далекие города, еще не проснувшиеся?" — Тогда отпустите меня! — Но бывают времена, — еще печальнее продолжил император, — когда необходимо отказаться от толики новой красоты, чтобы сберечь ту красоту, которая уже есть. Тебя-то самого я не боюсь, но я боюсь другого человека. — Какого человека? — Того, другого, который, глядя на тебя, построит такую же машину, как эта, из бамбука и цветной бумаги. Но у этого другого человека будет злобное лицо и злобное сердце, и от красоты ничего не останется. Вот этого человека я боюсь. — Но почему? Почему? — Кто поручится, что когда-нибудь такой человек, в таком же аппарате из бумаги и бамбука, не пролетит в небе над нами и не сбросит огромные камни на Великую Китайскую стену? — ответил император. Никто не шелохнулся и не произнес ни слова. — Отрубите ему голову, — сказал император. Палач занес свою серебряную секиру. — Сожгите воздушного змея и тело его изобретателя и захороните их прах вместе, — велел император. Слуги выступили вперед, чтобы исполнить повеление.