Триумф Apple, мода на уродство и хрущевки — новая книга дизайнера Стефана Загмайстера «О красоте»

Один из самых известных дизайнеров в мире Стефан Загмайстер, поработавший с группами The Rolling Stones и Aerosmith, написал ультимативный гид о красоте в современном мире. Издательство «Манн, Иванов и Фербер» подготовило русскоязычную версию книги, которая скоро выйдет в свет. «Собака.ru» получила эксклюзивный отрывок — о том, как жители хрущевок сопротивлялись функционализму в интерьере, почему ампирное сталинское метро лучше минималистичного и почему мода на уродство — временное явление. Триумф айфона На конференциях по дизайну спикеры очень часто разглагольствуют о том или ином важном принципе, приводя в пример продукцию компании Apple. Если честно, это надоедает. Именно поэтому мы с некоторой опаской беремся рассказать об истории компании Apple в подтверждение наших взглядов на важность красоты. Красота заботила Стива Джобса всю жизнь. Разрабатывая свои невероятно крутые продукты, он явно придерживался мнения, что красота не менее важна, чем функциональность. Вот как писал о Джобсе журналист Паскаль-Эммануэль Гобри: «Можно сказать с уверенностью, что на протяжении всей своей карьеры Стив Джобс с неослабевающим упорством добивался того, чтобы обычные предметы, окружающие нас в повседневной жизни, были бы не только эффективными и полезными, но также красивыми. И миллионы людей подтвердили свое согласие с ним, голосуя кошельком». Сегодня нет смартфона, который не был бы сделан по образу и подобию айфона — самого влиятельного артефакта в мире дизайна последнего десятилетия. Успех айфона объясняется тысячей последовательных решений, многие из которых связаны с эстетикой. На конференции в калифорнийском Центре искусств Стефан беседовал с Джонатаном Айвом, главным директором по дизайну компании Apple. Айв вспомнил, как создавался монитор для iMac. В то время продукцию Apple производили в Китае, и местный производитель посчитал невозможным изготовить монитор как монолит, предложив вместо этого конструкцию из двух деталей с тонким швом. Шов располагался бы позади экрана, и большинство пользователей его бы даже не заметили. Но Айву шов показался некрасивым; он надавил на китайцев, и те отказались сотрудничать. Тогда Айв предложил руководству Apple найти нового производителя. Представляете, какое значение нужно придавать внешнему виду продукта, чтобы согласиться с предложением Айва? Для директора публичной компьютерной компании создание нового продукта обычно связано с огромным стрессом, конкуренция огромна, все стремятся как можно быстрее вывести инновации на рынок. И в таких условиях Айв требовал, чтобы компания нашла и наняла нового производителя из Китая просто потому, что ему не понравилось, как выглядит шов позади монитора. Речь шла о контракте на производство миллионов компьютеров, для которых понадобилось бы внедрить новую систему контроля надежности и качества. Все возникающие вопросы пришлось бы решать быстро и с новым, незнакомым партнером. Но Джобс согласился с Айвом. Apple сменила производителя, и мониторы iMac пошли в производство без шва. Apple — одна из немногих гигантских компаний по производству потребительских продуктов, которая в полной мере понимает важность ритуала распаковки нового товара. В этом они ориентируются на многовековую японскую культуру дизайна упаковки. Ко- манда дизайнеров Apple тщательно проду- мывает каждый упаковочный слой, который потребитель снимет или развернет с любовью, аккуратностью и полным сосредоточением. Разумеется, единственной функцией упаковочных слоев является обеспечение сохранности товара при доставке. Но дизайнеры Apple наделили процесс распаковки еще одной важнейшей функцией: он приносит радость. Однообразие, функционализм, хрущевка К 1950-м годам увлечение архитекторов-модернистов функциональностью превратилось в чистый экономический функционализм, не только сомнительный по форме, но, как ни парадоксально, не выполняющий свою основную функцию. Проще говоря, течение даже не оправдывало свое название. Жилые массивы оказались непригодны для проживания людей, потому что люди не хотели там жить. В районах массовой застройки повышался уровень преступности, и количество пустовавших квартир росло. Через два-три десятка лет многие эти здания пришлось снести — взорвать динамитом. В Советском Союзе тем временем открылись фабрики, где производились блоки для строительства жилых домов. Однотипные дома возводились по всему СССР и поставлялись в дружественные государства Европы, Азии и Южной Америки. Во второй половине XX века по такой системе было наспех построено более 170 миллионов квартир по всему миру. Если предположить, что в каждой такой квартире жила семья из трех-четырех человек, получится более полумиллиарда людей. В 1975 году население планеты составляло четыре миллиарда, значит, каждый восьмой человек на нашей планете жил в «хрущевке»! В 1975 году население планеты составляло четыре миллиарда, значит, каждый восьмой человек на нашей планете жил в «хрущевке»! Большинство этих людей всеми силами пытались изгнать модернизм из своих квартир, украшая их занавесочками, салфеточками и безделушками, окрашивая стены в яркие цвета и что есть мочи борясь с замыслом архитекторов. Некоторые историки даже считают, что такие жизненные условия стали причиной падения коммунистического режима. В прошлом представители разных культур развивали собственные архитектурные стили под влиянием архитектурного наследия, особенностей географии и климата. Интернациональный стиль (термин придумали кураторы нью-йоркского Музея современного искусства Генри-Рассел Хичкок и Филлип Джонсон) заменил все это разнообразие бетонной коробкой. В последующие десятилетия однообразие стало намеренным и распространилось по миру. Независимо от климата и культуры, всем доставалась коробка. Крыши, которые некогда делали покатыми, чтобы не накапливался снег во время сильных снегопадов, теперь были плоскими, и их требовалось чистить вручную. Окна, некогда небольшие и расположенные стратегически, чтобы задерживать прохладный ветерок жарким летом, заменили остекленными фасадами, и понадобилась система искусственного охлаждения воздуха. Неважно, в каких погодных условиях вам приходилось жить, в жарком Дубае или в холодном заснеженном Анкоридже. В стенах, раскаленных песчаными бурями или изрядно заледенелых, вы получали один и тот же дизайн. Самое широкое распространение интернациональный стиль имел в Германии. Во время Второй мировой войны здесь было уничтожено очень много зданий, возникла отчаянная необходимость в жилой застройке. Нам кажется, интернациональный стиль пользовался такой популярностью в Германии отчасти потому, что его основатели придерживались левых политических взглядов. Это стало необходимой передышкой от фашистской идеологии тоталитарного нацистского режима. Вместе с тем Ле Корбюзье был городским архитектором при режиме Виши во Франции, то есть работал на ставленников Гитлера во время фашистской оккупации. Мис ван дер Роэ участвовал в конкурсе на лучший дизайн павильона Германии на Международной выставке в Брюсселе, а на первых его набросках для павильона развевались флаги со свастикой. Что до архитектора Баухауса Фрица Эртля, тот вовсе создал плевок функционализма в лицо человечеству — спроектировал бараки в Освенциме, последнее пристанище тысяч людей, размещенных там наиболее «эффективным» образом, как мы уже говорили, сам термин «интернациональный стиль» возник в новом архитектурном отделении MоMA, основатель которого Джонсон симпатизировал нацистам. Московское и мюнхенское метро — что функциональнее? Одинаковость более функциональна? Попробуем ответить на этот вопрос на примере метрополитена. Возьмем за образец мюнхенское метро, хотя с таким же успехом на его месте может быть любое метро, построенное во второй половине XX века. В метрополитене обычно используется система цветового кодирования и узкий набор формальных параметров. У каждой линии свой цвет, так их различают, все значки на линии тоже имеют этот цвет, и каждая станция маркируется в цвет своей линии. Таким образом, когда мы садимся на одной станции и выходим на другой станции той же линии, мы остаемся в рамках единой визуальной системы. Раньше нам казалось, что именно универсальная стратегия дизайна — эта одинаковость — позволяет добраться из точки А в точку B наиболее эффективно. Мы думали так до тех пор, пока не побывали в Москве. В московском метро каждая станция уникальна. Станции отделаны разными цветами, разными материалами с уникальной поверхностью и рисунком, у них совершенно разная структура и архитектурный стиль. В московском метро можно сколько угодно смотреть в телефон, читать книжки или просто мечтать и при этом интуитивно понимать, что ты прибыл на нужную станцию. Не надо щуриться, пытаясь прочесть за колонной фрагмент названия станции, на- писанный шрифтом Helvetica. Все ясно и так. Московское метро однозначно более функционально. Мы также заметили, что на каждой станции метро из вагона выходят люди, фотографируют станцию и едут дальше. Этот ритуал можно увидеть на всех центральных станциях. Московское метро — настоящая туристическая достопримечательность. В Мюнхене метро не фотографировали! Современное искусство против эстетики Мир искусства, чье спокойствие нарушил писсуар Дюшана, захватили кубисты, экспрессионисты и футуристы — представители художественных течений, уделявших много внимания формальному выражению. Знаме- нитый манифест футуристов гласил: «Мы утверждаем, что великолепие мира обогатилось новой красотой — красотой скорости. Гоночная машина... прекраснее, чем статуя Ники Самофракийской». В 1960-е Энди Уорхол, прежде работавший только в рекламе, начал писать картины, создавать скульптуры и другие произведения искусства. Уорхол вдохновил художников снести барьеры между двумя креативными жанрами — коммерческим и изящным искусством. Он постоянно изобретал новые способы противодействия доминирующему течению того времени — абстрактному экспрессионизму. Всем заправляли одержимые формой маскулинные типы, которых Уорхол, мягко говоря, недолюбливал. Он заявлял, что красоту можно найти только в предметах коммерческого назначения: «Самая красивая вещь в Токио — “Макдоналдс“. Самая красивая вещь в Стокгольме — “Макдоналдс“. Самая красивая вещь во Флоренции — “Макдоналдс“. В Пекине и Москве пока нет ничего красивого». «Самая красивая вещь в Токио — “Макдоналдс“. Самая красивая вещь в Стокгольме — “Макдоналдс“. Самая красивая вещь во Флоренции — “Макдоналдс“. В Пекине и Москве пока нет ничего красивого». На выставке 1964 года Уорхол представил муляжи нескольких упаковок известных продуктов: кукурузных хлопьев Kellogg’s, консервированных персиков DelMonte, кетчупа Heinz, томатного супа Campbell’s, яблочного сока Mott’s и губок для мытья посуды Brillo. Самой знаменитой его скульптурой и иконой поп-арта в итоге стала упаковка Brillo. Возможно, это связано с тем, что дизайн для нее разработал Джеймс Харви — один из тех художников, над которыми насмехался Уорхол. Как у большинства абстрактных экспрессионистов того времени, доход Харви от продажи картин был крайне нерегулярным, поэтому он брал заказы. Чтобы свести концы с концами, Харви согласился создать упаковку для компании — производителя губок. Так что красота тут была ни при чем — напротив, Уорхол намеренно удалил ее из поля зрения, но она нашла способ пробраться обратно в историю искусства. У современных художников «красота» и вовсе считается ругательством. В иерархии она находится даже ниже китча, приемлемого в качестве саркастической позиции. Прибегая к китчу, мы дистанционируемся от красоты и становимся циниками. Нам не нужно быть искренними. Мы всячески поддерживаем любые стратегии, привнесенные в искусство в XX веке, в том числе китч, шок и прославление отвратительного. Но со дня, когда Дюшан представил свой писсуар, прошло сто лет. Не пора ли вернуть в искусство красоту? Мода: последний оплот красоты Пожалуй, единственная сфера прикладного искусства, которую никогда не покидала красота, оставаясь важной целью дизайнеров на протяжении всего XX века, — это мода (и дизайн ювелирных украшений: сплошь форма и никакой функции). От Коко Шанель до Кристиана Диора, от Ива Сен-Лорана до Ирис ван Херпен, для топовых дизайнеров модной одежды красота всегда имела значение и распространялась на все ими созданное: линии от кутюр и прет-а-порте, упаковку духов и парфюмерии, постановку модных показов. Самым запоминающимся примером этого стала наша любимая выставка, посвященная моде, — великолепная Manus × Machina в Метрополитен-музее в Нью-Йорке в 2016 году. Хотя основным замыслом выставки было сравнение одежды, сделанной вручную и произведенной фабричным способом, любой из более чем 170 экспонатов мог послужить аргументом в защиту важности красоты в повседневной жизни. Красотой можно поступиться, когда речь идет о городах и домах, в которых мы живем, но когда дело доходит до одежды, которую мы носим так близко к коже, многим важно, чтобы форма была красивой. Функционалисты неоднократно пытались воздействовать на моду, и каждый раз женщины отказывались носить их серые робы. Влияние интернационального стиля на модный дизайн ощущается в работе таких дизайнеров, как Джил Сандер и Раф Симонс, однако многие потребители отвергают идейную подоплеку этого стиля. Мы соглашаемся жить в городах, спланированных модернистами, в зданиях, построенных модернистами, но в одежде тяга человека к индивидуальному самовыражению и украшению себя обычно перевешивает. Возможно, именно поэтому так популярны профили Instagram о моде. В соцсети, созданной для того, чтобы делиться визуальным контентом, у дизайнеров модной одежды Стефано Риччи и Стефано Габбана миллионы подписчиков, архитекторы и дизайнеры продуктов сильно от них отстают. Среди крупных медиаплатформ Instagram больше всех завязан на эстетике. (Facebook — на социальных связях, в Snapchat контент пропадает слишком быстро, чтобы его форма кого-то заботила.) Не всё, что мы лайкаем в Instagram, красиво, не все пытаются делать красивый контент — там сколько угоднуспешных профилей с дурацкими фотографиями и видео собак и кошек. Тем не менее в основе этой сети — визуальное восприятие. Мы не считаем Instagram стопроцентно позитивным ресурсом. Это очень вычищенное отображение жизни. Instagram начинался с идеи честного обмена повседневными картинками с людьми, которые нам нравятся, но постепенно превратился в платформу, представляющую идеализированный взгляд на реальность. Пользование этой соцсетью не только приносит удовольствие, но и провоцирует зависть. Пользование соцсетью Instagram не только приносит удовольствие, но и провоцирует зависть. Хотя пользователи не устают отмечать негативные аспекты Instagram, Джессика Уолш, одна из авторов этой книги, считает, что его позитивное влияние очень велико. Доступ к бесконечному количеству изображений открыл возможность наслаждаться красотой огромному числу людей. Друзья и близкие Джессики, не принадлежащие к творческому миру, признаются, что Instagram помог им развить эстетическое чутье, начать больше ценить дизайн и узнавать о произведениях искусства, о существовании которых они раньше даже не подозревали. При помощи Instagram Джессика узнала о новых местах, куда хотела бы съездить, нашла художников и дизайнеров, которые делают красивые вещи и могли бы стать нашими коллегами. Для Джессики важна демократичность этой платформы. В отличие от журналов, музеев и галерей, в Instagram нет судей, редакторов и кураторов, принимающих решения о том, какое искусство показывать, а какое нет. Здесь у каждого есть шанс получить признание. Если вы размещаете в своем профиле фото красивых вещей, независимо от числа подписчиков вы можете попасть в галерею «Интересное» (у Instagram сложный алгоритм, определяющий, насколько интересна пользователям та или иная публикация, с количеством подписчиков это не связано). Когда вы оказываетесь в «Интересном», вас видят другие профили, делятся вашим контентом, и вы быстро набираете подписчиков. Джессика знает немало людей, обязанных Instagram своей карьерой, благодаря этой соцсети у них появилась возможность жить в любой точке мира и продолжать общаться с сообществом, которое они построили вокруг себя. Чтобы добиться успеха, больше не нужно иметь «правильные» знакомства или жить в крупном городе.