«Время не лечит». Репортаж RTVI из Беслана спустя 15 лет после теракта

Серафима Тавастиева живет как раз напротив школы №1, в которой учились все дети из ее двора. 1 сентября 2004 года ее соседка Тамара Скаева повела сына в первый класс. Они даже на линейку не пошли — сразу в класс. Фотография: ТАСС " class="c-caption__img"> Фотография: Тамара Скаева: «В школу начали забегать, а оттуда были слышны страшные крики: „Убегайте, там вооруженные люди, они стреляют‟». Серафима Тавастиева: «Я ринулась в сторону школы. Впереди меня бежала соседка: у нее там была сноха и двое маленьких близнецов. И со стороны школы вышел террорист, в руке автомат, и показывает нам, мол, туда». Террорист отвлекся, женщины убежали. В спортивном зале школы остались 1128 заложников. Среди них была Татьяна Кодзаева с дочкой Эллиной, которую она привела во второй класс. Татьяна Кодзаева: «Время не лечит. Время заставляет просто привыкнуть. Мы находились в той части зала, где как раз был эпицентр взрыва». Тамара пришла в зал последней, но когда они вошли, боевики уже убили первого заложника за то, что он ослушался их приказа говорить только по-русски. Тамара Скаева: «Получилось так, что какое-то место находилось как раз около этого тела. Я закрыла Дамиру глаза и сказала: „Повернись спиной и давай присядем здесь‟». За 15 лет никто не объяснил, почему российские власти в несколько раз занижали число заложников и почему говорили, что бандиты не выдвигают никаких требований: известно, что террористов это бесило. Фотография: Ivan Sekretarev / AP " class="c-caption__img"> Фотография: Ivan Sekretarev / AP Татьяна Кодзаева: «Я помню, как мужчин выстроили перед нами и повели расстреливать, чтобы боевиков воспринимали всерьез. По новостям передавали, что несколько каких-то наркоманов захватили не пойми почему 200 или 300 школьников». К концу первого дня террористы решили, что больше не будут ни кормить, ни поить заложников. На третьи сутки многие уже теряли сознание от жары и жажды. Тамара Скаева: «Дети с плачем просили: „Мы хотим есть, мы хотим пить‟. Ну а что мы могли сделать? Кто-то умудрялся зайти в туалет, там стояли цветы на школьных подоконниках, кто-то лепестки роз срывал. В кабинете домоводства кто-то взял сухое молоко, немного сахара и умудрился пронести». 3 сентября Татьяна находилась у входа в зал, где был сквозняк, и поэтому там сгрудились люди, а Тамара пересела в другой конец зала, где сидел боевик, державший контакты бомбы. Тамара Скаева: «У нас в ногах находилось большое взрывное устройство — большой короб, и поодаль от нас — с другой стороны у стены — был такой же. Нам было уже совершенно безразлично, садимся ли мы на взрывное устройство, находимся ли мы под бомбами, потому что уже иссякли все силы». Бомбы, на которых лежала Тамара, не сдетонировали, когда произошли первые два взрыва. Что это были за взрывы — неизвестно. У спецназа не было к этому моменту даже плана штурма. Боевиков взрыв также застал врасплох. Но заложники говорят, что перед этим, террористы развили лихорадочную активность, как будто кто-то снаружи о чем-то предупредил их. Татьяна Кодзаева: «В зале царил какой-то хаос, какое-то время их вообще почему-то не было в зале, ни одного. Перед взрывом стоял только один боевик, который держал ногу на кнопке. Он был в маске и все время показывал, что, если он уберет ногу, произойдет взрыв». Взрыв все же прозвучал — в 13:05. Фотография: Scott Peterson / Getty Images " class="c-caption__img"> Фотография: Scott Peterson / Getty Images Татьяна Кодзаева: «Во время взрыва разрушилось не только окно, но еще вырвало часть стены. Тамара Скаева: «Раздался мощнейший взрыв. У меня такое ощущение было, что меня подкинуло сантиметров на 50, потом обожгло, как будто на меня налили кипяток, меня оглушило, я перестала слышать». Татьяна Кодзаева: «На какое-то время я потеряла сознание и когда пришла в себя, все было покрыто пеленой густой пыли. Я только искала своего ребенка, взяла под мышки, вытянула, и мы там остались лежать, потому что на крыше сидел снайпер и обстреливал другую часть спортзала». Тамара Скаева: «Через какое-то время я услышала крики, стрельбу, люди бежали, падали на меня. Я находилась внизу и слышала последние вздохи убитых. Запах крови, страшный запах крови. Я стала выбираться назад, потихонечку вылезла. Все волосы склеились от крови и цемента, и вырывая свои волосы я начала выбираться. Когда я практически выбралась на коленях, рядом со мной оказался боевик с автоматом, который стрелял». Спасатели и родственники пробирались в зал с торца здания. Но почему не начали тушить пожар, в котором погибло столько людей? Ведь основные бои шли уже не на месте взрыва, а в соседнем крыле. Это видно даже по кирпичной кладке: старый, темный, кирпич со следами осколков отличается от нового, светлого. То есть вся центральная часть школы была разрушена при штурме. Председатель комитета «Голос Беслана» Элла Кесаева своими глазами видела, как по зданию бил танк. Уже 15 лет она задает вопрос: почему школу штурмовали с танками и огнеметами, когда там еще находились заложники. Фотография: Григорий Сысоев / ТАСС " class="c-caption__img"> Фотография: Григорий Сысоев / ТАСС Элла Кесаева, председатель комитета «Голос Беслана»: «Из моей семьи в заложниках было четыре человека. Трое из них погибли. Я их очень любила. За что их убили? За что? Это невозможно забыть. А главное, те, кто их убил, еще не наказаны». В 2017 году, после 10-летнего разбирательства Европейский суд по правам человека постановил, что для Москвы ликвидация террористов была важнее спасения заложников. Элла Кесаева, председатель комитета «Голос Беслана»: «Мы верили, мы думали, что сделают все возможное, чтобы спасти детей. Но нормальному человеку невозможно понять, что детей принесут в жертву». 3 сентября, когда уже шел штурм, Серафима Тавастиева вернулась в свой двор и увидела страшную картину. Серафима Тавастиева: «Убитых детей выносили к аптеке, их складывали штабелями. Это был ужас. К нам во двор было невозможно зайти: каждый искал своего ребенка». Тамара Скаева спаслась: ее вытащили спецназовцы. Тамара Скаева: «Я думала: „Боже мой, что я сейчас скажу своему мужу?‟, когда он меня спросит, где его сын. Я плакала, зная, что потеряла своего мальчика. А оказалось, что после первого взрыва мой мальчик увидел, что дверь распахнулась, и он в эту дверь выбежал. Куда бежал — кто его знает. Но получилось так, что его подхватил его отец. Он его не узнал. Он просто подхватил ребенка, которого надо было куда-то отвести. А Дамир его узнал, говорит: „Папа-папа, куда ты бежишь?‟ А он на него посмотрел: „Дамир, а где мама?‟ А мама осталась там, потому что он видел, что я лежу. Он передал его врачам, а тот ему вслед закричал: „Папа, не ходи туда. Мамы уже нет, и тебя не станет». Но история этой семьи — скорее исключение. В конце сентября Татьяна узнала, что ее дочь Эллина умерла в больнице от последствий взрыва. Татьяна Кодзаева: «Когда куда-то еду, я всегда думаю, почему мы не жили где-то в лесу, в горах, но не в Беслане, не здесь. Не пошли бы в эту школу, пусть никто бы не пошел». Фотография: Sergei Grits / AP " class="c-caption__img"> Фотография: Sergei Grits / AP Во дворе на улице Школьная еще много лет было очень тихо. Из этого двора в теракте погибли 32 ребенка и 8 взрослых. Не вернулась домой любимица Серафимы — Золина. Серафима Тавастиева: «Моя совсем маленькая зайка погибла в теракте. Сволочи были, сволочи: как можно было на детей пойти?» В первый же день после штурма школу зачистили так, что понять, при каких обстоятельствах погибли люди, стало невозможно. Многие улики вывезли на свалку. Засекретили протоколы допросов высокопоставленных лиц, принимавших решения в те дни. Правда о Беслане пробивается очень медленно: за 15 лет ничего не изменилось. Беслан — это шок для России, и реакция власти на этот шок — привычная: все забыть.