«Иван да я». Кто содержит Музей зодчества на Урале без его основателя
«Он всегда знал, что там музей будет, чтобы люди приезжали, смотрели на всю эту красоту, которая могла просто где-нибудь погибнуть», – говорит Анна Ивановна Самойлова, вдова создателя Музея-заповедника деревянного зодчества в Нижней Синячихе Ивана Даниловича Самойлова. Ивану Даниловичу 6 сентября исполнилось бы 97 лет. – Умирать неохота, мне бы ещё три года пожить, чтобы Ванюше столетие справить. 62 года мы с ним прожили душа в душу, никогда не ссорились, даже размолвок не было. А когда ругаться-то было? Сначала, когда поженились и в доме его родителей жили, хозяйство было большое, а Ваня как землеустроитель по всему району мотался, вот и была наша жизнь – встречи да расставания. Потом Синячиха была – больше сорока лет на неё положили. Злая молва Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Анна Ивановна, а Иван Данилович с вами посоветовался, когда начал восстанавливать в Нижней Синячихе Спасо-Преображенскую церковь? Анна Ивановна Самойлова: Нужды не было ему со мной советоваться. Он же по-хорошему упрямый был, что решит, всё равно сделает. Да и знал, что я его в любом случае поддержу, что бы он ни задумал. Спасо-Преображенскую церковь он приметил, когда в Синячихе по работе был – земли принимал после реорганизации района. Сердце у него заболело, как это такая красота XVIII века, и без того разрушенная, осиротелая (там после революции и мельница была, и зерносушилка), погибает, в руины превращается. Это сегодня стали храмы восстанавливать да строить, а тогда – конец 60-х годов – до них никому дела не было. Вот он и решил за Синячихинскую церковь взяться. Сколько порогов обил, прежде чем все необходимые документы оформил, не счесть, даже в Москву ездил. Надеялся, что, может, выделят ему какую-нибудь денежку, хотя бы с рабочими расплачиваться. А всё одно приходилось свои деньги тратить – зарплаты, отпускные. Хорошо, что и я тогда бухгалтером работала: кое-как, но получалось концы с концами сводить. Нам самим-то немного было надо, всегда скромно жили, к барству не привыкли. Рабочих Ваня нанимал, конечно, в помощь, но и сам в Синячихе дневал и ночевал. В пятницу вечером уедет, а в воскресенье я к последнему автобусу иду его встречать – вываливается чуть живой, уставший, едва шёл домой. Трудно ему приходилось. Но никогда не жаловался и на злую молву за спиной внимания не обращал, а её в избытке было – тогда ведь не то что сейчас, не все верующие были. Многие Ваню презирали за то, что он церковь восстанавливает, бывало, руки не подавали, да и по партийной линии придирались. Он мимо ушей всё это пропускал, делал своё дело. Помощников не так просто было найти, но всё же удавалось кого-нибудь иногда нанять, Иван к людям с большим уважением относился. Помню, как-то нечем было с рабочими расплатиться, так он наш мотоцикл с люлькой продал. Говорю же, всё на Синячиху уходило. Надо что-нибудь из стройматериалов купить, просит денег, куда деваться, даёшь. «Рассказывать-то быстро... » – Но вы же не только домашним казначеем были? Неспроста руки у вас изработанные. – Так сколько ими сделано-переделано было. Ваня трудится, а я что ж, без дела буду сидеть? Помогала, конечно. Он меня всяким премудростям учил, купола, например, золотить. Сначала поверхность шлифуешь, потом намазываешь клеевым составом (не помню уже, что в него входило), берёшь маленький листочек сусального золота и, не дыша (а то свернётся в трубочку), накладываешь. Потом погладишь его – и готово. Сейчас уж не спрашивайте, не скажу, сколько куполов мы так позолотили: и в Синячихе церковь, и в Алапаевске. Утварь всякую, посуду, которую Ваня со всей области свозил (вот эта комната вся была заставлена), чистила, кислота руки разъедала, а куда деваться. Он этих «сокровищ» бесчисленное множество добыл во время своих экспедиций по деревням. У кого-то покупал, а кто-то сам с радостью даром отдавал, не видя ценности в «стариковских вещах». Кошёвки (легкие сани, в которые запрягалась лошадь. – Ред.) приходилось ремонтировать, их у нас немало в Синячихе стоит. А когда Иван стал в Синячиху осиротевшие постройки свозить, спасать их от разрушения, от беспамятства, и вовсе работы прибавилось: мыть, скоблить, клеить. На месте их раскатывали, машинами перевозили, а в Синячихе собирали. Первым он XIX век привёз (крестьянская усадьба XIX века, дом привезён из деревни Камельской. – Ред.). Пятистенок внутри расписан был. Но как? Пазы между брёвнами были заклеены тряпками, потом стену красили, а по ней уже узор рисовали. При раскатке, понятно, все эти полоски тряпичные отдирали, тюки с этими моточками у нас дома стояли. Когда же избу собрали, я эти полоски – одна к одной – клеила на клейстер, а прежде стены и тряпочки промыла. Потом уж художники рисунок восстанавливали. Рассказывать-то быстро, а работа эта долгая, кропотливая. Вот так он перевёз ещё амбар, тоже XIX века, усадьбы XVII и XVIII веков, часовни, постоялый двор, ветряную мельницу, кузницу... Много чего перевёз. И переделано за эти годы много чего было. – К домовой росписи, я знаю, Иван Данилович относился с особым трепетом. – Раньше люди с любовью к своему жилью относились, душу в него вкладывали. Вот и родительский дом Вани расписан был. Он рассказывал, что, лёжа во время войны в госпитале после тяжелого ранения (ногу даже хотели отнять, но сохранили), вспоминал эту роспись. А потом тоже стал в Синячиху свозить отовсюду двери расписные, простенки. Красота необыкновенная! Коллекция народной домовой росписи сейчас в Спасо-Преображенском соборе выставлена. А шитьё Христины (Христина Денисовна Чупракова, рукодельница. – Ред.) вы видели? – Конечно! Удивительные работы. – Её тоже Ваня нашёл. Познакомил нас с ней, бывала в её доме – повсюду куклы, лошадки, коврики с сюжетами разными, даже в предбаннике. Золотые руки у Христины были. Но она для себя шила, и, если бы Ваня её не обнаружил, кто бы о такой мастерице узнал? «Я любила и люблю» – Иван Данилович предполагал, что в Нижней Синячихе будет именно музей? – Конечно. Он всегда знал, что там музей будет, чтобы люди приезжали, смотрели на всю эту красоту, которая могла просто где-нибудь погибнуть. В 1978 году музей и открыли, всех сотрудников тогда было – Иван да я. Потом уж штат начали набирать. Люди как-то сразу после открытия к нам поехали. Много известных людей в гостях у нас было: Ельцин приезжал, Россель. Лена Камбурова не раз у нас была, а мы с Ваней на её концертах были. Не знаете, как она, жива-здорова? – У неё теперь свой театр в Москве. – Ну, дай Бог ей здоровья! – Анна Ивановна, быть похороненным возле храма в Синячихе – это была воля Ивана Даниловича? – Да, он даже прошение владыке Викентию писал, по его благословению Ваню в ограде церкви и положили. После похорон мне предложили заявление на увольнение написать. – Вы кем в музее-заповеднике работали? – Техничкой не техничкой, всем, в общем: помыть, прибрать, постирать. Как-то не по себе было, столько лет там проработали... И потом, я думала тогда хоть до осени доработать, чтобы каждый день к Ване заходить... Но мне сказали, что уже другая женщина на моём месте. Одиннадцать лет уже Вани нет, а будто вчера ушёл. Не хватает мне его, дороже Вани у меня никого не было. Любила я его очень и сейчас люблю. «Я любила и люблю солдатика военного, никогда не изменю своего слова верного».
