Родительский дневник писателя Леонида Пантелеева

«Республику ШКИД» до сих пор знают некоторые читатели. Поколение постарше помнит рассказы Леонида Пантелеева для детей «Честное слово», «Индиан Чубатый», «Пакет», «Часы». В 1956 году Пантелеев становится отцом, и в 1966 году издает книгу «Наша Маша». Этот родительский дневник буквально влюбил поколения российских читателей в дочь писателя – милую, озорную девочку. Как оказалось, с непростой судьбой. В сентябрьский день 1956 года немолодой отец (Пантелееву было пятьдесят) вынес из роддома завернутый в синее одеяло кулек, «нечто», как писал он в дневнике, «крохотное, незнакомое, бесконечно близко, вызывающее слезы на глазах». Матери Маши – Элико Семеновне Кашидзе было сорок лет. Родители, за плечами которых был большой жизненный опыт (первый ребенок Элико умер во время блокады) поклялись воспитать дочь в своих собственных нравственных идеалах – честной, щедрой, доброй, следующей общечеловеческой морали. А еще – верующей, о чем в книге ни слова, но этот факт всплывет позже в книге писателя «Верую». «Учим ее быть доброй, вежливой, отзывчивой, помогать людям. Осуждаем жадность и скупость». Родительские наставления таковы: никаких «хочу», ничего твоего здесь нет, что дали – то и ешь, надо делиться своим, а если не делишься – получи ярлык жадины и всеобщее презрение. У Алексея Ивановича и Элико Семеновны был свой «антиидеал». С него собственно и начинается книга. Это – избалованный, капризный, требовательный, эгоистичный ребенок, любой ценой готовый привлечь внимание к своей персоне. Видимо, от этого антисценария и отталкивалась семья, стараясь сформировать в ребенке нужные качества, научить ее так, как они считали правильным и примерным. Совершенный сосунок Бытовые условия в семье идеальны – 4-х комнатная квартира в центре Ленинграда, нянюшки, домработницы, загранкомандировки, творческий отпуск в доме творчества в Комарово, дачи каждое лето. Но Маше дают понять, что всем надо работать и дают ей посильные задания. «Сегодня помогала мне убирать квартиру. Конечно, эта "помощь" утомила маму больше, чем сама уборка. Но все-таки я не мешала ей: пусть приучается к труду.» Отец с удовольствием и много занимается с Машей – играет, «взвинчивая» ее воображение, читает, показывает диафильмы, много рассказывает, объясняет, развивает словарный запас, занимается гимнастикой. Настоящий образец для подражания для современных родителей, которые рады сунуть ребенку гаджет чуть ли не с двух лет, считая, что чадо разовьется само по себе. Чуть позже Машу начинают учить чтению и письму, геометрии, немецкому языку. Но девочка читать не любит, а с пересказом прочитанного у нее почти всегда проблемы…Она растет воспитанным ребенком, но дефицит живого общения катастрофичен. Родители тщательно отбирают гостей Маши на детский праздник – все свои, проверенные дети из хороших семей – Наринэ, Леночка Журба, мальчики из хороших семей. Другие дети не для Маши, слишком уж «разбитные» девочки, отмечает отец в одном из своих писем. «К сожалению, подруг у Машки нет. В тылу у нас находится так называемая Офицерская Деревня. Страшновато водить туда Машку. Почти вся эта публика побывала в Европе (в ГДР, Румынии, Чехословакии), но вывезла оттуда самое пошлое. Машка тянется к детям, но я … я, вероятно совершаю ошибку, ограждая ее от той среды, в которую ее рано или поздно неизбежно втянет в жизнь». Маша растет в полной изоляции, отец сокрушается о том, что дочке не хватает подруг, детского коллектива, но сожаления так и остаются на бумаге. «Не везет ей с подругами. Знает она больше многих своих сверстниц и вместе с тем совершенный сосунок даже рядом с девочками младше ее». И снова Маша играет с папой и мамой – «мамсинькой» и «папсинькой», а если они заняты, то занимает себя сама, но ей отчаянно скучно. И вот маленькая девочка пытается пробраться в папин кабинет, но мама и бабушка преграждают дорогу. «Папа работает». Ребенка уводят. Автор вздыхает и возвращается к работе, может даже пишет «Нашу Машу». А Маша играет в прятки сама с собой. Пьяная эстонка и гиппопотамы Дневник заканчивается, когда Маше исполняется пять лет. «Посмотри, милый дружочек, в столовой стоит, поблескивая в темноте, уже пятая в твоей жизни елка, а в окно с морозной улицы вот-вот заглянет твой пятый Новый год!» При этом девочка еще не была ни разу не была в кино, телевизора в доме нет, на общественном транспорте она будет ездить в сопровождении родителей до семнадцати лет. Впрочем, в пять лет у Маши появляется «зимняя подруга», прошедшая строгий родительский контроль, внучка директора Дома творчества в Комарово Ксения Мечик-Бланк, сестра писателя Сергея Довлатова. Их дружба продлится до отъезда Ксении в Америку. «Твой мир мне не совсем понятен, - пишет в своем дневнике Ксения, - я не знаю, что делать с твоим признанием, когда однажды на комаровской дороге, спросив меня, люблю ли я своих родителей, ты вдруг говоришь мне странную вещь: «А я своих не люблю, вот так-то». Тем временем родители продолжают воспитывать Машу – девочка скуповата, считает мать, поэтому ее заставляют делиться – дарить привезенные из-за границы сувениры, белый шоколад и марципаны из Эстонии. В семь лет Маша - первоклассница. К ней она готова – читает, знает стихи, немецкий язык. Дома она тоже занималась в «школе» - придуманной, иллюзорной. Хотя там есть учитель Алексей Иванович, который ставит оценки, одноклассники, переменки – все, как полагается. «Была в школе. Занималась сегодня неважно, на троечки. А я учитель плохой. Сержусь. Вспыхиваю. Кипячусь. А ученики этого не любят, и им это не на пользу», - пишет отец. Решено, что Маша пойдет в школу в семь лет. Через восемь лет Алексей Иванович напишет своей постоянной корреспондентке Лидии Чуковской, сестре детского писателя Корнея Чуковского, с которой был очень дружен: «Часто вспоминаю Ваш добрый совет: не спешить, не отдавать Машку в школу. Ведь она на год моложе почти всех своих одноклассников!». А пока 1 сентября 1963 года первоклассников, среди которых находится дочь писателя, просят прочитать стихотворение о космонавтах. И Маша читает… Пушкина. «Правда, не по теме, - сказала учительница взволнованным родителям, - но ничего». Чуть позже Лидия Чуковская пишет Пантелееву в ответ на описания школьных дней Маши: «Человеческое дитя среди гиппопотамов». Маша столкнулась с той самой реальной жизнью, от которой ее оберегал отец, не давая возможности общаться с «разбитными» детьми. Когда Маше восемь, отец признает, что способностями дочь не блещет, в девять – самый мучительный предмет – арифметика. Зато актерские подражательные способности поражают профессиональных актеров и даже снискали одобрение Анны Ахматовой. А изображает первоклассница… подвыпившую курящую эстонку в кафе. Этот номер надолго останется в ее репертуаре, им будут потчевать гостей ленинградской квартиры и гостей в Комарово. «Талант у нее комедийный. Бывает смеемся так. Что штукатурка на головы падает. Последнее время стала изображать своих сверстников, ребят. Чудесно читает деревянным голосом стихи (копирует одну свою одноклассницу-провинциалку)» - с умилением пишет Чуковской отец. Эстонки, провинциалки, гиппопотамы – на это в семье Пантлеевых смотрят немного свысока. Зато отдых у баронессы в Каунасе – совсем другое дело. Здесь отец выписывает каждую реплику баронессы: «Покойный государь совершил ошибку… Эту икону мне подарил князь Трубецкой». Такой мир создает отец для Маши. Никаких провинциалов и пионервожатых. К несчастью именно пионервожатая становится классным руководителем Маши, что добавляет горечи в высказывания в письмах все той же Чуковской. Страшный зверинец Родительские твердые наставления, религиозность девочки, которую нужно постоянно скрывать, давило на психику Маши. В письмах появляются тревожные сообщения о длительных периодах болезни – головных болях, повышенном давлении. Маша пытается быть своей среди одноклассников, но все равно оказывается «дитем среди гиппопотамов» - она воспитана в другой среде, и ей невероятно сложно социализироваться в школе. Родители переводят ее из одной школы в другую, потом в третью. К несчастью, последняя школа оказывается… торговой. Маша учится развешивать вермишель и нарезать колбасу. «Вот уже две недели она ходит в этот страшный зверинец», - пишет Алексей Иванович. После немецкой спецшколы учеба в другой школе дается Маше все сложнее. И снова отец вздыхает – ей нужна среда, сверстники. Она, мол, хоть и белая ворона, но ее тянет к другим воронам. Когда писались эти строки, Маша была уже девятиклассницей. И наконец школа позади. Любопытно описана вечеринка, посвященная семнадцатилетию Маши, на которую приглашены Ксения Мечик, Леночка Журба и леночкин брат. Молодежь пьет лимонад, угощается сластями. Леночку просят спеть английскую песенку, Ксению французскую. Девочки по очереди танцуют с леночкиным младшим братом. Все кажется искусственным, ненастоящим. Как те самые игры, в которые играл Пантелеев с дочерью, как та самая домашняя школа, в которой «училась» пятилетняя Маша. Жизнь в прострации Маша хочет поступать в Театральный. Отец требует, чтобы она «отдохнула после школьной каторги». Тогда Маша подает документы в Педагогический институт на факультет филологии, сдает все вступительные экзамены и становится студенткой. Но учиться ей не суждено - инфекционное заболевание, тяжелый нервный срыв, госпитализация и лечение в психиатрическом отделении бехтеревского института. «Мне нравится в больнице», - заявляет Маша, - «там я рисую, гуляю». Когда ее ненадолго отпускают домой, случаются рецидивы болезни – она бьет в доме стекла, на улице нападает на случайных прохожих. Машу изолируют, она сидит дома, ни с кем не общается. Отец садится заниматься с дочкой, как раньше, когда они играли в школу. «Папсинька» готовит для нее специальные тексты для чтения, внимательно просматривает книги, которые потом будет подсовывать ей – не дай бог несчастливого сюжета. «Это важно – не дать угаснуть работе ума и души». Маша восемь лет не выходит из дома, все реже пробуждается ее разум, она в прострации. «Запуганный зверек», - так называет ее в своих письмах Лидия Чуковская. Проходят годы. Трагично умирает Элико Семеновна, мать Маши. Совсем пожилой отец, страдающий многими болезнями, ухаживает за дочерью дома, прием лекарств расписан по часам – 18 раз в день. Машу снова госпитализируют и чудо - после добровольного домашнего затворничества она в первый же день выходит на прогулку. Ей уже двадцать девять лет. Через год умирает Алексей Иванович, Маша умрет через три года. Проект не удался Трагичная судьба. Неудавшийся эксперимент одного родительского проекта. «Пережали» с воспитанием? Или слишком высок был пьедестал Маши Пантелеевой по сравнению с другими детьми? Не зря писатель часто и пренебрежительно отзывался о «разбитных» девочках, провинциальных одноклассниках, школе-зверинце. Почему у девочки, чьи первые пять лет описаны так светло и с таким чувством, у которой, казалось, впереди большая интересная заманчивая жизнь, произошел такой срыв? Слишком большие ожидания родителей? Слишком сложно оказалось вписаться в рамки родительского идеала? Вот психика и не выдержала. Эти вопросы рождают другие: современные родители, которые скоро поведут своих первоклашек в школу, создали ли они свой идеальный сценарий развития ребенка? И уверены ли они в том, что он не сломает ему жизнь? А может, наоборот, обеспечив ребенка смартфоном последней модели, они посчитали, что сделали для собственного чада все, что могли? История Маши Пантелеевой волнует до сих пор. Так и видится, как маленький самолетик судьбы Маши красиво взлетел в воздух, а потом, порывисто, по изломанной траектории стал падать и врезался в землю.