Фредерик Бегбедер: "Целовать женщину сейчас рискованно"

МОСКВА, 16 сен — РИА Новости, Светлана Вовк. В Москву приезжал знаменитый французский писатель, ловелас и тусовщик Фредерик Бегбедер. Одно из российских издательств планирует выпускать серию книг, рекомендованных им. Так что цель визита деловая. Но веселье в ночных клубах с московскими друзьями тоже было в программе. О рецепте от похмелья, феминизме и неравных браках, а также о том, не собирается ли Бегбедер начать вести здоровый образ жизни, — в интервью РИА Новости. — Вы уже не первый раз в России, в Москве. Изменились за эти годы атмосфера, люди, город? — Во время моего последнего визита было очень холодно, а сейчас небо голубое, можно прогуливаться просто в рубашке. Это позитивное изменение (смеется). — У вас есть время, чтобы пообщаться с московскими знакомыми, сходить в любимые клубы и рестораны? — Надеюсь на это, конечно. — Есть любимые русские слова? — "Привет", "хорошо", "давай". Вот, к сожалению, все, что я знаю. — Сложный язык? — Да-да, очень сложный, но и очень красивый. Мне нравится его мелодичность. Я сожалею, что не говорю по-русски, потому что хотел бы прочитать Пушкина в оригинале. Мне говорят, что французский перевод хороший, но, конечно, в оригинале было бы интереснее. — Кто, на ваш взгляд, умеет лучше веселиться — французы или русские? — Мы достаточно близки — обе нации любят литературу, повеселиться. И у нас есть определенный такой цинизм, чувство иронии, которое нас объединяет. Также нас объединяет некий фатализм. Но сейчас русские веселятся больше, чем французы. — Почему? — Не знаю. Мне кажется, французы не очень счастливы сейчас, больше обижаются, жалуются, дуются. Русские, может быть, тоже не очень счастливы, но они как-то умеют вечеринкой заглушать это несчастье, а французы им просто раздавлены. — Во всей Европе, и во Франции тоже, теперь много эмигрантов из Африки, с Ближнего Востока. Я знаю, что многие французы недовольны этим. Как вы к этому относитеcь? — Я считаю, что нам нужно обогащаться за счет этой миграции. Из-за глобального потепления народы будут перемещаться все больше и больше, и мы не можем это остановить, поэтому вместо того, чтобы рассматривать это как негатив, нужно отнестись к этому как к возможности межкультурного обогащения. Нужно видеть радужную сторону вещей. — Совсем недавно весь мир наблюдал за горящим Нотр-Дамом. Я лично плакала, когда видела эти кадры, потому что Париж — один из моих любимых городов. Как вы восприняли эту трагедию? — Я был в тот момент в Париже, ехал в такси, увидел дым, вышел и вместе с тысячами других горожан наблюдал за пожаром. Люди плакали, но не от грусти, а от страха — огонь был настолько сильным, что все думали: здание не выдержит. И то, что сейчас Нотр-Дам стоит, — это чудо. По телевизору не было слышно шума, но когда стела рухнула, был просто грохот. И кроме того: через телевизор, конечно, не почувствуешь запах, а весь Париж был пронизан черным дымом с ужасным запахом. Нам еще очень повезло, потому что сохранились все средневековые витражи. Сейчас уже, наверное, нет мастеров, которые могли бы их сделать. — У вас не возникла идея написать произведение, связанное с Нотр-Дамом, может быть, какую-то новую историю любви? — Я действительно сейчас пишу книгу о Париже. Она выйдет в январе. И там есть история, связанная с Нотр-Дамом. Проблема в том, что собор ассоциируется с Виктором Гюго, и я не посмею никогда соперничать с этим гением XIX века. — Нотр-Дам — это сердце Парижа, один из его символов. А что для вас символ Москвы? — Храм Василия Блаженного, Красная площадь, Кремль, конечно. Что-нибудь оригинальное тоже все-таки назову. А! Дом Булгакова. Я в этом музее был, и там действительно живет кот по имени Бегемот с желтыми глазами. Вот это и есть лично для меня символ Москвы. — Вы известный во всем мире ловелас. Интересно, как вы относитесь ко всем этим секс-скандалам, о которых так много пишут и говорят в мире? — Я думаю, что, с одной стороны, поцеловать женщину теперь более рискованно, это требует больше мужества. И вообще, знакомиться, встречаться — уже риск. Но, с другой стороны, это добавляет романтизма: женщина стала более недоступной. Это увеличивает ее желанность. — А как вы относитесь к феминисткам? — У меня две дочери: одной двадцать лет, другой три года, и это заставляет меня положительно относиться к феминизму. Потому что я хочу, чтобы их уважали, чтобы к ним не приставали на улице, платили на работе так же, как мужчинам. Но иногда феминистки идут слишком далеко и ведут себя чрезмерно активно. Например, в Америке это движение очень пуританское и агрессивное по отношению к мужчинам. Думаю, нужно мириться, а не войну друг другу объявлять. — Вы женаты на женщине, которая почти на тридцать лет младше вас. А как вы относитесь к бракам, в которых женщина старше? — Далеко за примером ходить не нужно: все мы знаем, что такой брак — у президента Франции. Его жена на 25 лет старше, и он выглядит вполне себе счастливым. Я с ними встречался в Елисейском дворце — меня поразили их искренние отношения. Это точно не фейк, они любят друг друга. — В 90-е годы у молодежи было модно тусить до утра в клубах, много пить, курить и так далее. Нынешнее молодое поколение выбирает здоровый образ жизни — это теперь круто. А вы не примкнули к зожникам? — Хороший вопрос. Я разрываюсь между этими двумя полюсами. С одной стороны, я уехал два года назад из Парижа, живу на берегу Атлантического океана, ем овощи, занимаюсь спортом. С другой, вчера, например, я до четырех утра был в клубе и пил не только воду. Поэтому я что-то такое среднее между ангелом и демоном. — Тогда расскажите ваш рецепт от похмелья. — Пить больше воды и давать интервью (смеется).