"Она встала и строго сказала: "Ну что ж. Это очень смешно". Фрагмент книги о "Квартете И"

Александра Демидова в первую очередь знают по комическому театру "Квартет И" и их фильмам: "День радио", "День выборов", "О чем говорят мужчины". Но мало кто знает, каким был путь четверки на самом деле. Артисты знакомы очень давно и уже дружат семьями, вместе учились в университете, вместе прошли через множество трудностей. С того дня, как все началось, прошло уже 30 лет, но они до сих пор вместе. Демидов решил рассказать собственную историю театра. Поэтому он написал книгу "Квартет Я" (выходит в издательстве "Бомбора"). Там он делится историями, которые раньше никто не слышал. Например, как артисты решили работать вместе и с чего начинали. Большие спектакли и фильмы появились не сразу, сначала были разные корпоративы и концерты. Почитайте отрывок о том, как на одном из первых выступлений коллектив заметила Алла Пугачева, сколько человек сидело тогда в зале и какие были гонорары у актеров. Но надо было зарабатывать не только репутацию, но и деньги. Тогда в Москве расцвела клубная жизнь. Основная часть населения страны бедствовала, но уже появились ребята в малиновых пиджаках. Мы купили Камилю за 100 долларов смокинг и стали потихоньку зарабатывать: вели корпоративы, свадьбы, очень прилично можно было заработать в Новый год. Это вообще отдельная история нашей коммерческо-творческой деятельности. На Тверской был клуб "Карусель", была "Патио Пицца" в гостинице "Интурист" — сейчас этой гостиницы уже нет. Напротив, через дорогу, был клуб "Московский", куда я пришел с тогда еще VHS-ной кассетой, нашел арт-директора, ее звали Света, и показал ей отрывки из нашего спектакля. Мы были приглашены выступить в клубе "Московский", по-моему, долларов за 300. Я спросил: "А кто еще у вас выступал?" Света ответила: "Ну, вот Валентин Гафт читал свои эпиграммы". — "А сколько было зрителей?" — "Человек там 10–15. Мы устраиваем такие театральные четверги, и в следующий четверг, пожалуйста, можете выступить". Мы пришли выступать и не увидели в зале практически никого. Там было несколько проституток. Видимо, не получив еще приглашение по линии своей работы, они садились за столики и с удовольствием слушали нашу программу. Так что нашими первыми слушателями в московских клубах были проститутки, ну, и несколько ребят в малиновых пиджаках. Леша Агранович, который познакомился с нами на 70-летии Окуджавы, решил тоже продавать нас в клубы. Мы пришли в клуб "Карусель", который находился в доме, где жила Алла Борисовна Пугачева. Там арт-директором была очень строгая женщина в очках, напоминавшая жестокую немку. Ей не хватало только какого-нибудь хлыста и военной формы. Мы перед ней честно отработали свою программу. Лицо этой женщины ничего не выражало — ни удивления, ни радости. После показа она помолчала, а потом встала и строго сказала: "Ну что ж. Это очень смешно". И пригласила нас выступить за 250 долларов. И так получилось, что в момент, когда мы в "Карусели" выступали, вдруг заходит Алла Борисовна Пугачева в окружении Филиппа Киркорова и Александра Буйнова — в общем, с какой-то такой дружной компанией. Они сели где-то в углу, а мы начали исполнять свою программу. Мы тогда очень старались: кривлялись, такие корчили рожи, как говорится, из кожи вон лезли со своей молодой энергией. И Алла Борисовна Пугачева со своей компанией вдруг обратила на нас внимание, начала нам аплодировать, кричать "браво"! Мы завелись, отработали свою 30–40-минутную программу, убежали за кулисы, учащенно дыша, получив там свои 250 долларов. Мы ждали, а вдруг Алла Борисовна придет к нам в гримерку, позовет нас в свой Театр песни или хотя бы что-нибудь скажет, как-то похвалит нас. Но этого не случилось. Прошло много лет. Алла Борисовна уже с Максимом Галкиным была на какой-то вечеринке, и там оказался Слава Хаит. Это было совсем недавно. Слава рассказывал, что Максим Галкин, с которым, кстати, мы очень много работали на разных корпоративах, часто пересекались в 90-е годы, подошел к Славе и говорит: "Иди к моей жене, ты ее любимый артист". Слава подошел к Алле Борисовне, и выяснилось, что, действительно, она давно следит за "Квартетом И", знает наши фильмы, смотрела их, очень уважительно относится к нашему творчеству и, действительно, Слава ее любимый артист. Так ее похвала все же настигла нас через 25 лет. Тогда же было очень много казино. И была у нас история с клубом Golden Palace, где арт-директором работала Лена Дунаевская — одна из жен Максима Дунаевского. Это был очень дорогой клуб, дорогое казино, и мы там устраивали трехдневное празднование Хеллоуина. Выходила массовка, люди в каких-то страшных масках, мы показывали свои номера — в общем, три дня работы. А я еще в то время снимался в передаче "Колесо истории", которую вел Леонид Якубович, где познакомился с артистами Театра на Юго-Западе. Там работал покойный Виктор Авилов. Он тогда, конечно, гремел, но это уже был закат театра и творческой жизни Виктора. Я предложил Лене, чтобы в какой-то момент программы Виктор Авилов со своими огромными выпученными глазами вышел с канделябром с горящими свечами и что-нибудь прочитал. Лене эта идея очень понравилась. Когда я на съемках предложил это Виктору Авилову и сказал, что можно заработать долларов 300 за один выход, он переспросил: "Сколько?!" Я повторил: "300 долларов за выход. Я лично выбью у Лены Дунаевской. Ты просто в центре программы, в центре Хеллоуина, выходишь со свечой и что-то читаешь. Можешь что-нибудь прочитать такое, в тему: громогласное, грозное?" И он ответил: "Конечно. Я прочитаю Пушкина". Витя сильно выпивал. А в Golden Palace рюмка водки стоила каких-то безумных денег. Я помню, как мы пришли к Golden Palace перед Хеллоуином с Витей. Со своим спиртным, конечно, в казино не пускали. У нас была бутылка водки, мы полбутылки выпили и закопали ее под каким-то деревом в куче осенней листвы недалеко от главного входа. Дальше прошли, отработали программу, Витя громогласно и страшно прочитал свой монолог, держа в руках канделябр с тремя свечами. Дальше, когда наступил перерыв, мы вернулись с ним к тому дереву, откопали бутылку и допили ее. И так было три дня подряд. Помню, как мы выступали на корпоративе в казино "Москва" около трех вокзалов. Камиль вел программу. Он делал конферанс, а потом снимал смокинг, надевал жилетку и присоединялся к нам, и дальше мы работали вчетвером. Потом он опять надевал смокинг и выходил к публике. И вот он вдруг прибегает к нам за кулисы очень возбужденный. А мы еще не отработали всю свою программу. Камиль говорит: "Все! Я нашел там человека!.. Этот человек — это вообще! Я знаю, кто это! Я сейчас обязательно к нему подойду и дам ему слово". Мы говорим: "Камиль, кто это, скажи нам, кто это?!" — "Нет, это тайна, я все сделаю сам, я все придумал. Я дам ему слово, а потом представлю нас". Камиль убежал, мы, выглядывая из-за кулис, смотрим, как он ходит между столами. А там сидят люди такого вполне бандитского вида, борцы какие-то с такими борцовскими шеями шире головы — серьезные ребята. Камиль подходит к какому-то человеку и говорит: "Уважаемые дамы и господа, как же приятно вот здесь, в этом замечательном зале, увидеть прекрасного человека, которому хочу предоставить слово, потому что это великий комментатор Котэ Махарадзе!" И дает ему микрофон. Тот берет микрофон и очень спокойно говорит: "Дарагой мой! Я очэн люблю Котэ Махарадзе! Это мой близкий друг. Но я — не Котэ Махарадзе. Я народный артист СССР Арчил Гомиашвили". Мы отработали свою программу, получили деньги и ушли через черный вход, потому что окружение Арчила Гомиашвили было не очень довольно. В другой раз нас пригласили в клуб, мы подготовились, пришли, даже взяли с собой какие-то осветительные приборы, расставили их. А в клубе никого. Организаторы говорят: "Нет, вы должны выступать". Мы удивляемся: "Как выступать, тут три человека?" А они настаивают. Мы говорим: "Ну, это бред — выступать перед пустым залом! Давайте не будем!" Мы потихоньку стали собирать свет, но чувствуем, организаторы нас не отпускают. Они нам ничего не платили вперед, но при этом требовали то ли неустойки, то ли чтобы мы все равно отработали программу, пускай при пустом зале. Каким-то образом мы умудрились убежать. Погони за нами не было. Но было тревожно.