Ася Казанцева: «Три самые полезные вещи, которые вы можете сделать для своего мозга – это учиться, двигаться и спать»

Что на самом деле заставляет нас принимать решения, где в мозге находятся нейроны любви к Петербургу и как перестать тратить время на Instagram, используя свойство нейропластичности? Научный журналист Ася Казанцева ответила на эти вопросы в ходе презентации своей новой книги «Мозг материален», а мы записали основные тезисы. Первый вопрос, который мне обычно задают по поводу книги – «Почему она так нелепо называется?». Небо голубое, вода мокрая, дважды два четыре, мозг материален. Как раз поэтому. Очевидные вещи тоже важно проговаривать. Мозг материален – это означает, что для всех наших мыслей, эмоций и решений существуют определенные нейронные контуры. Эти нейронные контуры часто удается найти, иногда на них возможно повлиять. Самая впечатляющая история – про «клетки концепций», нейроны в гиппокампе, связанные с распознаванием конкретных образов. Первым нашли «нейрон Дженифер Энистон», который активируется, если показывать человеку разные изображения именно этой актрисы. Позже, у других испытуемых, удавалось обнаружить клетки, которые таким же образом реагировали на Хэлли Берри, принца Уильяма, Стоунхендж или магистра Йоду. Естественно, у разных людей они находятся в разных местах – смотря какие клетки взяли на себя знакомство с новой концепцией – и обнаруживать их удается только случайно, если вживлять человеку электроды в мозг по медицинским показаниям и параллельно предлагать участие в эксперименте. Нейроны любви к Петербургу есть у многих, но найти их будет достаточно сложно. Важная задача нейробиологии – устанавливать связи между структурами мозга и их функциями. Понимать, где в нем хранится страх, а где сила воли. Понятно, что чем сложнее поведение, тем больше отделов мозга в него вовлечены и тем выше индивидуальная изменчивость, но это не делает задачу нерешаемой. Первые данные накапливались еще в XIX веке, благодаря наблюдениям за людьми с травмами разных отделов мозга. В XX веке большие успехи были достигнуты с помощью вживления электродов: это очень точный метод, вы одновременно знаете, куда конкретно подаете импульс и в какой момент времени. Но понятно, что электроды невозможно использовать без медицинских показаний, и поэтому для работы со здоровыми испытуемыми сегодня широко применяется транскраниальная магнитная стимуляция. Этот метод позволяет сфокусировать магнитные волны на каком-то участке коры, и временно подавить или усилить его активность. Одновременно вы просите испытуемого выполнить какое-то задание, и таким образом выясняете, важен ли этот участок коры для соответствующей функции. Скажем, если вы подавите работу правой дорсолатеральной префронтальной коры, то голодные испытуемые у вас в эксперименте будут менее охотно покупать шоколадки, отдавать за них меньше денег, потому что вы временно нарушили их способность к целеполаганию. Но пространственное разрешение этого метода, конечно, ниже, чем у электродов. Транскраниальная стимуляция не позволит найти и подавить любовь к городу Санкт-Петербургу, потому что она, вероятно, распределена сразу по многим отделам мозга, и не только на его поверхности, и наверняка по-разному у разных жителей города, потому что это не врожденная вещь, она постепенно формируется в ходе жизни. Главное открытие нейробиологии XX века – твердое понимание того, что мозг способен изменяться в течение жизни. Это называется «нейропластичность». В частности, нейронные сети реорганизуются в ходе обучения. Каждый раз, когда мы используем какой-то нейронный контур, прогоняем по нему импульсы, связи между нервными клетками становятся прочнее. Нервному импульсу все проще и проще пойти именно по той дорожке, которую мы постоянно используем. Мозг ребенка похож на большое заросшее травой поле, по которому можно пойти вообще в любом направлении. А в ходе обучения на этом поле появляются тропинки; потом грунтовые дороги; потом трехполосные шоссе с баннерами. С них по-прежнему можно сойти и начать прокладывать новые пути, но с возрастом это становится сложнее – поле заросло уже не травой, а колючими деревьями. Знание о нейропластичности очень дисциплинирует. Когда мы открываем Facebook вместо того чтобы поработать, то мы не просто открываем его здесь и сейчас. Мы еще и укрепляем нейронную сеть, отвечающую за то, чтобы открыть Facebook вместо того, чтобы работать, и повышаем вероятность того, что и дальше станем поступать так же. И наоборот, если вы долго совершаете какое-то полезное действие через силу, то однажды наступает момент, когда совершать его становится легко. Я, например, ненавижу спорт и целый год заставляла себя выходить на пробежки. А на днях обнаружила, что у меня нет чистой майки, и моей первой мыслью было «черт, придется идти бегать в грязной» а вовсе не очевидное для нормального человека «ура, можно не ходить бегать». То есть мне удалось перестроить свой мозг таким образом, чтобы он считал регулярную физическую активность естественной и неизбежной, и в долгосрочной перспективе это, конечно, очень хорошо для меня. Три самые полезные вещи, которые мы можем сделать для мозга – это учиться, двигаться и спать. Это перечисление в порядке увеличения важности. Сон, по современным представлениям, нужен прежде всего для консолидации воспоминаний, для сортировки пережитого за день опыта. Пока мы спим, наш гиппокамп, часть мозга, связанная с памятью (и та самая, где нашли нейроны Дженифер Энистон), общается с корой. Он говорит «Я сегодня обнаружил, что возле Гостиного двора продается вкусное мороженое с алкоголем, мы будем это запоминать?». Кора отвечает: «Да, конечно будем, мороженое – это важно, это – витальный ресурс». «А еще мы с тобой ходили на лекцию Аси Казанцевой, она говорит, что написала классную книжку, это будем запоминать?» «Нет, – говорит кора, – это не будем запоминать, мало ли сколько девочек пишут всякие книжки». Накоплено много экспериментальных данных, демонстрирующих, что лучше всего люди запоминают то, что они выучили или повторили непосредственно перед сном. И что у людей с депривацией сна сильно страдает память и способности к обучению. Хуже всего приходится подросткам, потому что они по своей природе склонны к совиному образу жизни, у них мелатонин, «гормон сна», начинает вечером вырабатываться позже, чем у детей или взрослых – а ранние подъемы в школу никто не отменял. Почему иногда полезно спать мало? Объясняет руководитель лаборатории сна​ Все наши проблемы обусловлены тем, что мозг эволюционировал совершенно не в тех условиях, в которых мы сейчас живем. Легко догадаться, что охотники и собиратели двигались значительно больше, чем мы. Работа мозга адаптирована под регулярное учащение пульса и сопутствующее усиление кровоснабжения. Если мы целыми днями сидим на диване, то мозг получает меньше глюкозы и кислорода, чем ему вообще-то требуется для оптимальной работы. Человек не должен быть спортсменом, но должен соблюдать рекомендации ВОЗ: ходить пешком хотя бы 150 минут в неделю либо двигаться интенсивно по 75 минут в неделю. Если этот минимум не соблюдается, то работоспособность, к сожалению, будет неуклонно снижаться. Очевидно, что учиться тоже полезно для мозга. Именно потому, что, когда вы чему-то учитесь, вы гоняете импульсы по соответствующим нейронным контурам, и они укрепляются. Мозг человека, который чему-то научился, анатомически отличается от мозга человека, который чему-то не научился. И главное, это дает запас прочности: если вы вырастили много связей между нейронами, то возрастная деградация мозга будет происходить медленнее, вы сможете больше лет прожить в здравом уме. По-видимому, особенно полезны комплексные сложные занятия, которые задействуют сразу много отделов мозга, например, изучение иностранных языков. Последняя часть книжки посвящена нейроэкономике – науке о том, как мозг принимает решения. Основное, чему она нас учит – не следует воспринимать мозг холистически, не следует считать, что у нас внутри головы есть единство мнений. На самом деле разные отделы мозга обрабатывают разные аспекты информации независимо, и постоянно конкурируют за внимание высших командных центров. Эти процессы настолько ярко проявлены, что их можно непосредственно наблюдать в томографических экспериментах. Например, вы кладете человека в томограф и предлагаете ему что-то купить. И видите, что чем более привлекателен товар, тем сильнее активируется прилежащее ядро, «центр удовольствия». А потом вы называете покупателю цену, и чем она выше, тем сильнее активируется островковая кора, связанная вообще-то со страхом и отвращением. И по активности этих отделов вы можете надежно предсказать, будет ли человек покупать товар – даже раньше, чем он сам это понял. Метафора про чертика и ангелочка, которые сидят на плечах героя и предлагают ему разные решения, имеет очень большое отношение к реальности. На принятие решений влияет множество разных факторов. Определенные участки мозга могут от рождения работать более или менее активно. У людей, склонных к повышенной тревожности, в принятии решений большим влиянием обладает миндалевидное тело, участок мозга, связанный с негативными эмоциями. С другой стороны, на принятие решений влияет наше текущее настроение. Люди, которых спрашивают, счастливы ли они в жизни в целом, дают более уверенный положительный ответ в том случае, если их спрашивают об этом в солнечный день. Видимо, мозг подменяет сложный вопрос на простой. Вместо того, чтобы думать, какое у нас образование, карьера, успешны ли мы, хорошие ли у нас семейные отношения, кора просто спрашивает у прилежащего ядра, как у него дела, активно ли оно сейчас. А прилежащее ядро говорит: «Там солнышко светит, конечно, я счастлив», и человек дает положительный ответ. И разумеется, на то, как мы принимаем решения, влияет внешний мир. Чем заметнее стимул, тем больше внимания мы на него обращаем. И разумеется, важно внутреннее состояние. Понятно, что голодные люди лучше замечают тортики и покупают их с большей вероятностью. Я глубоко убеждена в том, что биология будет главной наукой 21-го века. Так же, как физика была главной наукой в прошлом веке. А в рамках биологии особенно важны две области. С одной стороны, молекулярная биология с генетикой. Они определяют, чем мы будем питаться, какие у нас будут лекарства и сколько мы проживем. С другой стороны, когнитивные науки, то есть нейробиология в связи с психологией. Она тоже важна с точки зрения медицины – это и нейродегенеративные заболевания, и ментальные расстройства – но важна и для повседневной жизни людей. Во-первых, наше здоровье и жизненный успех зависят от того, насколько эффективно мы сами с собой умеем договариваться. А это может оказаться проще, если понимать, по каким законам работают мозг и психика. Во-вторых, огромные перспективы открываются для индустрии развлечений. У нас с вами будет очень счастливая жизнь после выхода на пенсию, потому что у нас будет виртуальная реальность, способная сформировать потрясающе реалистичные яркие приключения, даже если на самом деле мы будем злобными одинокими старикашками. Вообще, если задуматься, мозгу вообще неважно, есть ли у него тело. Мозгу важно получать такие электрические импульсы, как если бы тело у него было. Их можно расшифровать и сформировать любые ощущения, которые только можно себе представить – и такие, которые пока что даже и представить нельзя. Записала: Олеся Морозова.