Шукшин без маски. Последний год в жизни писателя, актера, режиссера – на фото

2 октября 1974 года, ровно 45 лет назад, не стало Василия Шукшина. Корреспондент ТАСС Анатолий Ковтун (на фото – слева) познакомился с писателем в начале 1974-го и в тот последний год провел с ним много времени, наблюдая жизнь Шукшина через объектив фотокамеры. Анатолий Ковтун и Василий Шукшин В домашних тапочках у модной стенки – После выхода на экраны фильма «Калина красная» мне дали задание сделать о Шукшине фотоочерк. Я был влюблен в него, познакомиться с ним было моей мечтой. Но я тогда не знал, что он не общается с журналистами. Пришел в Союз кинематографистов, чтобы взять номер его телефона, а там засмеялись: мол, еще один – и стали перечислять, кому он отказал. Меня будто ледяной водой окатило. Телефон я все равно взял, но долго не решался позвонить, обдумывал каждое слово. А когда услышал голос Шукшина в трубке – звонил я из будки на улице, – от волнения весь текст забыл. Он не сразу ответил. Я уже готов был услышать отказ, как вдруг он говорит: «Ну хорошо. Когда»? – «Завтра!» – «Давайте завтра». Мне было интересно, каким я увижу Шукшина. Стоял за дверью, волновался, потом позвонил. Он открыл, и в первый момент я увидел не Василия Макаровича. Он был в темном, а на ногах – тапочки с белой опушкой. Они были такие домашние, как котята. Я сразу расслабился. Потом сделал фото Шукшина в этих тапочках, стоящего у модной тогда югославской стенки. Рука благословляет – Когда Шукшин показал мне свой рабочий стол, первое, что я увидел, был фрагмент иконы – рука будто благословляет. Попросил: «Василий Макарович, сядьте, пожалуйста, как обычно работаете». Он сел, а я встал сзади и собрался снимать. Шукшин удивился, говорит, чуть заикаясь: «А почему в спину?» Потом отвернулся, посидел. Я сделал этот кадр с рукой. Я тогда не знал, что Шукшин был коммунист, член партии. И только недавно мне рассказали, что он был верующим. Этот снимок, конечно, в те годы не был опубликован – его бы не пропустили. С Шукшиным вообще было непросто. Его будто побаивались в верхах. Власть почувствовала, что появился новый человек, мощный, объединяющий массы людей. Вот вам только один пример: инициатором моего знакомства с Шукшиным был заместитель главного редактора фотохроники ТАСС Александр Катков. «Толя, сделай фотоочерк, – сказал он. Человек на такой должности! – Если у нас не напечатают, заграница точно возьмет». Отец и дети – Шукшин с женой постоянно ездили в командировки. Детей не с кем было оставить, поэтому они на 3–4 месяца отвезли девочек в подмосковные Бронницы – там был специальный детский сад. Когда я узнал, что Шукшины туда собираются в один из выходных дней, напросился с ними. Они там пробыли целый день – гуляли, обедали на природе, играли с девочками. Я снимал издалека телеобъективом, так что они меня не замечали и вели себя абсолютно естественно. Шукшин был потрясающим отцом. Он, конечно, любил обеих девочек, но ближе, думаю, был с Олей. Он ее нутром чувствовал, она была его продолжением. Все самые интересные, драматические фотографии, которые я тогда снял, – с ней. Писатель Тамара Пономарева, которая была хорошо знакома с Шукшиным и написала о нем книгу, увидела этот снимок на выставке и сделала подпись к нему. По-моему, очень точные слова: «Будто облачко набежало на лицо Василия Макаровича, а дочка, словно уловив этот момент, не желает смириться с предчувствием отца...» Письма от зэков – После «Калины красной» Шукшину писали со всей страны. Письма тогда приходили обычно в Союз кинематографистов и в журнал «Советский экран», откуда их уже передавали адресатам. У Шукшина писем было очень много, и он их читал. В нашу первую встречу Лидия Николаевна взяла несколько и стала зачитывать ему, а я снимал. Я хорошо помню, о чем было письмо, которое он слушает на фото. Оно было от заключенных из колонии. Они писали, что собрались и думают, сидел вообще Шукшин или нет. Потому что, объясняли они, как он снял «Калину красную» – изнутри, – так мог только человек, который сам прошел через заключение. И им хотелось знать, так ли это. Под письмом было десять фамилий. И приписка: «Василий Макарович, если вас кто-то обидит, просим обращаться к нам». На боксерском поединке – Однажды я позвонил Шукшину и узнал от Лидии Николаевны, что они собираются в «Лужники» на бокс. Василия Макаровича пригласили друзья-боксеры. Удостоверение ТАСС тогда открывало многие двери, так что к началу я был на месте. Трибуны полные, сплошные головы, а я не знаю, где Шукшины сидят! Снимаю поединок, потом ищу их, ругаюсь про себя. И вдруг нашел! Василий Макарович сидел примерно в 12-м ряду. В темноте телеобъективом я отснял целую пленку, из которой было только три удачных кадра. Бокс – драматическая штука, там трудно остаться равнодушным. И по лицу Шукшина видно, что его захватило происходящее. Я бы не назвал его азартным, но он был человеком чувствительным, с очень живыми реакциями на происходящее. Он умел не просто слушать и кивать, а соучаствовать, понимать человека, «включаться» в его проблемы – это редкое качество. Для Шукшина вообще главным был человек и его мир. В этом он оставался человеком из деревни. Прощание – Когда я узнал, что Шукшин уезжает на съемки фильма «Они сражались за Родину», попросил разрешения проводить его на поезд. Они довольно скоро простились с Лидией Николаевной, а потом Шукшин пошел на перрон. В нем была какая-то заброшенность, потерянность, несуразность, небрежность даже. Кепка эта набекрень... Он был весь в своих думах. Он часто уходил в них и полностью отключался от всего. Это состояние дум характерно для стариков, а у Шукшина оно было с молодости – он постоянно переваривал, пропускал через себя все, с чем сталкивался. Любая стезя, а он был увлекающимся, его наполняла и в то же время раздирала. На перроне мне ужасно хотелось поговорить с ним, но видно было, что он весь в себе. Я посмотрел на часы – оставалось минуты полторы до отправления поезда, а Шукшин еще не садился. Проводница зовет, а он стоит. Я говорю: «Василий Макарович, может быть, я приеду на съемки?» Он встрепенулся: «Да-да, давай приезжай, будем ждать». И пошел в вагон. Это была его последняя командировка. Бондарчук его очень любил – Сергей Бондарчук очень трепетно относился к Шукшину. Вроде бы два сильных, талантливых, успешных человека – кто-то должен был доминировать. Но не было никакой ревности, никакого соперничества. Между ними были добрые отношения, уважение и даже больше – Бондарчук Шукшина очень любил. Я это слышал, видел, чувствовал. Читая сценарий, он постоянно обращался к Шукшину: «Вася, тут, по-моему, надо вот так сыграть… Как ты думаешь?» И в итоге каждый разговор заканчивался одинаково: «Значит, так и будем играть». Бондарчук советовался, потому что знал: Шукшин попадет в десятку. У Василия Макаровича было удивительное актерское чутье, великий талант, а кроме того, в нем чувствовался независимый взгляд на все. Пропадал часами в книжном магазине – Настоящим увлечением Шукшина были книги. На съемках «Они сражались за Родину» члены киногруппы часто ездили из хутора Мелологовского, где ничего не было, в поселок Клетский, где были баня, телефон и магазины. Шукшин всегда заходил в книжный и пропадал там часами. Все знали, что это надолго, торопить его никто даже не пытался. Шукшин бродил вдоль полок, высматривал, выбирал, откладывал книги… Покупал он много. И читал запоем – книги были его духовной пищей в буквальном смысле. Он в тот раз купил две книги классиков – кажется, там был один из романов Достоевского, все остальное – историческая литература. Шукшин вообще увлекался историей, а в тот момент он готовился снимать фильм о Степане Разине. Три дерева на рыбалке – На съемках «Они сражались за Родину» Сергей Бондарчук организовал рыбалку и пригласил Шукшина. Василий Макарович подошел ко мне и говорит: «Толя, мы завтра рыбачить едем, давай с нами». Я прибежал в 4 утра на пристань и нашел Шукшина с Алексеем Ваниным за странным занятием: они сидели на корточках и ковырялись в земле палочкой. «А чего вы делаете-то?» – спрашиваю. «Да вот червячков ищем». В месте рыбалки все разбрелись с удочками. Василий Макарович постоял со своей немного, потом бросил и пошел гулять по берегу. Вдруг слышу: «Толя! Толя, подойди сюда!» Я поднялся на холмик и вижу: внизу песчаная площадка и три дерева, срубленные, наверное, ураганом. Мощные, корявые, кора ершистая – как шукшинский характер. Василий Макарович с таким восторгом показывает: «Смотри, какие деревья!» Этот снимок – полностью его идея, и на нем, мне кажется, можно увидеть настоящего Шукшина. – Как-то я был на очередных Шукшинских днях в Сростках, и моя знакомая Ольга Овчинникова, председатель Клуба шукшинистов Бийска, предложила съездить в гости к Наталье Макаровне, младшей сестре Шукшина. Я привез фотоальбом «Время Шукшина», где собраны снимки, сделанные в последний год его жизни. Наталья Макаровна долго, внимательно рассматривала, ей было интересно. Один из снимков я сделал в Мелологовском, в перерыве между съемками «Они сражались за Родину». Шукшин присел отдохнуть рядом с Бурковым. И вот тут он, мне кажется, без маски. В такие моменты он был очень уязвим, раним – как ребенок. Наталья Макаровна долго смотрела на эту фотографию, гладила ее: «О-о-ой, вот он – Вася! Васенька!» Она увидела брата таким, каким его знали самые близкие люди. * * * Материал вышел в издании «Собеседник+» №09-2019 под заголовком «Последний год Василия Шукшина».