Юрий Дуров: Жираф обиделся на меня до конца своих дней из-за сделанного ему укола

65-летие отмечает Юрий Дуров, художественный руководитель единственного в мире театра зверей «Уголок дедушки Дурова». Поздравив юбиляра, «Вечерка» побеседовала с ним. Наш разговор с представителем знаменитой цирковой династии Юрием Дуровым начался, разумеется, с вопроса о предстоящем юбилее. — Юрий Юрьевич, 65 лет — серьезная дата. Как вы сами к ней относитесь? — С определенной печалью, потому что возраст достаточно солидный, а расставаться с молодостью очень не хочется (смеется). Хотя я люблю праздновать дни рождения. Встречи с друзьями случаются редко, а тут такой повод, что никто не сможет найти причину, чтобы ко мне не прийти. — Вы с шести лет работаете на цирковом манеже. Чем больше всего гордитесь в своей долгой цирковой жизни? — Тем, что мне удалось застать великих цирковых артистов. Почти все они уже отошли в мир иной, имена многих незаслуженно забыты. Мне же довелось застать их в самом расцвете. А с некоторыми и поработать в одной программе. Раньше цирковые программы длились по два-три месяца. Представляете, какой радостью было наблюдать в течение трех месяцев за таким артистом, как наездник, дрессировщик лошадей Борис Манжелли. А с Юрием Владимировичем Никулиным и Михаилом Ивановичем Шуйдиным мы работали шесть месяцев в Цирке на Цветном бульваре. И так получилось, что эта программа оказалась последней, в которой мой папа выступал на родине (Юрий Владимирович Дуров умер во время гастролей в Брюсселе в 1971 году — прим. «ВМ»). С великим клоуном Карандашом я работал в одной программе еще ребенком. Вот этими воспоминаниями я больше всего дорожу. — Я думал, что, отвечая на мой вопрос, вы расскажете про то, что были первым в русском цирке дрессировщиком, подготовившим номер с жирафом, и первым в мире, кто поставил номер с гепардами. — Еще мой папа мечтал вывести на манеж жирафа. Ему этого сделать не довелось, а у меня получилось. Большая удача, несомненно, и номер с гепардами на свободе (животные работали без поводков на манеже, где отсутствовало ограждение — прим. «ВМ»). Кстати, до сих пор никто в мире этот номер не повторил. Как и номер с морскими львами. — В чем сложность работы с таким животным, как жираф? — Жирафы не издают ни единого звука, что, конечно, усложняет взаимодействие с животными. А еще они страшно обидчивы. У меня были теплые, можно сказать, дружеские отношения с одним из них. Но жираф приболел, и мне пришлось сделать ему укол. А у жирафов очень толстая шкура, поэтому укол получился болезненным. Ему эта процедура явно не понравилась, и дружба между нами закончилась. Он выполнял свою работу, но я перестал быть для него любимым человеком. Он перенес свою любовь на мою жену Веру, которая тогда выступала с нами, а на меня обиделся до конца своих дней. — Как же это проявлялось? — Он меня игнорировал. Нет, он слушался, выполнял команды, но всем своим видом показывал, что я для него больше не авторитет. — Какой из поставленных вами номеров вы считаете самым сложным? — Если говорить об эпизоде, а не целом аттракционе, это, конечно, гепарды на свободе. Очень сложный номер. Потому что в мировом цирке с жирафами работали и до меня. Я был первым с жирафами на отечественном манеже. А вот с гепардами на свободе никто ни раньше, ни позже меня не работал. — Гепарды, которые работали без поводков и ограждения вокруг манежа, представляли опасность для зрителей? — Я считаю, что опасности не было. Во-первых, гепарды не такие опасные животные, как лев, тигр или леопард. У них нет когтей, которые убираются в подушечку лап, как у льва или тигра. Также мне помогло и то, что аттракцион я готовил в старом харьковском цирке, который своей формой напоминал бочку. И когда гепарды выбегали на манеж, им казалось, что они находятся в клетке. Поэтому хищники привыкли к тому, что за барьер не было смысла прыгать, там начиналась стена. Кроме того, гепарды — животные дальнозоркие, а мы работали под светом прожекторов, и того, что окружало манеж, они не видели, а ряды, находившиеся вдалеке, погружались в темноту. Но все равно в каждом цирке от меня требовали подписку, что я беру на себя ответственность за безопасность номера. Но гепардам никакой нужды бросаться в зал не было. Хотя на всякий случай по краю манежа стояли несколько ассистентов, которые могли бы хлыстом преградить им путь в зал. Гепарды их видели. — Какие моменты за время долгой цирковой карьеры вам особенно памятны? — После того как папа умер, я какое-то время продолжал работать с его аттракционом. А через несколько лет решил создать свой, полностью новый авторский аттракцион. Его подготовкой я занимался два года. В моей программе участвовали слоны, гепарды, жираф, кенгуру, пони, зебра, морской лев, шимпанзе, собаки, голуби и еще несколько мелких животных. Когда делаешь новый номер, никогда не знаешь, как его воспримет публика. Иногда тебе кажется, что ты ставишь что-то фантастическое, а публика никак не реагирует, а какой-то несложный, на твой взгляд, эпизод зал принимает с восторгом. И когда мое выступление было встречено овацией, я почувствовал настоящее счастье и запомнил этот момент на всю жизнь. — Что самое сложное в номере с таким большим количеством животных? — К каждому виду животных требуется свой подход. С кем-то надо работать напористо и энергично, а с кем-то — спокойно, даже нежно. Поэтому во время аттракциона тебе постоянно нужно внутренне перестраиваться, а это не всегда легко. Вот представьте: вы только что отработали динамичный эпизод со слонами, а через мгновение на манеже появляются гепарды, с которыми надо работать плавно и мягко, не делая резких движений, иначе гепард может напасть. В этом и заключается главная сложность, поскольку в течение 40 минут приходится постоянно эмоционально перестраиваться. — Были какие-то особенно запомнившиеся моменты, связанные с этим номером? — У нас было три слонихи. Одна из них держалась особняком от остальных. А слониха Сюзи была провокаторшей. Она выполнит свой трюк, а потом поднимет хобот и протрубит тревогу. Так что у слонихи Реми начинается паника. Она переставала делать трюки, но с манежа не уходила и не давала нормально работать всем остальным слонам. И тут уж мне приходилось подключаться, чтобы заставить ее работать дальше. Это необходимо, потому что если дать слабинку, то животное поймет, что может не выполнять моих команд, и вообще перестанет слушаться. — Травмы за время работы в цирке у вас были? — А у какого дрессировщика их не было? Это в порядке вещей. И слоны на ноги наступали. И гепарды цепляли и кусали меня часто. Но серьезных травм, из-за которых пришлось бы лечиться в больнице, у меня, к счастью, не было. — Жизнь циркового артиста — это постоянные переезды из цирка в цирк, из города в город. Как сейчас вы эту кочевую жизнь вспоминаете? — Если честно, то с ужасом. Больше всего мне не нравились наши вокзалы. Неуютные, грязные, с толпами людей, пробираться сквозь которые было сложно. Особенно для артиста моей профессии, который перевозит большое количество животных. Погрузка и разгрузка их на вокзале или в аэропорту всегда давались очень непросто. Да и в дороге непредвиденные ЧП случались часто. Так что переезды я не любил никогда, но оказаться в каком-то новом городе всегда было интересно. — Не жалеете, что уже много лет не выезжаете на гастроли? — Нет. Я более 10 лет работаю в театре, привык. По характеру деятельности это похоже на цирковую работу, но животные не дергаются, никуда не переезжают, чувствуют себя спокойно и хорошо. — Что вам удалось за время работы на посту художественного руководителя? — Больше всего я горд тем, что, как мне кажется, нам удалось поставить наш «Уголок» на новые рельсы. Так что теперь он начал оправдывать слово «театр» в своем названии. Раньше здесь были программы, похожие на цирк на сцене с животными. Демонстрировались отдельные, никак между собой не связанные номера с животными. На мой взгляд, то, что сейчас происходит, намного интереснее. Мы ставим полноценные спектакли. Дрессировщики не просто выходят на сцену, а исполняют некие роли. Дети с увлечением следят за развитием сюжета, в который вплетаются разнообразные, очень интересные животные со своими номерами. Наш театр зверей стал полноценным театром. И для меня это самое главное достижение. — Как реагирует на эти изменения зритель? — Судя по тому, что билеты в наших кассах раскупаются на месяцы вперед, зритель ответил нам взаимностью. — Богатый ли у вас репертуар? — За эти годы я поставил более 20 спектаклей. Некоторые шли по семь-восемь лет. Но количество животных у нас ограничено. Некоторые выступают в разных спектаклях, исполняют в них разные трюки, но их возможности тоже не безграничны. Мы стараемся относиться к ним бережно и не перегружаем. Поэтому, когда появляется новый интересный спектакль, мы постепенно отказываемся от поставленных раньше. Происходит естественная ротация репертуара. — Знаю, сейчас готовится новый спектакль... — Мы впервые решили поставить спектакль — продолжение предыдущего новогоднего спектакля. У нас с большим успехом два года подряд в новогодние праздники шла сказка «Как Санта заблудился». В этом спектакле примут участие и наши новые артисты — три слоненка, попавшие к нам чудесным образом. Мы давно хотели приобрести в театр слонят. Потому что у нас осталась одна слониха Сюзи, с которой я работаю более 45 лет. Она уже в серьезном возрасте, и ей одной приходится работать во всех спектаклях, где участвует слон. Не могу сказать, что ей тяжело, она привыкла к такому режиму. Но новые трюки с ней уже не сделаешь. Но приобрести новых слонят, как оказалось, практически невозможно, потому что те страны, где есть слоны, как правило, в другие страны их не продают. Мы писали в посольства различных стран с просьбой о помощи, но безрезультатно. И так случилось, что я попал в Кремль, где мне вручали орден. Там мне удалось поговорить с одним из представителей власти. Выслушав, он попросил написать ему служебную записку и обещал помочь. Боюсь соврать, но я слышал, что даже президент принял в этом какое-то участие. В прошлом году отмечалось 70-летие дипломатических отношений между Россией и Мьянмой (бывшей Бирмой. — «ВМ»). И наш МИД обратился к ним с просьбой предоставить возможность приобрести у них двух-трех слонят, а они взяли и подарили трех слонят театру. Что касается их участия в новом спектакле, то люди нашей профессии очень суеверны. Мы пытаемся подготовить слонят к тому, чтобы выпустить хотя бы с небольшим номером, самыми элементарными трюками, но говорить о том, что это точно будет, я бы поостерегся. — Слонят к вам перевозили на самолете. Как они это перенесли? Правда ли, что слонам при перевозке дают немного водки, чтобы успокоились? — Перелет они перенесли хорошо. Слонам действительно иногда дают водку или вино, но в тех случаях, когда при погрузке им приходится в холодное время выходить на улицу. Но нашим ничего не давали, они же совсем еще детишки! Я помню, как в аттракционе моего папы при морозе в 25 градусов перед погрузкой слонам надевали сапоги, чехлы на уши, попоны и вели их по улице. Но у нас таких экстремальных условий не было. — Вы не раз говорили, что хотите подготовить вашу дочь Наташу к тому, чтобы она смогла заменить вас в театре. — Она освоила профессию дрессировщика. Выступает со слоном, морскими львами, пони, барсуками, собаками. Помогает Сарвату Бегбуди дрессировать слоников. Она поставила уже шесть спектаклей на Малой сцене. У нее два образования — одно культурологическое, второе связано с муниципальным руководством. Поэтому я надеюсь, что смогу передать ей театр. За все годы существования театра не было случая, чтобы им руководил кто-то не из нашей семьи. К сожалению, так получалось, что все прежние руководители работали тут до смерти. Я бы хотел эту традицию нарушить и уйти из театра на пенсию. Читайте также: Александр Михайлов: Нам надо мудреть, потому что наша культура размывается