Пласидо Доминго о музыке, молодых талантах и новом поколении слушателей

Испанский оперный певец и дирижёр Пласидо Доминго на сцене вот уже шесть десятилетий. За это время он принял участие в нескольких тысячах представлений, исполнил порядка 150 ведущих оперных партий и заслужил славу одного из величайших артистов современности. В беседе с RT Доминго рассказал, чем опера отличается от популярной музыки и могут ли оперные певцы восполнить недостаток таланта практикой. Кроме того, артист объяснил, почему в опере важны и мелодия, и слова. — В начале карьеры вы выступали в рок-группе в Мехико... Будучи сейчас одним из лучших теноров в опере, может, поделитесь какими-то интересными идеями, которые вы вынесли из своего опыта в рок-группе? — Знаете, мои родители были певцами, они исполняли замечательные произведения. Кстати, каждый раз в свой концерт я включаю сарсуэлу. Сарсуэла — это прекрасный испанский музыкальный жанр. У нас в Испании в разных регионах разная музыка и разные танцы. В отличие от оперы, сюжеты в сарсуэле не такие драматичные. Драма присутствует, но никто не умирает. На этом я учился. Это первая музыка, которую я услышал. Когда мама была беременна мной, она пела — пела до девятого месяца. Поэтому сарсуэла была первой музыкой, которую я услышал ещё до своего рождения. — Думая об опере, скажем, времён Верди, я задаюсь вопросом: «Каково это было? Как себя вела публика?» Были и беспорядки, и выпивка, и подбадривающие выкрики… По ходу оперы зрители подпевали исполнителям! Мне кажется, тогда это было очень похоже на рок-концерт. Возможно, артистам оперы стоит немного расслабиться и вернуть старые обычаи? — Опера настолько же популярна среди своих почитателей, как и поп-музыка. Любители оперы испытывают ту же страсть к музыке, что и молодёжь, которая увлекается поп-музыкой, рок-музыкой — в зависимости от времени. Думаю, опера будет существовать вечно — пока есть романтики, пока мы испытываем какие-то чувства, любовь к этой музыке не увянет. Единственная проблема в том, что не все её понимают. С поп-музыкой всё просто: она начинает звучать, и все сразу: «та-а-ам... па-а-ам» (изображает и щёлкает пальцами. — RT) — это можно увидеть и на Красной площади, и на Трафальгарской площади. Зазвучит современная музыка — и все двигаются. Нам, опере, сложнее завоёвывать новую публику. Сейчас, конечно, очень важна актёрская игра. Раньше оперные исполнители просто стояли на сцене и не двигались. Но всё меняется. Я выступаю более полувека, и публика видит великолепное шоу с музыкой, актёрской игрой, освещением, костюмами — грандиозное представление. Я это поддерживаю и знаю, что с каждым днём всё больше и больше людей будут любить оперу. — Какая публика нравится вам? Вы как-то сказали, что любите зрителей, которые слушают сердцем. А что насчёт знатоков оперы, которые замечают нюансы и понимают, какие мысли композитор вкладывает в музыку? — Важно и то, и другое. Знатоки, которые всю свою жизнь были поклонниками оперы, замечательны: они приходят уже в предвкушении потрясающего вечера. Но очень важно завоёвывать и новую аудиторию. Поэтому каждый день мы должны находить новые способы объяснить оперу молодёжи, научить её. Ведь поколения уходят, мы стареем — не только певцы, но и ценители. Но, надо сказать, сейчас чаще, чем когда-либо, в самых разных уголках планеты обнаруживаются феноменальные голоса. Для оперы необходимы композиторы. И на счету у России композиторов больше, чем у остальных стран. Конечно, опера зародилась в Италии. Италия, потом Франция, Англия. Опера фантастически развивалась в России и так далее. В целом же складывается она из множества разных стилей. Ей уже более четырёхсот лет! — Как легче всего начать знакомство с классикой, если ты к ней ещё не притрагивался, но хочешь разобраться? Как к ней лучше подобраться? — Само собой, есть оперы, названия которых у всех на слуху. Скажем, «Богема», «Севильский цирюльник», «Кармен», «Тоска» или «Травиата»... Для начала можно посоветовать сходить именно на них. Если кто-то хочет прийти на оперу впервые, влиться в это, то лучше всего начать знакомство с вот этих самых известных. — У нас — будь то русские, испанцы, итальянцы или даже американцы — классическая музыка словно в крови, это наше наследие. Даже когда мы слышим её впервые, она затрагивает наше сердце. Но что будет, если её впервые услышит абориген из какого-нибудь племени? — Под моим руководством уже 27 лет проходит конкурс оперных певцов «Опералия». Ежегодно мы выбираем победителя, и им может оказаться человек из любой точки планеты. Среди них — сопрано Претти Йенде из ЮАР, даже не из Йоханнесбурга, а из небольшого городка. Однажды она услышала дуэт из оперы «Лакме» и тут же спросила: «Что это?» Узнала, что это опера. Приехала на мой конкурс и победила. Так что наши призёры — люди со всего мира. В нас что-то должно отозваться. Это заложено в человеке. Конечно же, нужен ещё и голос. Если хочешь стать певцом, нужно иметь способность и развивать её. Нужно учиться и так далее. Но любить музыку может каждый. — Музыка — это инструмент, формирующий облик мира и меняющий его, или это просто средство, позволяющее отдохнуть от жизненных проблем? — Я считаю, что музыка помогает нам в разные сложные периоды жизни. Так что, мне кажется, сейчас... прослушивание музыки приобрело более сложный характер. Раньше люди приезжали домой, и им было достаточно поставить граммофонную пластинку и слушать. Телевидения не было. Сегодня всё изменилось. Конечно, есть люди, которые изучают и любят музыку, и они всё так же едут домой и слушают её даже дома. Им не нужно для этого идти в театр. Но теперь есть столько всего: телевидение, всевозможные зрелищные мероприятия, спорт и так далее. А раньше люди приезжали домой и слушали музыку. — Способна ли музыка изменить восприятие того или иного человека к лучшему или к худшему? Не только быть доброй и душевной, но и, к примеру, стать мощным средством выражения идей тоталитаризма? — Я считаю, если музыка берёт тебя за душу, ты не станешь разбираться, был её композитор замечательным человеком или не был. Музыку, которую любишь, анализировать не нужно. Одну музыку чувствуешь, потому что способен её воспринимать, сливаться с ней... а к другой всего этого может и не быть. Может оказаться, что композитор — чуть ли не святой и самый замечательный человек на свете, а его музыка не найдёт у тебя отклика. Так что человек в отношении музыки делает выбор, который не зависит от того, какой у неё автор. — Все великие музыканты, с которыми я беседовала, делали замечание в духе: «И всё-таки сначала музыка, потом слова». — Эта тема обыгрывается в опере «Каприччио». — А вы как считаете? Что сильнее воздействует на душу — слова или музыка? — Одно сочетается с другим. Особенно в опере, где создаются персонажи с самыми разными судьбами. Ты можешь оказаться в роли поэта или революционера, пьяницы или короля... императора... В одной из опер мне досталась партия Распутина. Задача состоит в том, чтобы сотворить персонажа, и для этого одной лишь музыки недостаточно. Текст так же важен, как и музыка. Одно неотделимо от другого. Так и получается сюжетное произведение. Иначе выйдет просто концерт... А так создаётся впечатление, что мы с вами выступаем как бы дуэтом. Вы обращаетесь ко мне, а я вам отвечаю, но ответ свой не проговариваю, а пою. Когда текст звучит в вокальном исполнении, получается намного чувственнее. И это идёт на пользу. Мне доводилось исполнять партии в операх Верди на сюжеты Шекспира. Так вот, я читал шекспировские тексты, и они феноменальны, но в произведениях Верди и осмыслении либреттистов они производят просто потрясающее впечатление. Соединение звука, музыки и текста становится чем-то волшебным! — Когда мы думаем о мощном сочетании классической музыки и классического текста в опере, обычно нам представляются арии, наполненные болью и душевным страданием — чем-то, что глубоко нас затрагивает, но не всегда приносит радость. Опера — это чаще о муках… — Да-да. — Но мне всегда было интересно, как эти муки и страдания персонажа, заложенные авторами, через исполнение доходят до меня, до слушателя. Например, когда вы исполняете арию Ленского… Он же несчастлив, верно? Почему тогда я чувствую себя такой счастливой? — Вы чувствуете счастье? — Да, когда я слушаю Ленского в вашем исполнении, я чувствую счастье. И не понимаю почему — мне же должно быть грустно. — Это потому, что вы слушаете о трагедии человека (напевает арию Ленского. — RT), вы как бы... Это сочетание. Вы видите опечаленного мужчину, но он исполняет такой текст под такую красивую музыку, вам очень нравится. Бедолага вот-вот погибнет — через пять минут — от рук своего друга. Но всё в целом вам нравится. — Да, это правда. Я знаю, что после каждого спектакля вы склоняетесь над сценой и поёте ей. Вы как бы поёте духам оперы? Или это какое-то суеверие у оперных певцов? — Я делаю это просто потому, что надеюсь, что вернусь туда, на ту сцену, в тот город. Я благодарю Бога и выражаю надежду туда вернуться. — В кинематографе есть связка режиссёр — актёр. В какой-то степени актёр может быть собой, но в какой-то — своей игрой должен передавать посыл режиссёра. Мне всегда было интересно, каков правильный баланс для оперных певцов: в какой степени вы передаёте то, что прописал для вас композитор, а в какой можете выражать что-то своё? — Все мы разные. Всем нам приходится исполнять одни и те же произведения, но все будут разными. Исполнение каждого коснётся вас как-то по-своему... Ну вот, допустим, возьмём арию — любую арию... Donde Lieta Usci из «Богемы» — и поставим запись Марии Каллас, или запись Ренаты Тебальди, или Миреллы Френи, или Монтсеррат Кабалье, или Галины Вишневской, или кого-нибудь из замечательных новых голосов. И каждая будет исполнять по-своему. Музыка та же, но интерпретация и качество каждого голоса вносят разницу, каждый раз это открытие. И порою думаешь: «О, какое замечательное исполнение!» А потом услышишь кого-то ещё и понимаешь: «Да это потрясающе!» Но, кроме того, речь идёт об индивидуальных ощущениях и переживаниях. — То есть, например, грустно тебе в этот момент или весело? — Да, и также важно, насколько много ты знаешь и понимаешь. Одним из ваших первых вопросов был: «Что вы предпочитаете — мнение эксперта и настоящего любителя оперы или человека, который слышит вас впервые?» Что я могу вам сказать? Дайте мне узнать, что скажет человек, услышавший меня впервые. Я понимаю, что сердце знатока я уже завоевал. Я это знаю. Знаю, что он слышал меня много раз и так далее. А этого нового человека, который сейчас пришёл сюда, я после выступления спросил бы, что он чувствовал, не зная о качествах наперёд. — Говорят, что в особенности в классической музыке слагаемые успеха — это и талант, и упорный, усердный труд. Вы один из лучших исполнителей в истории и поёте более 60 лет. Скажите честно: возможно ли восполнить недостаток таланта каким угодно количеством практики? — Что я могу вам сказать... — Честно! — Что сказать... У публики... У публики есть вкус, есть уши. Люди искусства бывают разных уровней. Есть певцы, которые достигают определённого уровня (показывает уровни рукой. — RT), а другие поднимаются выше или ещё выше, и в этом разница. Но я считаю, что в них что-то есть. Не думаю, что люди без каких-то задатков могли в качестве профессиональных оперных певцов выступать в знаменитых театрах! Это невозможно. Что-то в них должно быть. Но, конечно, у певцов, у всех нас, в жизни бывают какие-то трудные моменты. Допустим, год оказался не лучшим в твоей жизни — и приходится восстанавливаться. В жизни бывает всякое: и болезни случаются, и год на год не приходится. Но важен уровень. Уровень должен быть высоким. Я говорю не только о певцах, а о любой области: нет таланта — и ничего не получится. Полную версию интервью с Пласидо Доминго смотрите на RTД.