Агунда Кулаева: «В опере протекциям места нет»

Сегодня она поет в Берлине Прециозиллу, завтра — Кармен в Токио. На ее счету все главные партии меццо-сопрано из репертуара Большого театра. Она пела на сценах Арена-ди-Верона и Метрополитен-оперы, ее время расписано надолго вперед. Но понятие «оперная дива» Агунда Кулаева считает устаревшим: «Сегодня много хороших певцов». Агунда, дочь Елкана — Вы родились в семье музыкантов. А что пели у вас дома в праздники? — Мои папа и мама, Елкан Владимирович и Ирина Борисовна, — оперные певцы. Конечно, на праздники всегда приходили друзья и коллеги родителей, и папа пел песни из кинофильмов, подыгрывая себе на домашнем пианино. А для меня подбирал аккомпанемент к детским песенкам из мультфильмов. Мне кажется, что мелодии из мультиков я узнавала раньше, чем смотрела их. — Какое у вас главное детское воспоминание? — Бесспорно, папа. У меня был уникальный папа — добрый, красивый, талантливый. В детстве мне казалось, что он умеет играть на всех музыкальных инструментах! Папа играл по меньшей мере на четырех: аккордеон, гитара, фортепиано, осетинская гармошка. А еще писал музыку всех жанров — от симфонической до эстрадной, пел на трех языках: осетинском, русском, итальянском! Я планирую выпустить сборник написанных им песен. Папы уже давно нет, но он до сих пор мой самый главный советчик. Если передо мной стоит неочевидный выбор, я сразу думаю: а что папа сказал бы на это? Я еще училась в школе, и он как-то сказал мне: «Никогда не подписывай бумагу, направленную против другого. Человек не может быть абсолютно виноватым, у него всегда есть какие-то обстоятельства. И скорее всего, тебе будет стыдно за то, что ты сделала». И знаете: недавно была ситуация, когда собирали подписи, чтобы уволить человека, который никому не нравится и который откровенно вредит рабочему процессу. Но папа сказал мне этого не делать! — Как ваши дети относятся к тому, что их папа и мама — известные и популярные люди? — Мы с мужем (тенор Алексей Татаринцев, — Ред.) в каком-то смысле скопировали семью моих родителей: у нас трое детей и много музыки в доме. Что касается отношения детей к нашей работе и славе — они привыкли к тому, что папа и мама часто мелькают в телевизоре и их постоянно узнают на улице. — Как думаете, ваших детей может увлечь оперное искусство? — Этого я, конечно, знать не могу. Со старшей дочкой Виолеттой мы пели дома дуэт Прилепы и Миловзора, когда она была еще совсем маленькой. Сейчас она поступила в музыкальную школу на отделение «Музыкальный театр» и занимается вокалом профессионально. А еще у нее есть представление о том, что опера — это тяжелый труд. Она принимала участие в постановке «Пиковой дамы» Юрия Александрова, играла там призрак юной графини; а еще в «Кае и Герде» — спектакль шел иногда два раза в день! — Вы назвали своих дочерей в честь героинь опер «Травиата» и «Бал-маскарад»? — Это вопрос, который задают нам буквально все, кто имеет представление об опере. Но нет. Девочек наших действительно зовут Виолетта и Амелия, но мы назвали их так по совершенно другой причине. У нас интернациональная семья, и мы хотели назвать своих детей нейтрально — чтобы ни русская, ни осетинская половина не обиделась. А сыну вообще дали древнееврейское имя Даниил. Лицом к залу, а не спиной к нему — Вы к своей профессии пришли не сразу — учились на дирижера в родном Владикавказе и Ростове. — Я поступила во Владикавказское училище искусств имени В. Гергиева на дирижерско-хоровое отделение. Можно сказать, что я выбрала это отделение из чувства протеста: не хотела становиться пятым вокалистом в семье. Но со второго курса начала учиться и на вокальном отделении: на этом настаивала педагог Долорес Билаонова, сама прекрасная певица и друг моих родителей. Затем я училась на дирижерском факультете Ростовской консерватории. И вот именно тогда прозвучала в мой адрес фраза: «Эта девочка должна стоять лицом к залу, а не спиной». И я благодарна своему педагогу Елене Клиничевой, которая просто поставила меня перед фактом: либо дирижерская аспирантура, либо бесплатное обучение вокалу! Я сомневалась, не зная, что выбрать. — Может ли так случиться, что вы вернетесь к своему первому образованию — дирижерскому? — Я вполне вижу себя в этой роли. Петь до глубокой старости я не планирую: знаю, увы, как нелепо звучат некоторые известные певицы, которые решили не уходить со сцены вообще. Голос, к сожалению, исчерпаем, как и любой ресурс. А еще я хочу преподавать, у меня есть своя система постановки и раскрытия голоса, которая базируется на том, что мне дали мои учителя, и на моем личном опыте. Думаю, это будет моя собственная школа. — Вы меццо-сопрано, и это, конечно, не очень много главных партий. Самая известная — Кармен. Но вы пели, например, партию Эболи в «Доне Карлосе», Лизы в фильме Павла Лунгина «Дама пик». Существуют ли «универсальные» голоса? Мария Каллас пела все — от контральто до колоратуры. — Да, Эболи — это не меццо, как задумывал автор, а, скорее, драматическое сопрано. И мой диапазон позволяет петь и некоторые сопрановые партии. Сейчас в Берлине я пою Прециозиллу в «Силе судьбе» — это постоянные «всплески» голоса до «си» второй октавы на формате (увеличение длительности звука. — Ред.) на высоких нотах! Но я не верю в «универсальность» голоса. Если петь все подряд постоянно — это неоправданный расход голосового ресурса. — Есть «вердиевские» певицы, есть «вагнеровские», есть те, кто хорош в русской классике. А вы какая? — Наиболее исполняемым композитором для меня остается Джузеппе Верди. Хотя если бы Джакомо Пуччини писал партии для меццо… Но у него такая только одна — цыганка Тиграна в опере «Эдгар», а ее так редко ставят! Однажды мне представилась возможность спеть Тиграну, но я была на восьмом месяце беременности. Такие вот упущенные возможности. Впрочем, со мной это часто происходит. — От чего зависит, хорошо или не очень ты спел? Все ли партии в этом плане одинаковые? — Есть такие сложные партии, которые невозможно спеть без предварительной подготовки. Нужно хорошо выспаться, нужна определенная диета, и ты должен быть абсолютно здоровым. А некоторые я могу петь в любом состоянии, даже сойдя с трапа самолета. Например, Любашу в «Царской невесте». Недавно я пела Любашу в Большом театре, трансляция на канал «Меццо». Всю неделю до этого я провела в больнице с ребенком, у которого было обезвоживание. На запись я пришла уставшая, с синяками под глазами, но спела довольно качественно. — Думаю, что Кармен вы тоже споете в любом состоянии, эта партия — практически ваша визитная карточка. — В какой-то момент я разлюбила исполнять «Кармен». Последняя моя постановка в Большом лично для меня вообще была конфликтной: Кармен там практически положительный персонаж, а Микаэла выглядит более импульсивной и страстной, чем главная героиня. Возможно, я еще не встретила своего режиссера, который помог бы раскрыть все краски и оттенки этого образа. «Оперные страсти — в прошлом» — Как вы учите новые партии? Слушаете записи старых мастеров? — Нет, сейчас нужны современные традиции в пении. Когда я разучиваю новую партию, я просто слушаю все подряд на YouTube. И хорошее исполнение, и неудачное, чтобы понять, как петь не надо. Что-то обязательно беру на заметку, от чего-то отказываюсь. Иногда из этого получается что-то свое. — Вы долго шли к главной оперной сцене страны. И сегодня в вашем послужном, скажем так, списке уже почти все первые партии для меццо-сопрано, какие есть в репертуаре Большого: Любаша, Кончаковна, Марина Мнишек, Эболи, Полина, Кармен. Как вам в Большом театре живется? — Когда я слышу: «Вы долго шли к Большому театру», мне всегда хочется возразить: «Я сама к нему не шла!» И даже была где-то против этой работы. Я очень боялась. Во-первых, Большой — это сияющая вершина, которой ты обязан соответствовать. Во-вторых, я боялась той атмосферы, которой пугают всех молодых певиц. Но мне повезло. У нас чудесные отношения в труппе, мы всегда желаем друг другу удачи перед выходом на сцену. Наверное, когда-то все эти страсти с иголками в костюмах и клеем в обуви действительно происходили, но сейчас другое время. Сейчас работают бесконечные прослушивания, а не протекции. Меня берут не на все партии, и я не смогла своего ребенка в хор Большого устроить. Мне сказали: да, голос есть, а мест в хоре нет. Протекциям просто нет места. — Вы много лет проработали в «Новой Опере», известной своими смелыми и необычными постановками классических оперных сюжетов. А где вам комфортнее — в новаторских сценах или в строгой классике? — Не скрою, мне ближе строгая классика. И тут мне повезло. У меня есть постоянная, такая «живая» мечта — петь на сцене Арена-ди-Верона. И один раз она осуществилась — я пела Кармен в постановке Франко Дзефирелли. Это грандиозная постановка, в которой задействовано больше ста человек, на сцене не просто поют и танцуют, там проживают сюжет! Из зрительного зала все это невообразимо грандиозное действие — с ослами, козами, собаками и лошадьми — смотрится как кинофильм. К сожалению, мой спектакль совпал с датой последнего спектакля этой постановки. За много лет там все так обветшало, что постановку решили закрыть! Но для меня это был счастливый опыт, и я бы хотела вернуться на эту сцену. «Кулаевой можно» — Вы после спектакля как восстанавливаетесь? — Я шопоголик. Я так отдыхаю. А еще люблю бродить нетуристическими маршрутами. В Венеции подруга повела меня в спальные районы города, и это было гораздо интереснее, чем кататься на гондоле! Запахи, звуки, тут развешено белье, там окна-двери нараспашку. У них все открыто, как в наших осетинских деревенских домах. — Расскажите о сценических костюмах — вам их кто подбирает? — В оперных постановках, конечно, костюмы придумывают художники по костюму. Вот для Эболи у меня потрясающее платье — и ткань, и крой. Даже наколенники предусмотрены: я там в некоторых сценах падаю на колени. А для концертов платья выбираю сама, у меня есть любимые дизайнеры. Тут, конечно, все от вкуса и смелости зависит. В этом смысле Анна Нетребко — настоящий новатор, я всегда восхищаюсь ее нарядами. — У вас есть своя собственная «костюмная» история с красным платьем. Расскажите ее и нам, пожалуйста. — Эта история уже почти легенда. Я тогда училась в центре Галины Вишневской. Галина Павловна всегда требовала, чтобы на репетиции мы надевали костюмы, чтобы понять, как они сочетаются между собой. А у меня платья не было, я его взяла напрокат. Красивое красное платье от Славы Зайцева. Иду по коридору и понимаю, что на меня все смотрят как-то странно. Оказывается, когда-то в одной из постановок Тамаре Синявской сшили красное платье, а Вишневской — фиолетовое. А Галина Павловна потребовала красное платье для себя! И потом уже никто в ее присутствии красного не носил. А я этого не знала. Но Галина Павловна сказала: «Ничего. Кулаевой можно». — У вас есть опыт участия в кино, вы пели графиню за Ксению Раппопорт в фильме Павла Лунгина «Дама пик». Хотели бы еще повторить этот опыт? — Еще раньше я снялась в сериале «След. Федеральная экспертная служба» в роли гадалки Варвары. Вообще, кино мне интересно. Я бы сыграла какую-нибудь недобрую женщину. Думаю, что у меня хорошо получится. — Дома вы слушаете музыку или, как и многие музыканты, предпочитаете тишину? — Я очень люблю тишину. Хотя в нашем доме это понятие весьма относительное: у меня же дети! Мы вместе с ними слушаем всякие молодежные хиты, такие, от которых стены дрожат. Вот недавно узнала, что певец Матранг, с которым меня дети познакомили, — мой земляк! (поет) Медузааа!