Звезда российского электро-попа о снобизме взрослых, чувствах молодых и доминации женщин

Яну Кедрину, выступающую под необычным псевдонимом Kedr Livanskiy, уже не первый год называют главной надеждой российской музыки и одной из наиболее самобытных представительниц электронной сцены. В 2017 году она выпустила ностальгический альбом «Ариадна», обеспечивший ей положительные рецензии в Pitchfork и места в лайнапах крупнейших мировых фестивалей, а в мае этого года у артистки вышел Your Need — пропитанный танцевальными ритмами эклектичный сборник с элементами хауса и хип-хопа. Недавно у Kedr Livanskiy прошел тур по российским городам, а 23 октября артистка даст большой концерт в московском клубе Mutabor. «Лента.ру» поговорила с ней о панк-молодости, снобизме 30-летних и умении выходить за рамки привычного образа. «Лента.ру»: В мае у тебя вышел второй альбом Your Need. Где его лучше приняли, в России или за рубежом? Яна Кедрина: Мне кажется, в одной пропорции. Я еще, конечно, не ездила с этим альбомом в русский тур, но, думаю, все будет хорошо. Так плюс-минус одинаково было на протяжении всех релизов. Этот вопрос возник из-за истории с твоим другом, музыкантом buttechno. Он в соцсетях рассказывал, как на одном из московских фестивалей организаторы резко прервали его выступление, потому что должен был выступать иностранный артист. Что ты думаешь по поводу этой ситуации? Есть ли в России такая тенденция, что к зарубежным исполнителям относятся с большим уважением, чем к своим? В рамках фестивальной истории с таким можно столкнуться, потому что там целый пул артистов, и у кого-то из них в райдере прописаны очень жесткие тайминги. Если другой артист чуть-чуть позже начал, то никто не будет его программу до конца дослушивать, по расписанию его отрубят, потому что есть более привилегированный и крупный артист. Но на самом деле, когда сольный концерт, в России порой даже лучше принимают, и к зарубежным артистам очень бережно относятся. Допустим, в Америке у меня уже третий тур был. И я хочу сказать, что там музыканты такого уровня, как я, — это конвейер. У промоутера может быть несколько концертов в день, и он даже не знает, кто ты. Плюс по России гораздо выгоднее ездить с той точки зрения, что тебе оплачивают проезд, а где-то в Америке тебя могут даже не встретить в аэропорту, порой тебе приходится самому эту логистику выстраивать. Сталкивалась с таким иногда. Никто на самом деле пальцем не пошевелит, пока ты не скажешь: «Ребята, я больше не приеду, если меня не встретят». И это не какая-то роскошь, просто очевидно, что в разных городах, пока ты разберешься в транспортной системе, ты потеряешь время и нервы. Это вопрос уважения, наверное. Что касается Паши, то он столкнулся с крупным фестивалем, и им там, конечно, нет дела до последних имен в афише. Но это некрасиво, конечно. Я так считаю, и все адекватные люди так считают. Но человеческий фактор работает везде. На последнем альбоме у тебя есть песня Why Love, пропитанная такой ностальгией по временам старших классов школы и рассказывающая о чувствах 17-летних. Какой ты сама была в этом возрасте? На самом деле текст песни чуть-чуть ироничный. Я смотрю на молодежь, а они все такие неопытные в любви, не понимают, как это все устроено, как люди сходятся. Над всеми этими вопросами и 17-летними девочками хочется поиронизировать. При этом песня и грустная, потому что я понимаю, что мне сейчас 29 лет, но в вопросах любви я ненамного продвинулась. Тут хоть и высмеивается юношеская уязвимость, но ты и в 30 так же уязвим перед этим непонятным чувством под названием любовь. Тебе кажется, что ты уже все осознал, но потом понимаешь, что каждый раз есть что-то новое, что нужно преодолеть, и это неисчерпаемо, как и сама жизнь. В 17 я закончила школу, не поступила в театральный институт. Я туда поступала два года, прошла до конкурса и слетела на финальном этапе. Я была очень сильно этим убита, и после двух неудачных попыток у меня не хватило воли третий раз пытать судьбу. Всю жизнь готовилась стать актрисой, поэтому у меня был переломный этап, когда я понимала, что все, я не пойду в эту сферу. Но я переориентировалась и готовилась к поступлению в литературный институт и ходила на хардкорные концерты. Была в такой панк-тусовке и уже собирала свою группу. Какие-то из идеологических установок панк-субкультуры остались с тобой во взрослой жизни? Тут нужно разделить. Есть именно идеологическая культура панк-харкдора, особая такая ветвь. Несмотря на то что они все жестко бухают, у них есть при этом в текстах правильные мысли, на них сделан акцент. Это толерантность к разным меньшинствам, это уважительное отношение к животным и протест против расизма. Собственно, все, что там заложилось, оно все и осталось. Я тоже была вегетарианкой лет с 16 до 22, потом завязала. В какой-то момент я поняла, что стала вегетарианкой, потому что того требовала тусовка. Но потом вернулась к этому осмысленно. Ты в одном из интервью сказала, что у тебя очень много молодых друзей, которым по 18-20 лет. Чем они принципиально отличаются от твоих ровесников? Все зависит от среды. Я могу сравнивать именно творческие тусовки 30-летних и молодых. Мне кажется, люди моего возраста более циничны, но, возможно, это вопрос возраста, а не поколения. Может, эти ребята тоже станут циничны и огрубеют, когда их жизнь ****** [помучает] годам к 25. Хотя, вспоминая своих друзей, понимаю, что мы изначально такие были. Я такой не была, но многие были снобами, уставшими от жизни. Дело, наверное, в том, что они юные еще, и каждый не сам по себе, а пытается больше взаимодействовать с людьми. Они более открыты и к миру, и друг к другу, и к какому-то процессу, активно выплескивают энергию, потому что она у них есть. Они проводники сегодняшнего дня. К ним нужно прислушиваться, потому что молодые немного острее чувствуют, что происходит. Надо следить за тем, как они развиваются. Ну это же клево! Они как раз вдохновляются нами и старыми какими-то штуками, а потом миксуют это с актуальной повесткой. Обмен между поколениями — это важно. Многие крутые художники и музыканты всегда тоже на коннекте с молодыми и стараются осмысливать современность, а не закрываться от нее, продолжая выражаться языком, который поблек и не может адекватно отобразить метафизику нового дня. А у тебя у самой какие отношения с собственным возрастом? У тебя же недавно был день рождения? Да, вот исполнилось 29. Есть какие-то переживания по этому поводу? Слушай, у меня пока нет никаких переживаний по этому вопросу, кроме того, что здоровье пошатнулось. Но я думаю, что это не из-за возраста, а из-за образа жизни, который я вела. Последние два года я начинаю огребать за годы юности. Есть молодые ребята, которые жестко тусят, и они все такие крутые. Немного саморазрушения, доля творчества. Я смотрю на них и думаю: «Чувак, я на тебя взгляну, когда тебе будет 29». А пока я снисходительно улыбаюсь и говорю: «Да, ты крутой, молодец». Главное — чем-то при этом в жизни заниматься, кроме тусовок. А так возраст я пока не чувствую. Но может через пять лет как-то по-другому отвечу на этот вопрос. Ты много раз упоминала, что и сама раньше решала проблемы при помощи алкоголя и тусовок. Как сейчас ты с трудностями справляешься? Я так решала их в юности и буквально до прошлой весны. А потом я остановилась, потому что накопились проблемы, от которых ты временно мог с помощью алкоголя избавиться, но которые в перспективе вообще не решались. Здоровье портилось, психосоматика, жесткий тур — и ты просто получаешь нервный срыв и оказываешься в таком состоянии, когда ты сам себе не можешь помочь. Когда мама тебя уже за ручку отводит к врачу, ты как-то серьезно к этому начинаешь относиться. В моем случае это именно так сработало. И это клево, потому что жизнь очень меняется, и я в принципе вообще перестала пить с тех пор. Много энергии появилось: ты становишься более собранным, можешь круче рулить своими делами, глубже заниматься процессами, которые касаются творчества. Ресурс просто дикий открывается. В моей жизни вот зарядка появилась. (Смеется.) А были ли у тебя какие-то безумные истории с фанатами? У меня есть дикий фанат из Минска. Он слушает меня с 15 лет и растет на моих глазах. Он везде себе поставил фамилию Кедрин, у него везде я на юзерпиках. Мы с ним на связи. И когда я поехала в Белоруссию в первый раз, человек реально вычеркивал дни из календаря. Он постоянно снимал истории, где он слушает «Ариадну» (первый альбом Кедра Ливанского — прим. Ленты.ру). И я пишу: «Блин, как ты можешь каждый день это слушать?» У меня правда сердце кровью обливалось. И была история, что я приезжаю в Минск, а он, пока едет из Бреста, пьет водку и присылает мне фотки. Я ему говорю: «Пожалуйста, осторожнее». И он приезжает на саундчек, подходит ко мне, ничего не может сказать, обнимает меня. А потом он ушел в туалет опять пить водку, а его спалили охранники и выгнали из клуба. Я просила пустить его, а они жесткие такие, чуваки слова, говорят: «Нам неважно, вы артист или не артист, мы его не пустим. Он невменяемый». В итоге я выхожу на сцену и вижу, что он стоит в первом ряду. Он так их доканал, этих мужиков, что они ответили: «Черт с тобой, заходи». Ты сейчас много гастролируешь, скоро поедешь по российским городам. Какая страна тебя больше всего вдохновила? Каждый раз это почему-то Америка. В этот раз я прямо окрыленная оттуда вернулась. Как-то меня она раскрывает, потому что это страна таких условностей. Все люди как будто нереальные, и ты там расслабляешься и перестаешь бояться. В тебе появляются штуки, которые не мог раньше транслировать. Я ездила на три недели одна, и это такой вызов. Есть время задуматься, где ты находишься, подвести итог, переосознать себя. Полноценное приключение получается. И каждый раз я что-то для себя расставляю по полочкам. Мне далеко не вся Америка нравится, но я там себя чувствую очень здорово. И не скучно. И одной не скучно тоже! Блин, я там на таком айрэнбишном стиле гоняла в Атланте: в широких штанах, с кучей цепей и колонкой шла по улице и слушала трэп. Так можно там делать, никто на тебя не посмотрит странно. Может пару респектов кинут и спросят: «Йоу, что за трек?» А в Москве, помимо любимого и родного Марьино, тебя какие места вдохновляют? Это Коломенское и Царицыно. А еще люблю в гости сходить к кому-то из друзей. В случае с Царицыно есть вопросы к тем, кто делал реставрацию, но мне нравится, что архитектурно это такая сказка. Не какой-нибудь классицизм, а что-то волшебное. Он весь такой трогательный: какие-то звездочки, шпили, залы. Ну и лес вокруг. А Коломенское вообще обожаю, особенно вид на храм. Я очень люблю нашу русскую шатровую архитектуру, ее не так много в городе осталось. У тебя на выступлениях бывают достаточно классные и интересные наряды. Ты продумываешь вопрос с одеждой? Придерживаешься какого-то образа? Нет, меня бы это ломало. Я пишу песни от себя и про себя, и, если я создаю какой-то образ, я понимаю, что люди любят эту музыку и этот образ, который на самом деле не является мною. Это плодит еще больше паранойи. Филипп Киркоров — яркий пример человека, который прятался за образ, а потом образ стал им самим. В итоге это и не он, а какой-то персонаж. У меня у самой такого нет, но, естественно, я стараюсь свой мир художественно всячески приукрасить. Но это происходило и до того, как я стала музыкантом. Просто это повышенное чувство эстетического. Я и в жизни одеваюсь как на сцене. Просто иногда чувствую себя такой рэпершей — тогда я выступаю в широких штанах, кроссовках и тверкаю. А в другой день у меня нежное настроение, я ощущаю себя нимфой и надеваю юбку и туфли. И это прикольно, что через одежду можно не только нести тренды, а выражать свою уникальность. Это тоже инструмент. Все может быть инструментом. И классно со всех сторон работать, если есть такое желание. А можно и вообще забить на это. В треке с нового альбома Kiska есть слова: «Киска сядет на лицо». Это имеет что-то общее с идеями феминизма? Нет! Это потом так случилось, потому что трек вышел почти одновременно с рекламой Reebok. Это был такой факап, случайно релиз совпал. Я думала: «Блин, какой ужас!» Потому что я не сторонник идеи, что музыка — это ответ на актуальную повестку. У меня в треке, скорее, была параллель с саундом латинского гетто. И если посмотреть какие-то видео и представить этих латинских женщин или африканок, то там есть такой вайб. Я слушала эту музыку, начала танцевать и у меня просто пришла эта идея с «Киска сядет на лицо». Я представила себя такой классной женщиной с бедрами, которая суперсексуально танцует и получает кайф. То есть это про кайф, а не про доминацию. Если сесть на лицо для русского мужчины — это доминация, то в других культурах — это обычная часть жизни людей, понимаешь? Поэтому трек про пламенный нрав и про легкость раскрытия сексуальной энергии в танце. Но ты говорила, что ты за феминизм в том смысле, чтобы девушки искали себя и не зависели от мужского мнения. Ой, не знаю, это тоже, наверное, зависит от опыта отношений с отцом. У меня в каком-то смысле это бунт, потому что отец меня вечно наказывал, а я пыталась доказать свою самостоятельность. То есть у меня был этот конфликт. А если у женщины его не было, она и так в принципе раскрыта и может слушать своего мужчину так же, как он слушает ее. Я помню это интервью — я тогда как раз рассталась с парнем и на этой волне сказала вот эту фразу. Но да, я за то, чтобы все раскрывали в себе самое лучшее. А какие тебя артистки вдохновляли при работе над Your Need? Музыкально и как личности. Лорин Хилл, Эрика Баду, Куин Латифа, Кейт Буш, Лана Дель Рей. Если брать женщин, которые не занимаются музыкой, то Хлоя Севиньи. Your Need сильно отличается от твоего дебютного альбома. Он кажется более разнообразным, чувствуется влияние хип-хопа. Планируешь продолжать такие эксперименты? Я бы сказала, что скорее даже не хип-хопа, а электроники. Да, я каждый раз ищу методы того, как проапгрейдить то, что я делаю. Потому что на каждом этапе жизни немного разное звучание, немного отличные друг от друга настроения и жанры. Поэтому я наоборот открыта к переменам, но я-то все равно остаюсь собой и возникает вопрос, как к этой трансформации гармонично прийти. Я действительно считаю, что человек в течение своей жизни меняется, и это не может не отразиться на том, что он делает. Тем более сейчас время таких быстрых трансформаций, и такое количество обрабатываемой музыки. Это раньше была эра гранжа, и она длилась пятилетку, потом на смену другая эра приходила. И артисты могли годами висеть в рамках одного направления. Сейчас другое время. Сейчас постпостмодерн, все это мешается. Все лучшие артисты, они ломают и миксуют сразу несколько условных жанров. Мне нравится такая повестка, хотелось бы с этим поработать. У тебя после третьего альбома истечет контракт с лейблом 2MR. Будешь ли ты его продлевать? Я бы хотела продолжить, но просто немного изменить условия договора. Мне важно добавить пункт, который дает мне возможность издавать релизы на других лейблах. Во-первых, каждый лейбл — это же тоже история. У меня такой лейбл, у него нет особой концепции и он достаточно либеральный. Я могу хоть гитарный альбом выдать — собственно, я и планирую это сделать, учусь сейчас активно на электрухе играть. Во-вторых, это может быть какая-то другая аудитория. Было бы тоже клево познакомить ее с музыкой. А потом, когда у тебя есть выбор, ты чувствуешь себя свободным — это тоже важное ощущение.