"Больше нет рака, больше нет боли". Отрывок из автобиографии Элтона Джона

В своей единственной автобиографии "Я — Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь. Автобиография", публикуемой в издательстве "Эксмо", музыкант иронично и очень искренне рассказывает о своей экстраординарной жизни (которая вначале была более чем ординарной) и музыкальной карьере. Джон не экспериментирует с формой и начинает свой рассказ с детских воспоминаний, скрупулезно ведя читателя к неизбежному моменту, когда к музыканту пришла мировая слава. Он не очень серьезно относится к самому себе и без утайки пишет о маминых побоях, нелюдимом отце, дурацких нарядах, поздно проснувшейся сексуальности, неудавшейся женитьбе и неудачных попытках отравится газом и утопиться в бассейне. События публикуемого отрывка происходят, когда Реджинальд Дуайт (настоящее имя Элтона Джона) уже обрел своего спутника жизни и двух сыновей — Закари и Элайджу. В то время он стоял перед сложным выбором: продолжать заниматься собственной карьерой, но пропустить все важные события в жизни собственных детей, или распрощаться со сценой и посвятить себя семье. Тогда, незадолго до его 70-летия, артиста ошарашили страшной новостью — у него нашли рак. Дэвид вручил мне большой лист бумаги, на котором обозначил все даты, связанные с обучением Закари и Элайджи: когда начинается каждый семестр, сколько времени продолжаются каникулы, в каком году они пойдут в начальную школу, в каком в среднюю, и так далее; когда и какие экзамены будут сдавать. — Видишь? — спросил он. — Скажи, какие именно события из жизни мальчиков ты не хочешь пропускать? Я считаю, что твой гастрольный график надо строить с учетом их расписания. Я внимательно посмотрел на лист бумаги и понял: а ведь это — карта жизни наших сыновей! К последним обозначенным датам они будут уже подростками, молодыми людьми. А мне перевалит за семьдесят. Я долго думал, потом сказал: — Не хочу пропускать ничего. Ни одного события. Дэвид поднял брови: — В таком случае тебе придется изменить свою жизнь. Подумай о том, чтобы вообще отказаться от гастролей. Это было очень сложное решение. Я всегда считал себя гастролирующим музыкантом, точно таким же, как во времена "Блюзологии", когда мы раскатывали по дорогам страны в фургоне, купленном на деньги Арнольда Тендлера. И я говорю это не из ложной скромности. Конечно, сегодня я уже не тот, каким был в шестидесятые, — если честно, не могу даже вспомнить, когда в последний раз приезжал на концерт в фургоне. Но мое внутреннее состояние — если хотите, самоощущение — осталось прежним. Ведь как это было тогда? У тебя запланирован концерт, ты едешь и отыгрываешь его, этим ты зарабатываешь на жизнь, потому что ты — профессиональный музыкант. И я гордился тем, что мой график не изменился, что он такой же, как в начале семидесятых. Конечно, залы, где я выступаю, больше и лучше; я останавливаюсь в отличных отелях, езжу комфортабельным транспортом и уже не прячусь в туалете от девушек-группис. Даже самые упорные из них давным-давно усвоили: на Элтона Джона их чары не действуют. Но количество концертов все то же — сто двадцать или сто тридцать в год. И сколько бы я ни сыграл, на следующий год хочу отыграть еще больше. Я даже составил список стран, в которых еще не выступал. Например, в Египте — правда, туда меня не пустили, потому что я гей. И потом, я всегда считал, что истинное счастье — это умереть на сцене. Но расписание Дэвида все перевернуло. Мои дети будут расти и взрослеть только один раз. И я не хочу пропустить важные моменты их роста из-за того, что выступаю в Мэдисон-сквер-гарден, или в лос-анджелесском "Стейплс-центре", или на "Тако Белл Арена" в Айдахо, да простят меня мои поклонники. Я хочу быть рядом со своими детьми, с Закари и с Элайджей, — наконец в моей жизни появилось то, что так же важно, как сцена. Или даже важнее. И мы начали планировать прощальное турне, понимая, что оно должно стать куда более ярким и зрелищным, чем все мои прежние выступления, — прощальный светлый праздник, дань благодарности людям, которые долгие годы покупали мои альбомы и билеты на концерты. Подготовка к турне шла полным ходом, как вдруг, во время обычного планового обследования, выяснилось, что у меня рак. Доктор обратил внимание, что в крови у меня слегка повышен уровень специфических антигенов предстательной железы, и отправил к онкологу на биопсию. Анализ пришел плохой. Я был потрясен. Странно: в далекие восьмидесятые, когда меня пугали раком горла, я не испытал такого шока — наверное, из-за того, что сейчас у меня нашли именно рак простаты. Дело нешуточное, но очень распространенное; болезнь диагностировали на самой ранней стадии, и к тому же мне повезло: мой организм быстро справляется с самыми разными хворями. У меня и раньше случались серьезные проблемы со здоровьем — но не тут-то было. Правда, однажды мне пришлось пропустить свадьбу Дэвида и Виктории Бэкхем. Утром, играя в теннис, я почувствовал головокружение и уже в машине по дороге в аэропорт потерял сознание. Меня отвезли в больницу, проверили сердце и все остальное, а потом поставили диагноз: инфекция внутреннего уха. На следующий день утром я опять играл в теннис. Дэвид, выглянув из окна, крикнул, чтобы я остановился. Всем известно: нельзя отрывать меня от игры в теннис — вспомните инцидент из "Истерик и тиар", где я обещаю немедленно покинуть Францию и больше никогда не возвращаться только потому, что поклонник помахал мне рукой и крикнул "Йухуу!" как раз во время подачи. Только я собрался выругать Дэвида, как он объяснил, что звонили из больницы. Они ошиблись — у меня не инфекция уха, а сердечная недостаточность, и я должен немедленно лететь в Лондон, чтобы поставить кардиостимулятор. В больнице я пробыл всего одну ночь и чувствовал себя прекрасно. Жить с кардиостимулятором мне по душе: энергии только прибавилось. Помню, как отыграл девять концертов, совершил перелет продолжительностью сутки и выступил с группой Coldplay на фандрайзинговом балу Фонда по борьбе со СПИДом — и все это с лопнувшим аппендиксом. Врачи предупреждали, что инфекция распространяется по кишечнику, и чувствовал я себя на редкость дерьмово, но все равно продолжал работать. А ведь запросто мог помереть: обычно при разрыве аппендикса начинается перитонит, и через несколько дней ты труп. В итоге мне вырезали аппендицит, пару дней я провел в больнице под морфием, наслаждаясь галлюцинациями — не вру, действительно наслаждался, — и пару недель восстанавливал здоровье в Ницце. А затем вернулся к работе. Да, я такой. Если бы не здоровые гены и крепкая конституция, я бы отбросил коньки много лет назад в эпоху увлечения наркотой. Онколог сказал, что у меня есть два варианта. Первый — операция по удалению простаты. Второй — курсы облучения и химиотерапии, то есть в клинику надо будет приехать раз десять-двенадцать. Естественно, я выбрал операцию. Многие мужчины отказываются от такого варианта: это серьезное оперативное вмешательство, после которого примерно год нельзя заниматься сексом, к тому же некоторое время приходится контролировать работу мочевого пузыря. Но мои дети помогли мне принять решение. Никому не хотелось, чтобы рак висел надо мной — над нами, — как дамоклов меч долгие годы: лучше уж сразу избавиться от этой дряни. Операцию мне сделали в Лос-Анджелесе, быстро и тайно. Мы сделали все, чтобы слухи о болезни не просочились в прессу: не хватало только, чтобы газеты разразились истерическими статьями с фотографиями нашего дома. Операция прошла успешно. Как выяснилось, опухоль затронула обе доли предстательной железы, и целенаправленное облучение не помогло бы. Значит, мы приняли правильное решение. Спустя десять дней я вернулся на сцену в "Цезарь Палас". Но почти сразу по приезде в Лас-Вегас мне стало ясно: что-то не так. Утром я проснулся с ощущением легкого дискомфорта. В течение дня боль усиливалась и ко времени выхода на сцену стала невыносимой. Я едва сдерживал слезы. Группа предложила отменить шоу, но я отказался. Прежде чем вы начнете превозносить мою храбрость и верность профессии, должен объяснить: дело вовсе не в том, что я такой стойкий оловянный солдатик и что «шоу должно продолжаться». Просто я решил, что лучше уж выйти на сцену, чем корчиться от боли дома. Отчасти это помогло. По крайней мере, я отвлекся от мрачных мыслей о болезни, особенно когда осознал, что последствия операции начинают сказываться на мочевом пузыре. Забавно. Если бы только публика знала! Процесс писанья перед залом, где сидят четыре тысячи человек, конечно, может сделать твой день, но это нехороший признак. Как выяснилось, у меня возникло очень редкое и неожиданное послеоперационное осложнение: из лимфатических узлов сочилась жидкость. В больнице ее осушили, и боль прошла. Потом жидкость снова скопилась в лимфоузлах, и боль вернулась. Замечательно: меня ждал еще один мучительный вечер на сцене "Цезарь Паласа". Цикл страданий повторялся месяца два с половиной, а потом неожиданно все прошло после плановой колоноскопии за несколько дней до моего семидесятилетия. Мы праздновали его в "Ред Студиос" в Голливуде. Дэвид сделал мне сюрприз: привез из Лондона Закари и Элайджу. На торжестве выступали Райан Адамс, Розанна Кэш и Леди Гага. Принц Гарри прислал забавное видео: в очках "Элтон Джон" он поздравил меня с днем рождения и пожелал всего самого лучшего. Выступил специальный гость Стиви Уандер — видимо, он забыл, как я отказывался выйти из спальни, когда он собирался спеть мне "С днем рожденья тебя" на борту "Старшипа" сорок четыре года назад. Или же просто простил мне это. Приехал Берни с женой и двумя младшими дочерьми — для нас с ним это был праздник вдвойне, ведь мы впервые встретились ровно пятьдесят лет назад, в 1967 году. Мы вместе позировали фотографам: я в коричневом костюме с атласной отделкой, в рубашке с рюшами и бархатных слиперах, он в джинсах, с короткой стрижкой и татуированными руками. Полная противоположность друг другу. Ну точно как в тот день, когда Берни впервые приехал в Лондон из Оумби-бай-Спитал. Теперь он снова жил в сельской местности — купил ранчо в Санта-Барбаре; отчасти вернулся к своим корням, а отчасти превратился в героя Дикого Запада, о которых он так любил писать; в общем — типичный персонаж из альбома Tumbleweed Connection. Кстати, он выиграл конкурс по разведению домашнего скота — правда-правда, я не шучу! Недавно музей "Тейт Модерн" устраивал выставку фотографий двадцать первого века из моей обширной коллекции. И одним из главных экспонатов стал постер работы Ман Рэя — тот самый, что мы с Берни купили, стараясь как-то украсить спальню в Фроум Корт, только уже не копия, а оригинал. Мы с Берни — два полюса. Просто удивительно, как нам удалось так долго проработать вместе! Впрочем, я никогда не мог понять, как работает механизм нашего совместного сочинения песен. Он просто работал. И продолжает работать. Вечер получился волшебный. Честно, я прекрасно могу прожить без мероприятий, где меня чествуют, — я вообще не любитель комплиментов. Но настроение тогда было чудесное. Больше нет рака, больше нет боли. Операция прошла успешно. Осложнения устранены. Я собираюсь на гастроли по Южной Америке в компании Джеймса Тейлора. Все возвращается на круги своя. А потом я едва не умер.

"Больше нет рака, больше нет боли". Отрывок из автобиографии Элтона Джона
© ТАСС