Мария Захарова: у меня нет ни суфлёра, ни бегущей строки

Официальный представитель МИД России Мария Захарова в интервью News.ru рассказала о нюансах своей работы, активности в социальных сетях, взаимодействии с министром иностранных дел Сергеем Лавровым и своём увлечении творчеством. Визит в Китай — Мария Владимировна, недавно вы были в Китае с визитом, где общались со своей визави (официальный представитель МИД КНР Хуа Чуньин. — News.ru). Я знаю, что это не первая ваша такого рода поездка, вы были и в других странах. Скажите, какие темы вы обсуждаете? — Я участвовала в консультациях по информационной проблематике, в этот раз они состоялись в Пекине. Это традиционная форма взаимодействия с нашими коллегами из других внешнеполитических ведомств. В рамках плана межмидовских консультаций мы сначала подтверждаем принципиальное согласие сторон о проведении подобного обмена мнениями, затем реализуем. Консультации обычно посвящены обмену опытом или рассмотрению международных проблем в сфере информации: мы делимся опытом выстраивания работы пресс-служб, тем, как реагировать на какие-то вещи, реализуем совместные проекты. Затрагиваем в том числе и проблемные вопросы. Учитывая, что российские корреспонденты работают за рубежом, а иностранные корреспонденты в Москве, таких вопросов накапливается немало. В ходе встреч мы их обсуждаем и находим какие-то развязки. — С какими проблемами могут столкнуться российские журналисты, работая за рубежом? — Таких проблем очень много. Нередко наши журналисты жалуются на двойные стандарты. Проблема не в том, что это наша пресса, а в том, что так складываются отношения у конкретных журналистов. Бывает, что местная сторона говорит о том, что российские журналисты нарушают правила аккредитации. Накапливаются технические, а иногда даже бытовые проблемы, которые надо решать. Есть различия в законодательстве, в традициях, иногда возникают вопросы технических возможностей. Например, съёмка с дронов. В каких-то городах и странах она легализована, не нужно оформлять специальные документы, а в каких-то странах наоборот. Это касается и особо охраняемых объектов, военных объектов. Проблемы бывают разного характера, даже просто какие-то недоразумения. Мы должны обсуждать эти вопросы, находить какие-то развязки. Бывают ситуации, связанные с нынешним очень драматичным периодом в международных отношениях. Речь идёт о выдавливании целым рядом стран российских СМИ и российского новостного контента из мировых медиа, из мировой информационной повестки. Это делается за счёт невыдачи виз, аккредитации, с помощью публичных обвинений в пропаганде. В целом ряде стран, к сожалению, существует практика по блокированию работы аккредитованных в них российских СМИ в прямом смысле этого слова: речь идёт о блокировании счетов, аккаунтов, «вызовах на ковёр» в различные государственные структуры, внезапных проверках, отзыве лицензии и так далее. С китайскими коллегами мы в этот раз сфокусировались на совершенно особенной теме, которая связана с использованием информационных технологий для вмешательства во внутренние дела других государств со стороны, прежде всего, США, а также тех стран, которые входят в блок НАТО и в ЕС. Мы обменялись опытом распознания подобных форм вмешательства и противодействия им и пришли к общему мнению о том, что во многом используем идентичные методы. Реагируем мы по-разному и на разных уровнях, но та линейка инструментов, которую Запад активно использует для вмешательства во внутренние дела России и Китая во многом схожа, практически совпадает. О соцсетях и просьбах — Вы представлены в соцсетях, ведёте свою страничку в Facebook. Были ли у вас планы выйти на какие-то другие медийные площадки, например, завести аккаунт в Twitter? — Я веду свою страницу в Facebook и в Instagram. Это личные страницы, они не привязаны непосредственно к моей должности. Я их завела ещё до своего назначения, веду их сама, делюсь впечатлениями, но при этом выступаю и в качестве эксперта. С приходом социальных сетей и новых средств распространения информации, новых средств массовой коммуникации представление о медийности и о медийной активности изменилось. Ещё лет 20 назад можно было чётко сказать, где проходит водораздел между профессиональной деятельностью и личной жизнью. Но как можно провести эту линию сейчас, когда мы 24 часа в сутки так или иначе находимся в информационном поле, даже того не желая? Например, каждый день я вижу в Instagram как меня отмечают пользователи. Получается, даже не публикуя какое-то время материалы в Instagram, я всё равно там присутствую. Мы неоднократно затрагивали этот вопрос на различных медийных конференциях и форумах: невозможно требовать от человека выбрать, в какой ипостаси он представлен в соцсетях. Поэтому я выступаю у себя на странице в Facebook с экспертными оценками. Конечно, это ни в коем случае не подменяет официальные ресурсы — у МИДа свои аккаунты. Других планов по расширению своего присутствия в социальных сетях у меня нет, если говорить о тех платформах, которые хорошо известны российскому пользователю. Но в то же время у меня есть желание расширить географию. — Вам в личные сообщения в Facebook пишут простые люди. О чём обычно спрашивают? — Даже не задавайте мне этого вопроса, вы никогда не поверите, о чём рассказывают, о чём просят, что предлагают. Мне кажется, я уже получала все виды предложений и просьб. Бывают комические сообщения, трагические, призывы о помощи, пишут и оскорбления. Каких только нет сообщений, кто только не пишет. Я могу привести несколько примеров. Были просьбы ознакомиться с книгами от их авторов. Книга может быть на любую тему: от здорового образа жизни до исторических, аналитических заметок, часто предлагают их обсудить. Иногда пытаются привлечь внимание к какой-то проблеме, например региональной, вплоть до того, что «посмотрите, вот у нас на улице...», совершенно не отдавая себе отчёта в том, что я занимаюсь вопросами внешней политики. Бывают вопросы, связанные с помощью людям в сложной жизненной ситуации, опять же не только за рубежом, но и у нас в стране. Просят войти в положение, оказать какое-то содействие. Чтобы вы понимали, одна из отнюдь не экстравагантных просьб, а скорее обыденных поступила от Донецкого приюта для животных. Действительно, когда в регионе ведутся боевые действия, связанные с внутриукраинским конфликтом, и мы наблюдаем большое количество беженцев и перемещённых лиц, людей, которые остаются без крова, то встает проблема в том числе и домашних животных, которые оказываются на улице по целому ряду причин. Когда рядом взрываются снаряды, мы в первую очередь думаем о людях, но проблема с животными никуда не уходит. Она потом становится проблемой людей. В число важных вопросов входит вакцинация животных, их содержание, лечение. Приют обратился ко мне с просьбой оказать информационное содействие, помощь. Мы этим занимались. Пользуясь возможностью, хочу попросить оказать им содействие. Мы им помогаем, но, может, у кого-то тоже есть такая возможность. Закулисье брифингов — Расскажите, как вы готовитесь к еженедельным брифингам? — Это не мои брифинги, а министерства иностранных дел. Подготовка осуществляется не на личностном уровне. Есть отдел брифингов, который готовит материалы по актуальным международным событиям, по тем темам, которые разъясняют российские подходы или шаги России. Конечно, мы учитываем те вопросы, которые нам поступают за неделю и накануне. Есть и вопросы, которые задают из зала. Мы никогда не знаем, кто и что спросит, но можно просчитать те темы, которые будут интересовать журналистов. Мы отвечаем на вопросы в ежедневном формате, а не только раз в неделю на брифинге или на пресс-конференции руководства министерства. Каждый день мы получаем десятки запросов. Из них становится понятно, какие темы будут волновать журналистов. Но всё равно это больше похоже на рулетку. — Есть ли такие вопросы на брифингах, на которые вам лично сложно отвечать? — Да, конечно. Это те вопросы, которые звучат, как заявления. Люди приходят не столько узнать ответ, сколько выступить, сделать прокламацию, провести некий перформанс. Зачастую это длинные вопросы как правило с ангажированной точкой зрения. Иногда это вовсе и не вопрос: человеку нужно высказаться, заявить о себе. Многие, кстати, в этот момент себя ещё и снимают. Это особый случай, когда приходят люди и снимают собственный вопрос в виде заявления на видео, но при этом, как только начинается мой ответ, выключают кнопку, им уже вторая часть менее интересна, они себя показали. Вот с такими случаями действительно не просто. В 99,9% случаев вопросы задают журналисты, которые по-настоящему занимаются международной темой и следят за ней. Им нужно что-то уточнить, либо получить развернутый ответ глобального характера. — Вам иногда на брифингах дарят подарки. Я помню был даже национальный болгарский костюм. Как вы к этому относитесь? — Мне кажется, это не столько проявление личного внимания, сколько желание показать или передать «виртуальный привет» от своей страны, от своего народа. Многие аккредитованные в Москве зарубежные журналисты воспринимаются своей аудиторией как некие посланники народной дипломатии. Они получают письма с просьбой что-то спросить, что-то передать, в том числе и приглашение. Во время брифингов очень многие приглашают меня приехать в тот или иной город, передают какие-то петиции, даже приглашения от зарубежных регионов. Меня по-настоящему радует народное творчество. Такие подарки очень приятно получать. Правда это идёт не в мой личный архив. У нас есть экспозиция подарков, которые мы получаем в ходе брифингов. На них можно посмотреть. — А где она находится? — У нас в пресс-центре, и часть мы выставили. Сейчас мы готовим стационарную экспозицию. Есть и витрины, и шкафы, в которых мы всё выставляем. — Скажите, был ли подарок, который запомнился больше других? — Который подарили на брифинге? Наверное, это национальный костюм Болгарии. Были подарки, связанные с символикой двухсторонних отношений. Один журналист принёс картину — результат коллективного творчества иностранных корреспондентов. Они изобразили себя на брифинге и меня. Это большое полотно. Теперь такая занимательная вещь висит у меня в кабинете. — Часто во время брифингов вы делаете пометки в телефоне. Расскажите, что вы пишите? — Это не пометки, их я пишу от руки на бумаге в папке с материалами к брифингу. В телефоне я смотрю сообщения, которые отправляет наш отдел мониторинга о том, что что-то произошло, какие-то топовые новости. Бывает и такое, что прошу уточнить действительно ли произошло то, о чём только что меня спросили, чтобы подтвердить, либо опровергнуть информацию. Не хочется оставлять вопросы без ответов. На самом деле очень сложно говорить и писать одновременно и делать всё это в прямом эфире. Иногда мои коллеги, которые следят за брифингом, слышат вопрос и понимают, что у меня ещё нет этой информации, и отправляют мне её, если того требует острота момента. Но у меня нет ни суфлера, ни бегущей строки. — Вам никогда не хотелось заменить папку для брифингов на планшет? — Нет. Современные технологии позволяют внедрить любую техническую новинку, но мне удобно с папкой, я к ней привыкла. Бумажный носитель оптимален с той точки зрения, что на нём можно что-то подчеркнуть. Иногда материал приходит в последний момент и на компьютере не всегда можно быстро это сделать или что-то записать, поменять местами абзацы, а от руки это можно. К тому же я научена горьким опытом. В моей жизни был момент, когда я брала интервью. Это было одно из моих первых интервью и на тот момент у меня был новейший диктофон, который работал на маленьких дисках. Я взяла этот диктофон на интервью, у меня была потрясающая беседа с очень интересным человеком, она длилась часа два. После этого я поняла, что не совсем разобралась в кнопках на диктофоне или у него просто не был заряжен аккумулятор, что-то произошло, и ничего из нашей беседы не записалось. Это меня научило, что носители должны быть прочными, не должны подводить, их должно быть несколько. Ничего более надёжного, нежели папка и рядом лежащий электронный девайс для дублирования и оперативного поиска информации, пока не существует. — Позвольте спросить, чем закончилась эта история с диктофоном? — Ничем. У меня, честно говоря, не хватило наглости попросить о втором интервью. Но при этом история повторилась через много лет, когда я оказалась в аналогичной ситуации. Это было в Крыму, у меня сначала был брифинг, а потом три или четыре интервью подряд. Самое длинное из них шло часа полтора, чуть ли не два. Оно было завершающим по программе, после него я должна была куда-то ехать, была поздняя ночь. И вдруг выяснилось, что у журналистов ничего не записалось. Если бы не мой собственный опыт, то я, конечно, сказала бы: «Ребят, не судьба, давайте в следующий раз». Я была настолько уставшей, вымотанной, у меня не было сил, голова разрывалась от боли, где-то полторы минуты у меня шла если не внутренняя борьба, то переоценка всей ситуации. Я задала сама себе вопрос: «А у меня хватит сил?». Решающей стала та история с диктофоном, и я сказала: «Да, пишем ещё раз». Ты можешь быть прекрасно подготовлен, всё знать, уметь, но всякое в жизни случается, и в таких ситуациях, если ты видишь, что люди делают максимум, качественно выполняют свою работу, задают интересные вопросы, нужно давать второй шанс. И мы записали интервью ещё раз. Оно длилось два часа. Меня потом отпаивали кофе, это был настоящий марафон. Мы начали работу с самого утра, только сойдя с самолёта. Эта история стала для меня очень поучительной. Таких историй в моей жизни немало, когда ты не понимаешь, зачем тебе нужен был этот малоприятный опыт, а потом, спустя годы, ты вдруг осознаёшь, что он может послужить тебе примером. О работе с Лавровым и женщинах в МИДе — Говоря о личном опыте. Есть ли кто-то, на кого, вам хотелось бы равняться, брать пример в своей работе? — Есть очень много людей, которые встречались мне на жизненном пути, формировали моё представление о жизни. Я думаю, что номер один — это мои родители, бабушки-дедушки, моя семья. Они меня воспитали, подарили бесценный опыт общения. Очень важна атмосфера. Преподаватели в школе, в институте, первое руководство на работе — было много людей, на которых я не столько равнялась, сколько перенимала опыт. Если говорить о кумирах, то я всегда с большой осторожностью отношусь к очарованию кем-то. Как правило это приводит к сожалению. Всегда должен присутствовать критичный взгляд на себя, на обстоятельства, на людей. Не предвзятость, а понимание того, что в жизни бывает всякое и нужно оставаться вне плена собственных иллюзий. Слава Богу, в моей жизни было немало людей, которые сформировали моё мировоззрение, которые делились опытом или даже не представляли, что я этот опыт аккумулирую. — Как вам атмосфера МИДа, если учитывать, что в министерстве довольно мало женщин-руководителей? — Я много раз отвечала на вопрос о причинах того, почему на руководящих постах в МИДе женщин меньше, чем мужчин. Только с самого конца 80-х — начала 90-х женщины стали активно поступать в вузы по специализациям «дипломатия и международные отношения», «международное право». МИД России до 90-х годов был закрытым, сугубо мужским царством, а потом всё изменилось и пошёл естественный приток. Ключевой фактор — это отсутствие искусственных обстоятельств, квот, уравнивания опытных и не опытных в вопросах карьерного роста просто на основе того, что женщин должно быть больше. Нет дискриминации, есть живая, нормальная работа. И, мне кажется, говорить о том, что «женщин мало, потому что...» и дальше называть какие-то обстоятельства просто невозможно. В МИДе очень много женщин, и они достигают карьерных высот естественным путем, профессионально работая. Да, есть какие-то реальные обстоятельства, у многих семьи, многие делают выбор в пользу семьи, кто-то отказывается от карьеры, кто-то сочетает, идёт на компромисс. Некоторые уходят и возвращаются после того, как появляется прибавление в семействе. Очевидно, что на уровне начальников отделов и заместителей директоров департаментов женщин стало намного больше. — Расскажите, каково работать с Сергеем Лавровым? — Мне кажется, это целый особый мир знаний и опыта, уникальная возможность наблюдать, что такое высший пилотаж в нашей профессии. Ты видишь, как работает человек, который является абсолютным авторитетом даже для тех, кто не может назвать себя нашими друзьями в международных делах. Шитьё, песни и стихи — Два года назад на московском кинофестивале вы появились в красивом зеленом платье, которое было сделано по вашему эскизу. Не было ли у вас желания продолжить сотрудничество с российскими дизайнерами? — У меня нет такого желания. Я считаю, что ты должен заниматься тем, чем хочется, но на профессиональном уровне. Не думаю, что это можно реализовать без соответствующей подготовки. Мне это всегда казалось очень странным. Я придумала для себя платье, но это была просто идея, которую реализовала наша российская фирма. Заниматься этим в дальнейшем — нет. Я шью для себя. Мне, например, нравится шить шторы, раньше я даже шила одежду. У меня есть платья, которые я сама сшила в студенческие годы, когда не было ни денег, ни возможностей, и в первые годы на работе, когда зарплату практически не платили, но надо было во что-то одеваться. — Я знаю, что помимо этого вы пишите тексты песен, стихи. — Я не могу назвать это стихами или поэзией. Это какая-то эмоциональная история, чувства, ощущения, которые сами откуда-то приходят. — Я думаю, что в МИДе есть сотрудники, которые разделяют ваши увлечения. — Их очень много. Они не «разделяют моё увлечение», а пишут прекрасные стихи. У нас издается специальный сборник. Существует Ассоциация дипломатов «Отдушина». В неё входят люди, которые увлекаются поэзией и сами пишут. Они уже много лет издают сборники стихов. Кто-то пишет под своим именем, кто-то публикует свои произведения под псевдонимом. Я в этом не участвую. — Сергей Викторович тоже известен тем, что пишет стихи. И недавно в «Русском пионере» вышел его последний стих. — Он не последний. — Лавров показывал его Вам перед публикацией? — Он передал его мне, чтобы я направила стих в издание. Конечно, я его видела. — Вы обсуждаете своё творчество? — С кем? — С Сергеем Викторовичем. — Нет. Своё нет. — А его? — Когда мы наблюдаем всплеск интереса к его стихам, я показываю ему некоторые отзывы, мы направляем ему материалы: кто прокомментировал его стихи, сказали ли что-то забавное или наоборот серьёзное, были ли критические оценки, позитивные отклики. Последних действительно много. Поэтому я не могу сказать, что мы обсуждаем его творчество, речь скорее идёт об информационной работе. Когда у меня что-то выходит, я показываю своим близким, друзьям или коллегам. И Сергею Викторовичу тоже отправляю, но не обсуждаю. Я спрашивала его совета в отношении моей первой песни. Не только совета, но и разрешения, насколько он считает это уместным. Речь идёт о песне «Верните память». Я отправила ему демо задолго до её официального выхода и получила удивительный ответ. Он сказал: «Быстрее, быстрее публикуй». Я говорю: «Послушайте, это зависит не от меня, я не музыкальный продюсер, но мой текст положили на музыку, не исключено, что песня появится в публичном пространстве. Хотела спросить у Вас как у опытного поэта, человека, который исполняет песни под гитару». Сергей Викторович сказал мне такие слова: «Сделай так, чтобы её услышали». Таким было его напутствие. — Это очень высокая оценка. — Не то слово. Потому что тут всё сошлось: его жизненный опыт, отношение к литературе, к стихам, к песням. У меня есть понимание того, что моё творчество будет оцениваться по-разному. Будут и критические, и лирические оценки. В совокупности это была очень ценная поддержка, и она меня удивила. Я думала, что он скажет: «Хорошо, нормально». Меня удивило, то, что это была фраза «скорей и обязательно». Обычно люди избегают подобных эмоциональных слов, но он очень щедрый человек в вопросе оказания поддержки и эмоциональной помощи людям, которые занимаются творчеством. Для него самое главное, как мне кажется, видеть искренность. Я видела, как многие люди, которые начинали свой путь в дипломатии, на государственной службе, в каких-то творческих проектах, обращались за советом и поддержкой к нему. Широта души и взглядов Лаврова удивляет. Я не часто встречала подобное. Общественный транспорт и слава — Немного странный вопрос... — Я привыкла. Удивите меня! — Вы ездите на метро? — Да. — Часто? — Не часто, но езжу по мере необходимости, когда понимаю, что в пробке стоять два часа, а на метро можно доехать за 20 минут. Также я делаю так, когда иду в театр или в кино в выходные дни, ведь нужно не только доехать до места, но и найти парковку. Метро у нас рядом, да и в центре очень удобно. Мои поездки складываются по-разному. Мне очень понравилось, как однажды я зашла в вагон, и люди начали отступать от меня, а одна женщина сказала другой: «Что это они начали в метро-то спускаться?». Бывает и такое. — Вас часто узнают на улицах? — Бывает. — Подходят? Что говорят? — Очень сложно понять людей, которых узнают на улице, и причины, по которым они ведут себя так или иначе, пока ты сам с этим не соприкоснёшься. Не так просто, когда к тебе подходят, ты куда-то спешишь, а у человека есть жизненно важный вопрос. И этот человек понимает, что у него не будет другого шанса его задать или о чём-то попросить. Не хочется никого обижать не из-за дипломатичности или церемониальности, а потому что ты просто проецируешь всё на себя, и понимаешь, что, будь ты на его месте, твоя ситуация была настолько же отчаянной, ты бы тоже подошёл и тоже спросил. С другой стороны, я понимаю, почему многие, кто узнаваем, пытаются избежать внезапных контактов, это непросто. У тебя назначена встреча, есть график, под который подстраивается большое количество людей, или ты просто плохо себя чувствуешь, устал, а к тебе подходят люди. Ты же не можешь им ответить, не вникая в вопрос, или отмахнуться. Ты должен выслушать, отреагировать на то, что тебе сказали. То же самое и с фотографиями. Я помню, была история с актёрами, они сказали о том, что не всегда могут или хотят фотографироваться, когда их об этом просят. Это вызвало большую волну критики: ну как же так. Для меня приоритетна человеческая реакция, искреннее желание человека сфотографироваться. Возможно, человек не может по-другому выразить то тепло, которое он к тебе испытывает. Иногда слова поддержки и благодарности укладываются во фразу: «Можно с Вами сфотографироваться? Я всем буду показывать». Я не могу относиться к этому со снобизмом, даже если не люблю фотографироваться или считаю, что сейчас не готова. Единственное, у меня появляются вопросы, когда просят подписать чужие книги. Мне всегда казалось, что можно подписывать только свои.